Каменные скрижали - Войцех Жукровский

Женщина смотрела на европейцев своими огромными прекрасными глазами, явно смущенная, крестьяне сбились со счета, один из них потирал большим пальцем кончик рябого носа. Ремесленник приподнял расплывшееся тело и тонким голосом кастрата пригласил иностранцев, чтобы они соблаговолили войти, посмотреть украшения. Он приподнял крышку инкрустированного сундучка и, словно крупу для птиц, бросил на прилавок полную горсть неоправленных камней.

— Может, зайдешь? Выберешь что-нибудь для себя? Предупреждаю, что тут ничего интересного нет. Настоящие сокровища он хранит внутри дома, показывает их только в присутствии подмастерьев, священнодействуя при этом, рассказывает, как он их приобрел, в чьих руках драгоценности были раньше и какое счастье приносят владельцам. Здесь, кроме стоимости камня, высоко ценится их волшебная сила.

Но Маргит уже шла по улочке, засмотревшись на высокого индийца с умащенной жиром черной гривой волос. На лбу у него был нарисован желто-белый знак трезубца. Он шагал безучастно, ни на кого не глядя. Толпа перед ним расступалась. Индиец был раздет, мускулистое тело отливало теплой бронзой, вышитый ракушками футляр плотно прикрывал его мужские достоинства, подчеркивая их, а не пряча.

Мужчина прошел мимо них, глядя в пространство, в красное небо, полное вечерних огней.

— Садху… Почитатель Вишну.

— Не понимаю…

— Святой. Мир для него — иллюзия, как для тебя сны. Он уже подготовил себя для вечности.

Маргит покачала головой, она была не в состоянии это понять, ее волосы отливали медью.

Маленькая девочка, несшая ребенка, посаженного верхом на бедре, встала у них на дороге, не сводя глаз с Маргит. Она ничего не просила, не обращала внимания на то, что толпа ее оттесняет к стене, только неотрывно смотрела, пораженная цветом волос, голубыми глазами и одеждой чужеземки.

Дорогу им преградила корова с дряблым, упавшим набок горбом. Верующие, намазав ладони суриком, оставляли следы своих пальцев на ее бледно-желтой спине. Коралловые бусы постукивали на сморщенной шее животного, перстень со стеклом, надетый на рог, искрился зеленым светом. Добродушной слюнявой мордой она влезла в корзинку торговца овощами и выщипывала морковку из пучка. Слабый, истощенный мужчина не крикнул, не рассердился и не ударил, а сложив ладони, пробовал уговорить ее, чтобы она отошла от него и направилась к другим лоткам.

Корова медленно жевала, казалось, задумчиво решала, куда пойти, морковка исчезала в темных губах, глаза ее были, как у индийцев, — черными и полными меланхолии. Неожиданно она расставила ноги, подняла хвост и обильно помочилась. Маргит с изумлением смотрела, как старая женщина в шафировом сари поймала струю в сложенные ладони и благоговейно промыла глаза сопровождающей ее девочке.

— Священная корова, — объяснял Тереи, — значит, во всем, что с ней связано, таится волшебная сила… Перед ними проплывала человеческая река, голова кружилась от пестрых тюрбанов, огненных шалей, обшитых золотом сари, прекрасных лиц, подкрашенных глаз и призывных взглядов.

— На тебя действует их красота, Терри? — спросила она. — Я себя чувствую здесь дурнушкой.

Он улыбнулся и, наклонившись, сказал ей на ухо:

— Таких глаз, как у тебя, нет ни у кого. Только на фоне этой толпы я по-настоящему увидел, как ты красива. Ты это хотела услышать?

— Ты немного меня утешил, — с шутливым облегчением вздохнула она и сразу же добавила торопливо, словно пораженная неожиданным открытием. — Ты заметил, сколько здесь больных глазными болезнями? Глаза подкрашенные, но гноящиеся, они прекрасны, но им грозит слепота.

— У тебя профессиональный комплекс, я вижу только их форму и блеск. К счастью, я не окулист.

Они свернули в боковую улочку, еще более узкую, где по обеим сторонам было полно лавок с шелковыми тканями. Множество оранжевых и желтых платков свисало с шестов, они как бы символизировали цвета жаркого лета. Сидя на корточках у столов, продавцы обнаженными руками перебирали прозрачные, как дымка, воздушные вуали со сверкающими золотыми и серебряными нитями.

— Шали из Бенарес для самых красивых… Божественные шали, — выкрикивали они терпеливо.

Выше, на втором и третьем этажах за деревянными решетками из тонких планок появилось множество ярко нарумяненных лиц, странно веселых, так что эта бурно выражаемая радость, вызывающий тон криков, смех, похожий на воркование голубей, и бренчание музыки насторожили Маргит.

