Пасынки отца народов. Квадрология. Книга четвертая. Сиртаки давно не танец - Валида Будакиду

– Лёё-ё-ши-и-и-к! – Адель аж завизжала от радости и тут же обожглась об горячую сковороду. – Как здорово! Мне каждый твой поход на работу на эту стройку – как вилы! Когда ты домой приходишь усталый такой, бледный. Ой, Лёшка… это прямо невозможно на тебя смотреть! Мне всё время плакать хотелось! Неужели нам так повезло?! Ты знаешь, я сегодня тоже ходила устраиваться на другую… – начала было она, но вовремя осеклась. Зачём Лёше рассказывать про деда? Ему будет неприятно.

Лёшка с удовольствием жевал котлетки с подливой и рассказывал о новом турагентстве.

– Как ты там будешь работать? – Адель даже не заметила, что на пальце надувается пузырь. Она никак не могла оправиться от счастья, свалившегося на них в одночасье. – Ты ж по-гречески так себе…

– Так мне и не надо! Вот в чём большое везенье – мне греческого не надо! Я ж русских туристов должен сопровождать! Точнее, русскоязычных, из СССР. Понимаешь?!

– А-а-а-а!!! – Аделька с визгом кинулась Алексею на шею. – Класс! Класс! Ничего, немного поработаешь, время протянем, а тут уже и наши документы сделаются, чтоб можно было подавать заявление в университет!

– Ты знаешь… – Лёша осторожно, но настойчиво отстранил её, – постой! Видишь же – я кушаю! – Он ручкой вилки почесал себе затылок. – Если работа пойдёт нормально, люди будут приезжать, ну, и так далее, зачем мне этот университет вообще? Главное что? Найти свою нишу в жизни, хорошо зарабатывать и жить нормально. Это у нас все были помешаны на высшем образовании, а здесь оно никому не нужно!

– Как это «зачем»? – чайник начал свистеть, но Адель его не слышала. – Ты же сам хотел стать юристом. Работать адвокатом.

– Ты ещё скажи, что меня в Городе ждут бывшие друзья, Мужик там, ещё кто. Что я обманул их надежды и так далее. Плевать я на них хотел, я никогда преступников защищать не собирался. Всё это давно прошло, понимаешь? Здесь новая жизнь, жизнь с нуля!

– А как же я?

– В смысле, что «ты»?

– Я ведь хочу поступить на медицинский факультет! Я только и думаю о том, как стану студенткой! Жить и знать, что твой удел навсегда – это уборщица – невозможно!

«За бортом»! «За бортом»! Как мама мне говорила? «За бортом»! Неужели мама знала всё наперёд? Или она сглазила сама?!

– Адель! При чём здесь ты?! Конечно же, ты будешь поступать, даже обязана поступать! Ты умница! Поступишь, окончишь, будешь работать врачом. При чём тут мой факультет?!

– Лёшик, миленький! Ты забыл, как мы с тобой собирались вместе учиться, вместе ездить в университет, вместе заниматься?! Ты сам говорил, как только с бумажками разберёмся, так заявление и подадим! Ругался, что Греческое государство так задерживает всё. Теперь передумал?

Лёша отодвинул от себя тарелку с недоеденными котлетами:

– Послушай, – тихо начал он, – я тебе русским языком говорю: поступай, учись где хочешь! Я буду только рад! Но как я могу учиться, если с мая по октябрь буду работать в туризме, а это значит, что в Салониках бывать практически не смогу!

– Ты будешь жить в другом городе?!

– Я буду жить везде! То там, то тут! То в одной гостинице, то в другой! По всей греции. Куда туристов повезу, там и останусь. Разве это не понятно?! Я ж не могу их отвезти в Касторью, оставить и вернуться?! Как ты думаешь?

– Аа-а… а когда у тебя выходные? – Адель чувствовала, как радость предательски покидает её.

– Какие «выходные»?! Ты что, не понимаешь, что в туризме не бывает выходных? Это называется «сезон». Туристы приезжают и в субботы, и в воскресенья, и ночью, и на рассвете! Когда у них загорится, тогда и приезжают! Когда самолёт приземляется. Работникам туризма, то есть мне, отдыхать придётся зимой, с середины октября до конца апреля. Такой график у всех!

– И ты согласился на эту работу?!

– Что ты хочешь сказать, что я, напротив, должен был отказаться и пчёлкой летать по стройкам с ведрами раствора в руках всю жизнь?! Что меня на стройке ожидает?! Прибавка к жалованию? Ты хоть раз вспомнила, что у меня больной позвоночник и я не могу физически работать? Может, мне операцию надо на нём делать?

– Да, но… операция – это последнее дело. Если с позвоночником проблемы, то надо сперва накачать спину, чтоб мышцы его держали…

– Я вижу – сильно умная стала, – Лёша злился уже на полном серьёзе, – вместо того, чтоб обрадоваться за меня, чтоб поздравить, поддержать меня, ты начинаешь нудеть. При чём тут позвоночник? У меня и желудок болит, мне нельзя давать физические нагрузки, и видеть я стал хуже. Ты всего этого не знаешь, я тебе не жалуюсь, не рассказываю, так ты меня и не понимаешь. Что ты после этого за жена, если и не понимаешь и не поддерживаешь своего мужа?

