Напарник - Сергей Кулаков

Кирш вздрогнул.

– Хорошо, – поднимаясь, сказал он. – Мы примем решение.

– Имейте в виду, – напутствовал его Крохин, – мое терпение истощается.

– Ждите здесь.

Все трое вышли из допросной. Крохин остался сидеть за столом, покачивая далеко выставленной вперед ногой.

– Что будем делать? – спросил Кирш, останавливаясь напротив человека в черном.

– Отпускать, – изрек тот.

Роман удовлетворенно кивнул. Наконец-то этот человек сказал слово – и какое слово. Самое что ни на есть нужное.

Ну, однако, и выдержка у него.

– Ясно, – быстро согласился Кирш. – Тогда вопрос к вам, господин Морозов.

– Да, – отозвался Роман.

– Вы готовы сопровождать Гольца?

– Другими словами, даю ли я гарантию, что Крохин не испарится бесследно, как только мы покинем стены вашего учреждения? – уточнил Роман.

Кирш вымученно улыбнулся:

– Мы понимаем друг друга.

«Не повалять ли мне дурака в духе Виктора? – подумал Роман. – Отомстить за все обиды?»

Но Кирш смотрелся так жалко, что Роман отложил план мести до лучших времен.

– Пока я буду жив, Крохин останется под моим надзором, – пообещал он. – Но прошу вас о трех вещах.

– Слушаю! – вытянулся Кирш.

– Оружие.

– Это само собой. Что еще?

– Карт-бланш на все мои действия.

– Что вы хотите сказать? – нахмурился полковник.

– Я хочу сказать то, что сказал.

– Но, – заволновался Кирш, – как мы можем давать карт-бланш на все ваши действия, когда мы не знаем, что вы можете натворить?

– Не будьте идиотом, Йоган, – мрачно сказал человек в черном, имя которого так и осталось для Романа тайной.

Кирш мигнул.

– Хорошо, – сдался он. – Мы согласны. Но вы должны держать с нами постоянную двустороннюю связь.

– Конечно, – не стал спорить Роман.

– Кроме того, вы должны носить при себе это.

Кирш достал из кармана и протянул Роману стальной медальон, изображающий Богоматерь с младенцем.

– Радиомаяк. Гольц его не заметит, а мы все время будем в курсе ваших перемещений.

– Он его не заметит, пока я одет, – возразил Роман, надевая медальон и пряча его под рубашку. – А если я буду голый? На доброго католика я совсем не похож.

– Постарайтесь не раздеваться, – посоветовал Кирш.

Он вручил Роману мобильный.

– Пользуйтесь для связи этим телефоном. Наш номер записан. Надеюсь, вы не заставите нас волноваться.

Роман промолчал, думая о том, что все эти ухищрения по меньшей мере смехотворны.

Но пока он соглашался на все. Главное, чтобы их наконец отпустили. И он смог заняться своими прямыми обязанностями. То есть бегать, стрелять и не умирать до тех пор, пока чувство долга не даст ему на это согласие.

– Ну, кажется, все? – спросил Кирш.

– Вы забыли о третьей вещи, – улыбнулся Роман.

– И что же это?

– Никакой слежки.

Кирш переглянулся с господами из Совбеза.

На человека в черном он старался без крайней нужды не смотреть.

– Но почему? – спросил он несколько повышенным тоном. – У нас прекрасные специалисты. К тому же вас подстрахуют. Разве это плохо?

– Ваших специалистов Крохин вычислит в минуту, – возразил Роман. – И это может привести к таким последствиям, что никакая страховка не понадобится.

– Но это против всех инструкций! – запротестовал Кирш, возмущенный тем, что его полностью отстраняют от дела, за которое он несет полную ответственность.

– Каких инструкций? – снова улыбнулся Роман.

– Наших, черт побери, инструкций! – взорвался Кирш.

Нахмурился и Роман.

– Если вы готовы сорвать операцию, еще не начав ее, то я отказываюсь принимать в ней участие. Либо вы принимаете все мои условия, либо мы расстаемся.

Он здорово рисковал, делая это заявление. Кирш мог заартачиться, и тогда – бесславный отъезд в Москву и гневный прием Слепцова, тем более праведный, что никто Роману полномочия на подобные заявления не давал. Но он видел, что Кирш загнан в угол, и решил во что бы то ни стало вытребовать освобождение от опеки, которая, он знал, будет связывать его по рукам и ногам.

Кирш колебался. На карту было поставлено слишком много, и он не мог без боя сдавать этот кон. Но и русский – он видел – уступать не собирался.

В эту нелегкую для полковника минуту на помощь ему пришел человек в черном.

– Делай, как он говорит, Йоган, – сказал он.

Он произнес это так просто, точно предлагал мороженое, и Кирш поспешно согласился.

