Неформат - Елизавета Михайличенко

Мы уперлись друг в друга взглядами, как рогами. Я отвел взгляд первым. И предложил:

— Ну, давай попробуем слить информацию в общий тазик. Может, что и прояснится.

Информацию я сливал очень дозировано, так, чтобы Саньке не показалось, что сдав меня, он может легко решить все свои проблемы. Про стариков я даже не упомянул, а представил все так, что привело меня в Москву не желание выжить, а желание заработать. Подвернулась возможность подшабашить в отпуске. В детективном агентстве «Второе счастье». Они ищут беглых мужей, не дающих женам развод, такие религиозные заморочки. Вот, собственно, владельцу этого агентства я и звонил, потому что эти ваши телефонные карточки, впрочем, про карточки я уже говорил…

Когда я дошел до полученного накануне от Светика задания и произнес имя Эфраима Плоткина, Санька застыл, потом выругался:

— Ну теперь ты понял, что это не совпадение, так? Какая, к ебеням, несчастная жена? Там бабло такое… считай, с бюджет его родной Молдовы! Боренька, тебя втемную использовали!

Вот Санька это понял мгновенно. Без всяких Кипров. А у меня, выходит, до сих пор осталась какая-то детская вера в совпадения. Вот меня и используют по-детски, втемную. Знать бы точно, кто:

— Кто?

Санька задумался.

— А хрен его знает, кто, — наконец сознался он. — Все, что я знаю — ищут Эфраима Плоткина наши клиенты, те самые «крупнейшие», из Израиля. Он их кинул. Курировал здесь все их проекты, а потом исчез, да не один, а с деньгами. Несколько дней назад.

Вот именно, бабки. И еще дедки. Дедушка Наум, дедушка Хаим и дедушка Шай. Вот и не верь после этого в совпадения. Только непонятно, если уж так им повезло, что мой единственный московский знакомый оказался в сфере их влияния, на фиг гнать его из банка. Наоборот, через него легко меня выпасать, аж до самой бойни. Да нет, все понятно, только очень противно. Умница сдал меня, как алкаш бутылку. Еще вчера. Иначе заказ на Плоткина от него бы не поступил. Надо выяснить у Светика, когда она получила задание. Если вчера или позавчера, то все ясно — в любой момент Светик может вывести на меня киллера. А потом МУР может докопаться, что перед смертью я общался с Санькой. А Санька — начальник службы безопасности банка и кто, как не он, должен был бы организовать мою ликвидацию. Установив мое гражданство, любая ищейка легко возьмет израильский след «крупнейших клиентов» и вцепится в Наума со сверстниками. Увольнение же Саньки, срочное, пока моя температура выше комнатной, разбивает эту схему. Все просто.

— Боренька, — вдруг подытожил мои мысли Санька, — все просто. Раз меня выгнали из-за связи с тобой, значит ты работаешь на конкурентов этих крутых израильтян. Значит у вас в Израиле какие-то крупные разборки. Надо этого твоего Светика срочно щупать. Знает она чего или темный исполнитель. Надо выдоить из нее все, что она знает про Плоткина. Если, конечно, не боишься, что и тебя лишат работы за связь со мной.

Я не стал переубеждать Саньку. Он сделал верный вывод, хоть и из ошибочных предпосылок. Действительно, разбираться со Светиком надо срочно — до появления киллера. Если, конечно, сама Светик не фигурирует в программке в этом амплуа. Хотя красивее было бы прислать киллера под видом «нашего рава». Тут сразу возникает простор для игры: убить только меня; убить меня в паре со Светиком или с Плоткиным; убить всех троих. Или еще интереснее — выбить деньги из Плоткина, потом его ликвидировать вместе со слишком много узнавшим Светиком и грамотно меня подставить.

— Боюсь, конечно. Только когда тебя используют втемную в крупной игре — еще страшнее. Включим светик.

10. Тройка

С Санькой происходило то, что происходит с котом, которого не покормили да и оставили без присмотра у стола с курицей. На холеной апатичной морде уже блестели азартом голодные глаза. Санька перерождался. Он нервно вышагивал по тротуару и сжимал челюсти на горле уже намеченной цели.

— Боренька, — говорил он возбужденно, — главное — это успеть. У меня ведь три семьи, так? И их надо достойно содержать.

— Три?!

— Ну, три с половиной. Неважно. То есть как раз важно, но я сейчас о другом. О том, что у меня, в общем-то, денег нет. Не скопил. Жил. То одной что-то надо, то другой. Дети завелись… И знаешь, Боренька, все ведь у меня было пучком, пока вокруг не начали сгущаться израильтяне. Сначала этот гребаный Эфраим Плоткин, который кинул наших гребаных израильских суперклиентов. Потом появляешься ты. Звонишь из моего кабинета. И, скорее всего, этот один-единственный твой звонок оказывается таким громким, что наши израильские партнеры, которые меня, мля, видеть не видели, вдруг резко пожелали от меня избавиться. Так? Значит что?