Она водила глазами по скоплению голов, которые все прибывали на галереях. Женщины показывали на нее пальцами, как птицы, щебетом выражали свое удивление.

Маргит подняла руку, помахала, ей ответил шум веселых голосов.

— Это школа?

— Нет, бордель.

Она смотрела на окна домов, отовсюду доносились звуки патефонов, хрипели громкоговорители. Похожие друг на друга девушки с драгоценностями в волосах выглядывали из-за бесчисленных деревянных решеток.

— Неужели это возможно? Все дома вокруг? — не могла поверить Маргит. — Целая улица? Здесь их, вероятно, сотни.

— Тысячи, — поправил Иштван. — Жизнь у них здесь нелегкая. Каждую субботу приходит из деревни отец, чтобы забрать деньги на рис для семьи.

— Ты бывал здесь когда-нибудь?

— Сюда приходят самые бедные, те, кто не может себе позволить взять жену. Это не для европейцев.

В многоголосный шум переулка вплеталось бренчание музыки. Кто-то кричал с крыши и хлопал в ладоши, чтобы обратить на себя их внимание. Дразняще пахло ладаном.

Как потерявшиеся дети, они шли друг за другом, держась за руки, мостовая была неровной, скользкой от помоев и гниющей кожуры.

— Ох, подожди, — схватилась она за его плечо, — этого еще не хватало, я сломала каблук.

— Иди босиком, тоже мне проблема, — засмеялся Иштван. — Половина людей здесь так ходит.

— Давай вернемся к машине. Никак не пойму, отчего тебе так весело, — семенила она, прихрамывая.

— Прыгаешь, как воробей.

— Добрый вечер, — произнес кто-то сзади по-английски. Они остановились, их догнал Рам Канвал. Художник ничем не отличался от других мужчин из этого района. Расстегнутая рубашка на худой, блестящей от пота груди, сандалии на босых ногах, тот же голодный и сонный взгляд черных глаз.

— Не хотите ли вы меня навестить? — предложил он. — Я живу недалеко, у Аджмерских ворот… Покажу вам новые картины.

— Хорошо, но не сегодня. Мисс Уорд сломала каблук. Ей надо купить босоножки.

— Здесь недалеко у моего знакомого обувной магазин. Я вам покажу.

Он пересекли темный двор, заставленный бочками, рядом с харчевней, где на огромной сковороде жарились пузырящиеся полоски теста, и, протиснувшись в узкие ворота, вышли на другую улицу.

Красный отсвет на небе уже почти исчез, в магазинчиках начал зажигаться свет. Мигали тысячи разноцветных лампочек.

Когда Маргит и Иштван уселись на поданные им стулья, художник на мгновение пропал в лабиринте каморок и перегородок, откуда доносились стрекот машин и постукивание молотков. Сам хозяин уже надевал пиджак на выпущенную из брюк рубашку. Это был бородатый сикх с мясистым носом. Он велел подать кофе. Гости поняли, что с их приходом у хозяина появилась надежда на большие закупки.

Два мальчика присели возле Маргит. Они сняли с нее туфли. Низкая лампа, которую поставили на землю, бросала яркий свет на босые, узкие ступни. Принесли связки разноцветных босоножек, у которых ремешок отделял большой палец и наискосок перерезал подъем.

В полном свете Иштван увидел ее стройные, изящные, обнаженные ноги. Жесты стоящих на коленях мальчиков, тени которых падали на потолок, превращали примерку обуви в таинственный обряд.

— Этот магазин — настоящее открытие, — восхищалась Маргит, выходя с тремя парами босоножек. — Я теперь совсем иначе себя чувствую.

На улице уже наступила ночь. Густой от удушливых запахов воздух был неподвижен.

— Минуточку, прошу подождать, я сейчас вас провожу, — сказал художник и пропал внутри магазина.

— О чем они спорят? — спросила Маргит. — Неужели сикх нас обсчитал?

— Не обращай внимания, — ответил Тереи. — Тебе вообще ни к чему видеть эту сцену… Художник требует с хозяина комиссионные, поскольку привел ему клиентов, к тому же хороших, которые не торговались. Пойми, это не жадность, он борется за жизнь. Жить значит, есть, а откуда брать деньги?

— Я не хотела его обидеть. Посмотри, сейчас улица выглядит как сцена из оперы.

Бесчисленные огни не могли рассеять золотистый полумрак, в котором блуждали фигуры, закутанные в простыни, с украшенными орнаментом отверстиями для глаз, похожие на призраки. Мусульманки возвращались из мечети. Большеглазые, стройные женщины в сари гордо плыли мимо стоящих европейцев. Отблески разноцветных лампочек пятнами играли на белых рубашках мужчин. Одурманивающий запах шел из лавок, аромат пряностей, клопомора и ладана. Беззаботно смеясь, множество детей гонялось друг за другом в толпе.