– Ладно, – бросил он. – Будь по-вашему. Но если вы упустите Крохина, займете его место в камере.

– Идет, – кивнул Роман, напугать которого камерой, местом тихим и безопасным, было мудрено.

Таким образом, договор был заключен. Правда, устный, но все же в присутствии свидетелей, что отчасти служило утешением проигравшему по всем пунктам полковнику.

– Теперь я могу поговорить с задержанным? – официально осведомился Роман.

– Да, – сдавленно сказал Кирш. – Пожалуйста.

Он вяло махнул рукой себе за спину, где находился вход в допросную.

Крохин встретил Романа улыбкой.

– Значит, ты их убедил, – констатировал он, подбирая ноги.

– Скорее это ты их убедил, – возразил Роман, не присаживаясь.

– Остановимся на том, что мы сделали это вместе. А значит, работать в паре у нас по-прежнему получается неплохо.

Крохин встал, потянулся.

– Ну что, идем?

– Идем, – кивнул Роман.

Он первым вышел из допросной, слыша за своей спиной шаги Крохина. Ощущение было не из приятных, но успокаивало то, что они все еще находятся в здании Интерпола.

А что будет, когда они окажутся на улице?

Берлин, 27 сентября, 21.10

Они сидели за столом уютного французского ресторанчика, и Крохин интимно доводил до официанта-француза на языке его родины, какое именно вино он предпочитает к камбале. Два знатока сошлись во мнении, что лучше всего подойдет «Шато-икем» урожая 2003 года, после чего Крохин переплел пальцы на животе и благодушно посмотрел на Романа.

– Да расслабься ты, капитан, – сказал он. – За все плачу я. Полковник Кирш милостиво вернул мне все мои кредитки, за что ему большое данке. Кстати, здесь готовят превосходную камбалу, не хуже, чем в Марселе, и я тебя хочу угостить, так сказать, от души.

– А что потом? – мрачно спросил Роман.

После того, как они покинули управление и Крохин притащил его в этот ресторан, Роман чувствовал себя так, будто у него на руках трудный подросток. И каждую секунду этот подросток мог либо сбежать, либо что-нибудь поджечь, либо запустить бутылкой в голову. Где уж тут расслабиться.

– Потом – суп с котом, – рассмеялся Крохин. – Ну-ну, не смотри так. Всего лишь с черепахой.

Он просто лучился весельем.

– Рад, что вырвался? – поинтересовался Роман.

– Рад, – признался Крохин. – Знаешь, ни фига там интересного нет. Немцы кормят сытно, но невкусно. Что с немчуры взять? Они и едят-то досыта всего лет сто. Где им разбираться в кулинарии. Вина не положено, а пива их гребаного я и даром не хочу. Женщину, опять-таки, не приведешь. Нет, хватит, хватит. Погостили и будет.

– Надо было тебе туда соваться?

– А как иначе я мог с тобой встретиться? Не в Москву же ехать, просить Слепцова, чтоб отпустил тебя.

Роман поперхнулся дымом.

– Так ты все это ради меня?

Крохин радостно кивнул.

– И взрыв на вокзале – тоже? – допытывался Роман.

Крохин поиграл переплетенными пальцами.

– Хочешь поговорить об этом?

– Уже говорю, – несколько раздраженно напомнил Роман.

– Мне, знаешь ли, не хочется делать лишних заявлений, – заметил Крохин. – Я и так много чего лишнего этим дуракам наговорил. Так что не обессудь, капитан, но пока я не убежусь… не убеждусь… Опять не так. Убедюсь, что ли? Ха-ха-ха, совсем русский забыл!

Роман терпеливо ждал, когда у Виктора пройдет очередной приступ веселости, и угрюмо докуривал сигарету. Кстати, Крохин, хоть и был некурящим, привел его в обычный ресторан, не подверженный охватившей мир табакофобии, за что Роман невольно испытывал к нему чувство признательности.

– В общем, – закончил Крохин, – когда я увижу, что на тебе нет никаких этих записывающих штучек, тогда, возможно, я и стану откровеннее. А пока извини, Роман Евгеньевич, помолчу. Но только об этом!

– Штучек нет, – сказал Роман. – Навесили радиомаячок, но на большее я не согласился.

– И «хвост» не послали?

Роман покачал головой.

– Верю, – кивнул Крохин. – Кому другому – ни за какие деньги, а тебе верю за просто так.

«Знаем мы ваши подходцы, – подумал Роман, стараясь не встречаться с Виктором взглядом. – Сперва напоешь, как соловей, а потом пулю в спину».

Но пока он оставлял свои соображения при себе. Играть попавшего в чужую, сложную игру простака ему было выгодно, и он не собирался до поры до времени от этой роли отступать.

Принесли вино. Официант плеснул в бокалы, подождал с почтительнейшим выражением на лице, пока Виктор не даст свою оценку.