Шулер с бубновым тузом - Наталья Солнцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Калиостро вдруг умолк, внимательно наблюдая за Глорией своими выпуклыми темными глазами.
— История об ожерелье королевы так полюбилась репортерам и писателям, что вы можете прочитать о приключениях Жанны де Ламотт у незабвенного Дюма-отца, к примеру… или у великолепного Стефана Цвейга в его романе «Мария-Антуанетта», — добавил призрак. — Подробности сего громкого дела уже навязли в зубах. Только ленивый не писал о бесследно исчезнувшем бриллиантовом колье. А вопросов осталось больше, чем ответов.
— Вы хотите раскрыть это преступление с моей помощью? — поразилась Глория.
Граф взмахнул кружевными манжетами.
— Милая дама, мне уже все равно, кто виноват и куда подевались камни. Я даже не настаиваю на восстановлении моего доброго имени. Я совершил ошибку, уступив слезным мольбам Лоренцы, и теперь расплачиваюсь.
— Что же привело вас ко мне?
— Любопытство, — огорошил ее призрак. — До меня дошли слухи, что кое-кто опять пытается вытащить на свет божий проклятые алмазы.
Он щелкнул в воздухе пальцами, унизанными драгоценными перстнями, и сердито нахмурился.
Глория усиленно соображала, чего хочет от нее Калиостро.
— Что случилось с Жанной после бегства из тюрьмы? — спросила она.
— Считается, что беглянка в припадке безумия выпала из окна лондонской гостиницы, — пробормотал он после короткой паузы.
— Считается?
— Запись о ее кончине в церковной книге вызвала у меня сомнения, — заявил граф. — Могилы графини де Ламотт в Лондоне я не видел.
— Могила еще ничего не доказывает, — заметила Глория.
— Верно. Инсценировать свою смерть — отличный способ исчезнуть. Жанна не первая и не последняя, кто прибегает к нему.
— В любом случае она мертва. С тех пор, как…
Призрак не дал ей договорить.
— Время — всего лишь иллюзия. Вам еще предстоит убедиться в зыбкости иллюзий.
Глория промолчала.
— Вы должны помочь мне, — потребовал Калиостро.
— В чем? В поисках ожерелья?
— Я наложил заклятие на эти камни! — с пафосом воскликнул он.
— Каждого, кто прикоснется к ним, настигнет смерть? — прищурилась Глория. — Рано или поздно она настигнет всех.
— В языке древних египтян, да будет вам известно, не существовало понятия «смерть». Иероглиф, который они использовали для обозначения окончания земного пути, трактуется как «движение на запад». А там, где выход, там обычно и вход. Ха-ха-ха! — рассмеялся граф, довольный своим намеком.
— В чем же тогда смысл вашего заклятия?
— Похвально, — захлопал в ладоши призрак. — Вы умны. Понимаю, почему Агафон выбрал вас в преемницы. Это не комплимент, поверьте. Это — констатация факта.
— Вы знали Агафона?
— Скажем так: мы знакомы…
— Вернемся к заклятию.
— Вы настойчивы, как все представительницы прекрасного пола. Впрочем, вам это идет. Я не так глуп, чтобы заклинать драгоценности смертью. Кого и когда она пугала, если речь шла о большом куше? Я поступил по-другому, — самодовольно заявил Калиостро. — Я наделил ожерелье… невоспользованностью.
— Простите? — не поняла Глория.
— Его можно отыскать, им можно завладеть, но им нельзя воспользоваться. Вот в чем фокус! — захохотал он. — Эти камни ослепляют. Если кто-нибудь рискнет надеть их, они будут жечь кожу, подобно раскаленным углям. Тот, кто захочет продать их, лишится рассудка. Они так потрясающе хороши, что с ними невозможно расстаться.
Глория задумалась. Господин Калиостро блуждает вокруг да около. Что ему нужно?
— Вы же говорили, что не знаете, где бриллианты, — напомнила она.
— Для заклятия мне не обязательно их видеть или знать, где они находятся. Достаточно вообразить себе предмет, на который накладывается магическая формула, и дело в шляпе!
Глория состроила скептическую мину.
— Вы мне не верите? — огорчился граф. — Хотя чему удивляться? Меня опорочили, навесили ярлык шарлатана. Но вы-то должны понимать, кто перед вами. Признаться, у меня случались неудачи. Однако их было меньше, чем мне приписывают. Я не сумел исцелить всех, кто ко мне обращался, но ведь я не Бог! Многие выздоравливали, отведав моих чудодейственных снадобий. Я сам виноват, взявшись за ремесло лекаря…
Он пустился в рассуждения, которые Глория пропускала мимо ушей. Призрак явился неспроста. Его визит — пролог будущих событий. И события эти связаны с пропавшим более двух веков назад ожерельем.