Аделаида смотрела на Лёшу в упор и не могла поверить, что всё это ей говорит её Лёсик. Как это может быть? Значит, он всё это время терпел её непонимание, прощал ей отчуждение от его проблем и никогда этим не попрекал? Он страдал и мучался, но не хотел ей ничего говорить? Почему? Ах, какая я эгоистичная дура. Да потому что очень любил и не хотел расстраивать, потому что щадил и берёг наши отношения. Правильно говорила мама, ты только о себе думаешь и привыкла жить на всём готовом. Точно. Вот может и позвоночник у Лёсика стал болеть именно из-за этих строек, где он для них же зарабатывал деньги как простой чернорабочий, и в дождь, и на жаре.

– …знакомства разные. Сюда же миллионы людей приезжают на отдых. Может, когда-нибудь своё турагентство открою. Да ты слышишь меня, или нет?

Адель от неожиданности вздрогнула.

– Слышу, конечно, – она снова готова была кинуться Лёше на шею от радости, и орать как ненормальная, что не хочет оставаться одной в пустой квартире на полгода, и залезть под стол, плакать там не переставая, и закрыть лицо от стыда, чтоб никто не догадался, какая она нецелеустремлённая хамка и «потребитель», вообразившая себя пупом Земли.

– Ааа… звонить же ты будешь? – она наконец решилась поднять голову. – Будешь мне звонить, когда будешь скучать?

Алексей снова подвинул к себе котлетки:

– Буду, конечно, – он обильно полил остывшие коричневые комочки подливкой, – когда смогу, конечно буду.

Было бы непорядочно не дать человеку шанс осуществить свои мечты о лучшей жизни. Он прав, невозможно жить, понимая, что вся твоя доля, все твои высокие цели – два ведра раствора в руках и пятидесятиградусное солнце, нещадно бьющее тебе в маковку. Конечно, Лёша достоин гораздо большего. Да, мы мечтали о другом, мы мечтали об университете, о том, как ранним утром, ёжась от свежести, будем вместе бежать на занятия, в перерывах есть взятые из дому бутерброды и пить холодный кофе. Получилось же всё совсем по-другому. Но ведь это тоже шанс. Мы же не подписывали договоров, не составляли конрактов наличную жизнь. Может, Алексей прав? Может, именно это его призвание в жизни? Да, он вполне может поработать в туризме, окончить какие-то курсы, стать «профи» и открыть своё турагентство. Туризм – это вообще вечный праздник, вечный подъём, встречи, проводы и снова встречи. Я не должна в него впиваться, как поселковый клещ. Жизнь принадлежит каждому из нас и она не сдаётся в аренду. Он будет делать карьеру в туризме, я, как и собиралась, поступлю на медицинский факультет и буду… ходить на занятия одна? И приходить в пустой дом и снова буду одна? И пить кофе одна?.. Конечно, я заведу себе друзей, они будут новыми, интересными, замечательными, только их нельзя будет ни обнять, ни прижаться всем телом, ни почувствовать, как тебе переливается такое мягкое, живительное тепло, от которого закрываешь глаза и кажется, что весь мир, вся вселенная – это весенний сад с ароматами фруктовых деревьев, в котором бесконечно играет небесная музыка. Её и не слышно, она поёт в каждой твоей клеточке.

Как жить по полгода в ожидании звонка или встречи? Как верить, бесконечно верить, что Лёсик, твой единственный и ненаглядный не видит ни загорелых, жизнерадостных туристок, высыпающихся из автобуса прямо ему в руки, ни хорошеньких официанток в барах, забывших надеть юбки, не видит никого, кто бы мог заменить ему Аделаиду? Как думать только о хорошем, если даже не знаешь, сколько это всё протянется, не видишь ни конца, ни края? Как заснуть, если ты, честно отмыв все туалеты, закрываешь глаза и видишь своего Лёсика, своего пушистка с бархатной кожей и сладким дыханием в объятиях какой-то… И эта тварь к нему прикасается, и он её целует своими мягкими губами? Нет, это невозможно. Это немыслимо, нереально, невозможно, так не бывает. Мой Лёшенька не такой. Что делать? Что делать, так заснуть невозможно! Ни сейчас, ни завтра, ни послезавтра. Так жить невозможно. Что может болеть внутри? Это так болит душа? Она так болит, что разрываются все внутренности на кусочки? Она мечется, она стонет, она хочет вырываться наружу. Она сходит с ума. В тёмной квартире без света нависшая свинцовая духота, тишина, режущая уши, как пилорама. А в курортной зоне залитые огнями отели, смех, музыка и звёзды, как бриллиантовая россыпь, опустившаяся над морем. Моря не видно, только слышно его дыхание. На берегу светло, потому что лунная дорожка вовсе не заканчивается у кромки, она выбежала на прохладный песок и устремилась дальше, к отелю. На высоких валунах видны два силуэта. Мужской – высокий и широкоплечий, и женский – как статуэтка с длинными, плывущими по ветру волосами. Он прижимает её к себе крепко и очень осторожно. Им хорошо вдвоём, эта ночь, весь мир лежит у их ног…