Тамерлан (начало пути) - Исраил Ибрагимов

— А ты забыл о своем намерении нанять мальчишку?

— Верно — было такое намерение.

— Не раздумал?

— Уж не этого ли молокососа хочешь мне подсунуть?

Акрам изображает всем видом человека, обиженного до глубины души.

— Понятно — раздумал… Ну, и язык у тебя, братец. Осталось его отрезать и прилепить к стенке тандыра! — обиженно молвит Акрам и, махнув рукой, собирается уходить, командует Хамиду: — Пошли!..

— Ладно! Ладжно! — сдается хозяин харчевни. — Что умеет этот… мальчик?

— Вот это вопрос настоящего мужчины! Что? Да все! Дрова колоть — раз плюнуть. Воду таскать — два! Работать посыльным — три!.. Э–э–э… Я предлагаю золото, а ты… Видать, в печной жаре изжарились твои мозги!..

— Но! Но! Полегче с моими мозгами! Скажи–ка лучше: сколько стоит золото?

— Харчи твои…

— Согласен.

— Одна таньга.

— В неделю?

— В день! — орет Акрам

— Пол — таньги, — возражает хозяин харчевни.

— По рукам…

За всем этим издали наблюдают Чеку с товарищем из харчевни напротив.

— Слава Аллаху, теперь там — показывает взглядом удовлетворение, товарищ Чеку, у нас будут свои уши и око.

— Трудно сказать, братец, об ухе и глазах. А… рот… и желудок у пацана замечательный, ест он отменно…

— Хороший желудок — достоинство настоящего воина.

Оба хохочут, но Чеку вскоре прерывает смех:

— Т–с–с… разве у наших врагов нет глаз и ушей?

Один из работников харчевни — лопоухий мужчина, явно следивший за дружками, поспешно отвел глаза, слишком усердно демонстрируя свое безразличие.

53

Знакомое помещение в доме Туркан, сестры Тимура. Сейчас оно пусто, поэтому проход через него дает нам возможность более внимательно рассмотреть интерьер восточного жилища людей богатых, но не настолько, чтобы его можно было поставить рядом по роскоши с домами элиты Самарканда. Но особенность этого дома заключается в том, что сад встроен не в передней части двора, а, напротив, сзади. Сад небольшой, но впечатляет ухоженностью, традиционными для мавераннахарцев розарием и певчими птицами. Жамбы и Фатима по–прежнему беззаботно веселы. К ним направляется Туркан. Фатима, увидев ее, деликатно раскланивается, уходит, оставив женщин наедине.

— Как чувствуете себя, дочь моя? Вы, кажется, в хорошем настроении, но… — отвечает Жамбы.

— Вас что–то беспокоит?

— Смею ли, милостивая госпожа, спросить вас о мучающем мое сердце вопросе с первого дня пребывания в вашем замечательном доме?

— Что уж там — спрашивайте, — говорит Туркан, несколько изменив непринужденный тон и насторожившись.

— Скажите, где я?

— Вы, насколько понимаю, — отвечает не без иронии Туркан, — сейчас стоите рядом в саду.

— Вы знаете, милостивая госпожа, как я вас полюбила. Вы как мать, как любимая старшая сестра — неужели мне запрещено знать правду!..

— О какой правде речь, дочь моя?

— Почему я здесь? Почему меня похитили? Кто похитил?

— Странные слова! Зачем вам все это? Разве этого, — Туркан окидывает взглядом вокруг, — мало? Разве мало еды? Разве на вас дранная одежда? — говорит Туркан и осекается, встретившись с взглядом Жамбы — взгляд девушки, строгий и насмешливый, стал для нее полной неожиданностью…

На секунду–другую ей вспомнилось недавно виденное в потаенный «глазок»: … Жамбы в конусообразном головном уборе… Видение дополнило воображение: … перед ней тогда стояла Жамбы не иначе как в царственном головном уборе и… в платье с длинным шлейфом, который поддерживало несколько девушек…

Но вот видение исчезло, перед ней стояла обычная девушка, почти девочка, Жамбы, которая говорила, сменив насмешливость робкой улыбкой человека, который не только догадывается, но и знает правду…

— Ах, чуть было не забыла: в город прибыл караван… с самого Багдада! Ах, какие сладости! Я вам, моя дочь., приготовила блюдо… Фатима! — откликает она вторую девушку. — Принеси живо блюдце с финиками!..

Но «сбить с толку» Жамбы с навязчивой темы беседы ей не удается — она, Жамбы, говорит:

— У меня есть и вкусная еда и красивая одежда. Фатима мне как сестра, хотя увидела я ее не более двух лет тому назад, тогда, когда она впервые появилась среди нас, барласовцев — и все благодаря вашему вниманию, милостивая ГОСПОЖА. Но сейчас осмелюсь я признаться.

— О чем, дочь моя?

— Мои вопросы вызваны желанием убедиться в своей догадке.

— У вас есть свой ответ?

— Моими похитителями были мои земляки — барласцы…

— ?

— Я хорошо их знаю… Госопжа, вы сестра одного из них, мне назвать имя?

Такое впечатление, что на Туркан опрокинули ушат холодной воды — она, явно растерянная, снова окликает подругу Жамбы:

— Фатима, где ты? — А затем, набравшись духу, говорит: — А разве, лучше, если бы это сделали другие люди?

54

Короткие эпизоды из жизни мальчика Хамида у владельца пекарни (тандырщика — навайчи):

…Вот мы его застаем за рубкой хвороста… А вот он нагружает поднос горячими лепешками. Пекарь говорит:

— Это — на кухню менялы Махмуда. Да живее неси! Тепленькими! Чтобы одна нога здесь, другая — там!..

…Вот он стучится в двери некого клиента — двери открываются, мальчик передает поднос с лепешками — клиент в протянутую затем ладонь мальчика кладет монеты…

…Вот он у порога другого клиента с подносом горячих, испеченных в тандыре, пирожков типа самсы (остальное — как и в предыдущем кадре)…

…Вот он с железным кувшином (кумганом), медным тазом в руках и с полотенцем через плечи, обходит за дастарханом клиентов харчевни, ставя по–очереди перед каждым из них тазик для умывания рук… Клиенты смачно и неторопливо вытирают руки…

…А вот он в кругу знакомых Чеку с дружком, уплетая пирожки, что–то говорит им — те слушают и также что–то говорят ему. НА Чеку далеко не мастерски сработанные фальшивые усы, одет он в длинный до пят халат. Так же как и его дружок… Чеку не без юмора трогает свои «шикарные» усы, на секунду — другую те меняют свое положение — фальшь обнаруживается со всей очевидностью — мальчик Хамид заразительно по–мальчишески смеется…

…Вот он со всех ног мчится с пустым подносом к месту своей работы…

55

…А вот мальчик Хамид обслуживает гостей харчевни. На этот раз в небольшой, укрытой от глаз посторонних ширмой из бархата, части помещения в человеке, который, восседает лицом к входной двери, неожиданно узнает… «гадальщика» из Кеша. В душе его зарождается предчувствие недоброго… Он, поливая по–очереди воду из кувшина в руки клиентам, пытается уловить суть беседы…