— Вижу сомнения на вашем прелестном лице! — сокрушался Калиостро. — Разве вы не слышали, как я превратил ржавый гвоздь в отменный стилет? Об этом разболтал стражник из крепости Святого Льва, куда меня заключили гнить заживо. А будучи на свободе, я не испытывал нужды в средствах, хотя никто не мог назвать источник моих доходов. Я не брал с людей денег, а напротив, раздавал их бедным и страждущим. Так что называть меня мошенником несправедливо.
— Выходит, колье находилось в руках Жанны до самой ее смерти? — выпалила Глория.
Граф замолчал и уставился на нее укоризненным взглядом. Пока он расписывал свои достоинства и способности, дама, похоже, размышляла о другом.
— Я вам не интересен, сударыня?
— Вы пришли за помощью, но не торопитесь объяснить, что от меня требуется.
— Полагаю, ожерелье хранится в надежном месте, — уклонился он от прямого ответа.
— И вы не знаете, где?
— Я устал повторять, что…
— Да, простите! — усмехнулась Глория. — Ваше «всевидящее око» оказалось бессильным.
— Вас тоже подстерегают разочарования на тернистом пути, который вы избрали.
— Скорее, меня избрали, — возразила она.
На это призрак только загадочно улыбнулся.
Глория вдруг сообразила, что Калиостро беседует с ней по-русски.
— Мне подвластна любая речь, на которой изъясняются люди, — объяснил он, догадавшись о причине ее замешательства.
— Не могу похвастаться тем же.
— Это придет, — уверил ее граф. — Век-другой, и вы освоитесь в языках. Это проще, чем кажется.
Глория с сомнением хмыкнула. Век-другой!.. Легко ему говорить.
— Неужели вы нанесли мне визит, чтобы рассказать о Жанне де Ламотт и пропавших бриллиантах?
— Я столько раз забавлял собеседников сей пикантной историей, что она набила мне оскомину.
Глория молчала, ожидая продолжения.
— Но вам я открою нечто большее, — подмигнул ей призрак. — Алмазы отличаются от всех остальных камней своими волшебными свойствами. Как алхимик скажу вам, что сей камень — самый простой по составу. Мы имеем дело с кристаллическим углеродом, моя дорогая. Однако Плиний[3] называет алмаз величайшей ценностью, которой может обладать человек. Как мистик заявляю, что алмаз представляет собой средоточие могущества, заключенное в твердом кристалле.
— Что из этого следует? — не утерпела она.
— «Ожерелье королевы» содержит в себе тайну, которая предопределила судьбу сего дивного украшения…
Глава 10
Глория вдруг «увидела» огромный блестящий камень, оправленный в желтый металл. Он блестел на ладони свирепого правителя с узкими раскосыми глазами и хищной ухмылкой. Правитель долго любовался игрой света, истекающего из сердцевины камня, потом бережно убрал его в серебряную шкатулку.
В роскошном шатре горел масляный светильник, пахло сухими травами и целебным отваром. Правитель сделал глоток, прилег и задумался. Его снедали дурные предчувствия, сердце грызла ноющая боль.
Над шатром раскинула свое звездное покрывало ночь. Было слышно, как перекликаются стражники. А вдалеке, за военным станом, в багровых сполохах костров паслись лошади…
Правитель забылся тяжким неглубоким сном. Он глухо стонал и ворочался на своей твердой постели. Зашипел и погас фитилек светильника, шатер погрузился в душный полумрак. В этом полумраке шевельнулся полог, и внутрь шатра бесшумно скользнула тень. Блеснуло лезвие ножа… Клинок, словно в масло, вошел в ямку под кадыком правителя. Забулькала кровь в его горле… тело дернулось и затихло.
Тень метнулась к шкатулке. Звякнула серебряная крышка… жарко блеснул камень, прежде чем исчезнуть за пазухой убийцы. Тот прошептал слова благодарности Аллаху, выбрался из шатра и растворился в темноте ночи…
— …алмаз «Эрдэнэ», — услышала Глория и вернулась в беседку.
Она не сразу сообразила, о чем твердит мужчина, одетый по моде восемнадцатого века.
— Это был он, камень, впитавший в себя сияние азиатского солнца и флюиды властителей, которые держали его в своих руках. Реликвия Великих Моголов.
— Великих Моголов? — переспросила Глория.
— Вы где-то витаете, — обиженно протянул Калиостро. — А я тут распинаюсь!