Про жизнь поломатую… (сборник) - Дмитрий Ненадович

Тьфу, о чём это мы? Димон ведь не в хрущёвке живёт и полностью раздеваться, чтобы выйти из двери, ему вовсе даже не обязательно. Надо только сначала ящик с буром выставить за предварительно распахнутую дверь, а затем снять с себя рюкзак и вытянуть его перед собой на прямых руках. Вот и всё, теперь можно выходить. А то уже какие-то фантазии разыгрались спросонок… «Хрущёвка» какая-то… И всё же, почему делали такие маленькие дверные проёмы в этих самых «хрущобах»? Наверное, всё это потому, что в те уже далёкие времена, когда «хрущёвки» строили, социализм был ещё не развитым. Вернее, недоразвитым был он тогда каким-то. И жили при нём люди разных национальностей. А когда социализм стал развитым, то все национальности куда-то исчезли, и на их месте образовалась новая общественная формация — советский народ. И после этого дверные проёмы сразу стали гораздо шире. Непонятно, как эти факты можно взаимоувязать, но изменения наметились во всём: соль стала солёнее, сахар — слаще, масло — маслянистее и т. д… Что и говорить, при развитом социализме жить стало ощутимо легче.

Так, вот и тёмный и морозный двор: «Б-р-р, второй месяц весны идёт, а по ночам такой дубак стоит!» Можно было бы на своём стареньком «Москвиче» попробовать доехать, но тогда водку на льду нельзя будет пить. И что это тогда будет за рыбалка? «Кстати, а водку-то я, случаем, не забыл ли?» — вдруг пронзает Димона, и его, без того ещё сонное, сознание мгновенно цепенеет. Застывшее на утреннем морозе сознание вдруг фиксирует образ жены, выскочившей на балкон в одной ночной рубашке. «Милый! — истошно вопит образ на весь спящий двор, — вернись! Ты же водку забыл!» Потрясённый до мозга костей Димон целую минуту трясёт головой: «Этого не может быть! Чтобы жена… водку…!» Через минуту истошно вопящий образ исчезает, и Димон, наконец, чётко вспоминает, что водку он самолично засунул вечером в рюкзак, предварительно завернув бутылку в резиновые бахилы от общевойскового защитного комплекта (ОЗК). Кстати, незаменимая вещь на зимней рыбалке этот ОЗК. Раньше приходилось долго выискивать самых продажных людей среди военных, чтобы выкупить у них этот маленький кусочек от обороноспособности страны. А сейчас этот комплект продаётся в любом рыбацком магазине — конверсия, однако. Так, ну ладно, самая главная вещь для рыбалки лежит в рюкзаке, стало быть можно бежать на первую электричку. А может быть, всё же на машине? Подъехать к платформе, забрать этих беспредельщиков и на Выборгское шоссе? А заведётся ли она сейчас? Это же «Москвич»… В инструкции по эксплуатации этого разработанного специально для российских условий транспортного средства чёрным по белому написано, что запуск двигателя при температуре ниже — 15 градусов сильно затруднён. А это значит, что запуск двигателя в этих условиях невозможен принципиально! Это в стиле статьи-опровержения а ля Марк Твен написано: «Слухи о моей смерти сильно преувеличены». Для того, чтобы что-нибудь затарахтело, извольте вылить пару вёдер кипятка на кожух блока и, чтобы на картер хватило! Как же так, ведь делали-то специально для России… Может, уже тогда догадались о скором наступлении глобального потепления? Вольф Мессинг подсказал? Навряд ли… Тем не менее, бегать с вёдрами по двору уже поздно. И поэтому вперёд, трусцой, погромыхивая ящиком о лёдобур на заледеневшую, от коварства весенней погоды платформу!

Ага, вот и она — платформа, с поцарапанной табличкой «Озерки». Населённый пункт с одноимённым названием был когда-то дачным районом дореволюционного Санкт-Петербурга, а сейчас обычный спальный район, отличающийся от других питерских «спальников» разве что резко бросающимся в глаза обилием наркоманствующего населения. Но в это время наркоманы обычно спят, утомлённые ночными межгалактическими путешествиями, а поэтому на платформе их не наблюдается. Лишь заваленные одноразовыми шприцами урны свидетельствуют о том, что совсем недавно наркоманы были где-то рядом. Только две упитанные и чем-то обеспокоенные фигуры топчутся по платформе своими слоноподобными ногами. Фигуры топчутся и смотрят куда-то перед собой, в ту пока ещё беспросветную даль, где гуляют косяки ещё не пойманных рыб. Время от времени, фигуры нет-нет, да и завертят своими большими меховыми головами. Нервно и почти одновременно поворачивают они головы то в сторону Финляндского вокзала, то в сторону лестницы, ведущей на платформу. В этих фигурах рыбацкому глазу совсем нетрудно распознать Витька, Костяна, Юрана и Вована, хотя для обычных людей эта задача была бы практически невыполнимой: как можно отличить друг от друга людей почти одинакового роста и одетых в толстые камуфляжные бушлаты в комплекте с такими же толстыми ватными штанами и громадными армейскими берцами, прозванными в народе говнодавами? Но рыбак рыбака, как говорится, видит издалека, поэтому Димон сразу узнаёт дорогих его сердцу друзей. Ещё бы, попробуй, перепутай с кем-нибудь этих великовозрастных дебилов, которые иногда даже во сне снятся уплывающими куда-то на льдине с димоновым рыбацким ящиком, полным наловленной рыбы… А где же Толян? Неужели спит, мерзавец? Электричка ровно через пять минут! Теперь понятно, отчего дёргаются эти придурки.