— Готовишь нам предъяву?

— Да не вам, Боренька, не вам. Еще коллективных исков мне не хватает. С тебя-то и взять нечего. Эти «крупнейшие» — далеко. Поэтому расплатиться за всех вас должен со мной Эфраим Плоткин. На всю оставшуюся жизнь. У него хватит. И еще останется, так?

Я хмыкнул. Санька быстро взглянул на меня и добавил:

— Он и с тобой должен расплатиться. От него не убудет. Просто мы его должны найти раньше, чем мои бывшие сослуживцы. Так?

Санька остановился и требовательно на меня посмотрел. Мы с ним стояли посреди вечерней Мясницкой, среди спешащих с работы людей, образовывая маленькое замкнутое пространство сговора.

— Вроде так, — согласился я. А что мне оставалось?

— Ну, тогда держи! — Санька торжественно протянул мне пятерню. — Два опера — не один опер! Не уйдет!

И мы несколько секунд мерились крепостью рукопожатия и серьезностью взглядов. После чего наша маленькая банда решила, что пора снова звонить Светику.

Встречаться со мной сегодня Светик явно не жаждала. Это меня слегка обрадовало. Значит, «наш рав» еще не готов. Когда я позвонил ей в первый раз, еще из «Гоголя», Светик сказала, что говорить сейчас не может, спешит, ничего о своих планах не знает, только то, что вечером должна мелькнуть в «Билингве», и чтобы я перезвонил ей на мобильник. Теперь-то я уже знал, что «Билингва» — это последнее место, где можно поговорить со Светиком, поэтому охотно принял предложение Саньки выманить ее в находившийся неподалеку клуб, раз уж у него есть эта членская карточка.

— Неа, — зевнула Светик, — че-та ломает тащицца. А че за клубец?

— Это рядом с «Билингвой». «Петрович», — прочитал я название с Санькиной карточки.

— А, так бы и говорил. А ты как туда заполз?

— Молча.

— Ахха… Ну, тада выползай наверх через тридцать серебреников, встреть.

— Хорошо.

— Мутант!!! — вдруг заорала она так, что даже Санька подпрыгнул. — Ты еще не отключился? Ахха. Че хотела… Серебреник — это я так о минутах, а не о монетах. А то этта… меня же Фима предупреждал, что ты не метафоричен ни разу…

В клуб пришлось идти через большой двор. Мы поколотили железную дверь, и два красивых охранника, придирчиво обнюхав Санькину карточку, позволили нам спуститься в подвал. Я оказался в настоящем школьном гардеробе. Ну да, такой как был у меня в начальной школе. Санька подмигнул и повел меня на экскурсию. Советская кухня. Коридор коммунальной квартиры. Таблички, рисунки, узнаваемые вездесущие вещички, топорные бюсты… В общем, настоящие потроха покойного СССР. Большой зал, на круглых столах сухарики из черного хлеба. Вокруг — разносортица разноцветных стульев. Меню нам принесли в картонной конторской папочке. Сколько таких папок с «делами» я развязывал. Некоторые строчки меню хотелось петь на мотивы советских песен, вбитых в нас навсегда.

Саньку здесь не то, чтобы знали, но сделали вид, что вспомнили. До прихода Светика нам успели принести горку знакового «столичного» салата. Он имел тот самый вкус. И даже чуть лучший. Санька грустно оглядывался, словно прощался одновременно и с голодным детством, и с сытой зрелостью. Потом с надеждой уставился на меня:

— Ни хрена у них не выйдет, Боренька, так?

Хорошее слово «они», емкое. Мои старики абсолютно органично вписывались в этот киббуцно-социалистический интерьер прошлого века.

Я хмыкнул, представив, как разговаривали старики с Умницей. Он, насколько я понимаю, должен ошалеть от нестандартной ситуации. Конечно, Умница затеет какую-то игру. И я не знаю какую роль в этой игре он даст мне. Вполне могу оказаться пешкой, которой жертвуют. Собственно, уже оказался. Дал же он мне эту лжезадачу — добыть никому не нужный Плоткинский гет. Значит Умница, хоть и спас меня от стариков ценой своего паспорта, сразу же для равновесия морально подвинулся. Поэтому лояльность «Второму счастью» может стоить мне жизни. Даже если Светик не темнит. Значит, я уже не слуга двух господ. И на какое-то время в этой игре у меня лишь один партнер — Санька. Пока, конечно, ему не предложат за мою голову то, от чего он не сможет отказаться. Но это я постараюсь заметить. В принципе, все ясно — со Светиком я вижусь в последний раз и навсегда исчезаю из ее жизни. Мой единственный шанс когда-нибудь вернуться домой — найти вместе с Санькой этого Плоткина и, если повезет, получить возможность хоть какой-нибудь контригры против стариков.