Уайтбол - Ирина Белояр

— Скажите, как специалист: велика вероятность, что светлячки бросят проект «Три мира»?

— Ну… общую установку на этот счет вы, наверно, знаете: светлячки заинтересованы в людях постольку, поскольку мы снабжаем их расчетными данными о планетарных системах. Мотаясь по одним и тем же маршрутам, они не получают новой информации.

— Можно я не поверю в эту установку? — улыбнулся я.

— Можно, — ответила Саша. — В нее никто не верит… По сути, конечно, светлячки могут выйти из проекта в любую минуту. Их ничего не останавливает. Эреб, Аркадия и Гиперборей — жизнеспособные отстрелившиеся колонии. Самостоятельные Города. За своих отстрелков светлячки не слишком переживают, с какой стати им беспокоиться о наших. Детки выросли и разлетелись в разные стороны. Естественно и разумно.

…Какой-то морок: на секунду показалось, что разговариваю не с человеком. То ли из-за чужих интонаций Саши, то ли… Должно быть, все мы ксенофобы — где-то на глубоко запрятанном бессознательном уровне. Отсюда и ужастики наши: непостижимый аморфный монстр с нечеловеческой логикой и этикой вселяется в хрупкое тело земной женщины…

Я мотнул головой — наваждение исчезло. О чем это мы говорили? Ах, ну да.

— Тогда совсем непонятно, почему партнерство до сих пор не прекратилось.

— То, что я сейчас скажу — всего лишь версия, — ответила Саша. — Хотя на Лете она, пожалуй, самая популярная… Светлячков интересуют люди. Именно люди. Мы для соседей — нечто более серьезное, чем они для нас.

— Почему?

— Человек в своих прогнозах исходит из видового многообразия, присущего его родному миру. Для нас Чужие — не такое уж потрясение, что-то подобное ожидалось давно… А в представлениях светлячков никакого видового многообразия не существует. До недавнего времени они ощущали себя вообще единственной формой жизни во Вселенной. Даже этот мох, который светлячки сеют, они считают частью своего организма — ну, приблизительно как мы воспринимаем собственные ногти и волосы. В понятийной базе наших друзей категории «другой», «чужой» отсутствуют как класс. Только сейчас у них начинают приживаться эти понятия, и чем больше приживаются — тем больше светлячки осознают, что открыли для себя совершенно новый мир. Революция в представлениях.

…Что-то на эту тему я читал — кажется, уже после амнезии. А может, и до нее читал.

Самых первых встреченных землян циклопы восприняли как… собственных искалеченных сородичей. Чудовищным образом искалеченных: тела деформированы до неузнаваемости, поведение неадекватное, речевые способности утеряны… Обычно соседи добивают своих инвалидов и безнадежно раненых. Единственное, почему земляне избежали этой участи — они явно принадлежали другому Городу. Чужое. Нельзя. Табу.

Позже циклопы заподозрили, что все не так просто. Поспособствовала озарению, видимо, земная техника: вездеходы, планетарные челноки. Это хозяйство никак не вписывалось в концепцию изуродованного «отстрелка». Оно вообще ни в какую концепцию не вписывалось, а таинственные «инвалиды» продолжали хранить молчание…

— Жуть, если задуматься, — я облокотился на парапет, глянул вниз — туда, где река мелкой рябью убегала в какое-то свое неизвестное будущее. — Нет, правда — жуть. Человек бы свихнулся, столкнувшись с таким испытанием для интеллекта.

— Все рано или поздно эволюционирует, сознание в том числе. Один свихнулся, второй, а третий принял. Светлячкам, разумеется, проще: понятие невозможного у них отсутствует, и вряд ли когда-нибудь приживется. Все, что происходит — происходит потому, что возможно. Огромный потенциал приятия. Они и соображают из-за этого лучше, чем мы. Опять же: нет почвы для внутреннего конфликта, а значит — для безумия.

…В речке колыхалось что-то темное, временами казалось — живое. Лишь когда течение прибило эту штуку к берегу прямо под нашей площадкой, стало видно — кусок автомобильной покрышки…

— Саша, можно задать бестактный вопрос?

— Я уже не помню, какие вопросы на Земле считаются бестактными. Спрашивайте.

— Что у вас со щекой?

— Это, — она потрогала ожог. — Приключение.

— Расскажите, если не секрет.

— Да нечего особо рассказывать. Перед отбытием сюда летала на Эреб. Когда выходили с посадочного поля, там приключилась авария. Рванул топливный бак вездехода. Я отделалась легко. А мой товарищ… он рядом с той машиной был.

— Погиб?

— Да. Мы вместе должны были отправляться на Землю. Я — к Венскому, он… ну, теперь уже неважно.

— Мне очень жаль.

— В колонии смерть — обычное дело.

Ни черта не поймешь по лицу. Они что, действительно не умеют переживать из-за таких вещей? Ладно — чужой человек, но — «товарищ»…

— Разведочные экспедиции редко обходятся без жертв, — продолжила Саша. — И на буровых станциях люди часто гибнут. За границей расчищенной зоны хищные рептилии бродят… и это — далеко не единственная прелесть нашей экзотики.

Да нет, все-таки переживает.

— Не вспомните, в какой день это произошло?

— Зачем?

— Не знаю.

— На Эребе календарь считают не по Земле, но я попробую соотнести. По-вашему это было… — Саша остановилась, потом продолжила:

— Тринадцатое июля. Старое доброе тринадцатое число.

…Так и есть. Лес, гроза, дурь, птица в огненном потоке.

А там, на Эребе — полыхнувшая машина…

Вдруг в башке мелькнула бредовая мысль: если б я не упал тогда мордой в костер — не забрала бы оранжевая река две жизни вместо одной? Может, я часть того пожара на себя оттянул?..

Охренеешь с этим уайтболом, блин!

— Да, еще одно… — некоторое время я мучился, пытаясь сформулировать вопрос корректно, поскольку не вышло — бухнул напрямую:

— Саша, где я мог видеть вас раньше? Никак не отделаюсь от ощущения, что мы знакомы.

Женщина посмотрела на меня, будто ожидая продолжения. Я не купился: эту особенность мимики Чужих уже получилось вычислить. Она ждет, но не продолжения, а когда к ней самой придет мысль. Думает, если по-нашему.

— Нет. У меня хорошая зрительная память. Я вас совершенно точно раньше не встречала.

Врет — не врет? Опять ничего не прочтешь по лицу. Ладно, не все сразу.

Микроавтобус долго одолевал тягучий подъем, и, наконец, выкатил на самую высокую точку дороги. Открылась широкая панорама: мощные дебри по обеим сторонам от шоссе резко оборвались, впереди до самого горизонта — поля с редким, мелким подлеском. А вдали, справа от дороги — белое что-то… уайтбол.

Без вариантов.

— Вик, ты когда-нибудь обращал внимание, на что похожа эта штука издали? — поинтересовался я.