— Здорово, моржи!

— Здоровее видали… Тоже в миллиметровщики записался?

— Почему «тоже»? Какие миллиметры? Ещё целых четыре минуты.

— Четыре минуты! Здесь, достопочтимый сударь, Вам не Гамбург со Штудгартом вкупе… Не знаете, как у нас электрички расписание соблюдают?

— Да брось ты, Витёк, это тебя служба в Германии сильно испортила. Насмотрелся там на их эрзац-порядки так, что уже родной край не мил стал. Всё у них там искусственное — не от души идёт, а от страха. Отмени штрафы за выброс мусора — завтра же в дерьме по уши зарастут твои хвалёные немцы.

— Насчёт мусора не знаю, а поезда секунда в секунду по расписанию приходят! Хотя со времён Гитлера железнодорожников там уже не расстреливают…

— Ладно, на льду будем полемизировать. А где же Толян?

— А мы думали, что ты нам сейчас про это расскажешь.

— Это с каких-таких?.. Он что, у меня в квартире проживает?

— Вчера именно ты с ним должен был созвониться.

— Я и созвонился. Часов в десять только смог. Он с какого-то кафедрального мероприятия пришёл еле теплый, лепетал что-то невнятное про постидустриальное общество и гуманизм, но, в итоге, обещал быть, как штык.

— Да, теперь хорошо знать бы, где этот штык, не воткнут ли он каким-нибудь антигуманистом в землю?

— Может и так: он когда трубку в руках держал, жена ему вокруг тела такой фон создавала! Что-то про испорченную генетику всё голосила и папашу алкоголика поминала. Ну и, конечно, всякие оскорбления в испорченном алкоголем воздухе там метались и иногда очень точно в микрофон попадали. Мол, козлина ты вонючая, мы тебя на помойке нашли и т. п. и т. д.

— Да, это на Ольгу очень похоже — православная она… Все выходные в церкви вместе с детьми проводит, но как дело до истинного милосердия дойдёт, так сразу сбой с христианскими принципами наступает… Всё, вот и электричка. Где же эта сволочь?

— Надо ехать, следующая, только через час. Если что — дорогу он знает.

— В состоянии ли будет…

— Всё! Загружаемся. Вован, повиси-ка на всякий случай на «Стоп-кране», мы прикроем!

Друзья-рыбаки отработанными движениями перебросили всё своё имущество в заиндевелый тамбур посеребрённой электрички и высунулись вслед за Вованом на платформу. В этот момент в конце платформы замаячил чей-то длинный худощавый силуэт, отчаянно гремящий какими-то металлическими предметами. Было такое впечатление, что это сам Донкихот Ламанческий сорвался-таки в долгожданную атаку на ветряные мельницы.

— Толян! — заорал Димон что есть силы на все Озерки и зачем-то повис вместе с Вованом на крючке «Стоп-крана», — прыгай в любую дверь, найдёмся!

Зря он это сделал. Если бы не крикнул, то Толян, наверное, так и сделал бы. А сейчас, увидев перекошенные рожи друзей, торчащие из тамбура самого дальнего от него вагона, он уверенно, можно даже сказать, с чувством собственного достоинства, засеменил вдоль платформы. В динамики электрички громко упражнялись в ненормативной лексике машинисты первого и второго класса. Их справедливые, гневные в обличительности своей, но в сущности очень волюнтаристические речи содержали в себе прямые угрозы здоровью и жизни для тех, кого они сейчас обнаружат висящими на кране. При этом, машинисты довольно часто поминали матерей тех, кто висел и задерживал отправление поезда.

Надо отметить, что у всех русских есть такая дурная привычка: чуть что — поминать мать досадившего ему человека… Ну при чём здесь, спрашивается, мать, когда человек, несмотря на все её усилия, вырос, в конце-концов, самым обычным мудаком? Тут кто угодно виноват: генетика, нездоровый коллектив в детском саду, в котором начал пробуждаться интерес к противоположному полу, полностью испорченный коллектив средней школы, в котором считается, что половая близость это ещё не повод для знакомства, наконец, трудовая бригада хронических алкоголиков и идиотизм армейской действительности — да всё, что угодно, но только не мать! В нашей действительности, мать, как правило, — это один из немногих людей (иногда, включающих в себя и отца), которые желают своему любому, пусть даже самому неудачному своему сыну-перерожденцу счастья до конца дней своих земных! Даже, если этот сын в процессе отрицательной эволюции в негативной окружающей среде постепенно превратился в несгибаемого мудака. Будьте уверены — мать его этому не учила. А её из-за этого мудака поливают все кому не лень… И правы кавказцы нерусской национальности, когда сильно обижаются на то, что некоторые ублюдки славянской наружности пытаются в извращённой форме осудить их матерей. Обижаются и пытаются чем-то острым и национальным наказать их за это: «кынджал в джопа», например. Что же, наверное, очень действенно. Поддерживаю их темперамент, но только в этом случае. Чтобы мать любой национальности всякая тварь всуе не упоминала. Но чаще бывает совсем наоборот. Чаще бывает так, что тот, кто недобрым словом поминает чью-то мать, собственно и является настоящим, просто-таки монументальным мудаком! А тот, чью мать поминают, является очень добропорядочным и законопослушным гражданином. Налицо был именно этот случай, и справедливость требовала немедленного возмездия.