America Latina, или повесть о первой любви - Владимир Динец

Но самое большое удовольствие нам доставили не птицы на кормушках, летучие мыши или пушистые белки, а маленькие колибри. На ветках деревьев, свешивающихся на веранду, болтались поилки с сахарным раствором (ни в коем случае нельзя заливать туда медовый раствор, от него птички могут погибнуть). Перед «носиками» поилок то и дело с мягким гудением зависали чудесные создания размером с мизинец, а иногда и с большого шмеля. В этом месте большинство птиц почти не боится человека, но колибри — самые доверчивые. Если поставить перед поилкой палец и стоять неподвижно, они садятся на него и, запустив длинный клювик в поилку, тянут сахарный раствор. Тот миг, когда мне на палец опустился черно-зеленый небесный сильф (Aglaiocercus kingi) с 20-сантиметровым темно-синим хвостом, я с тех пор всегда вспоминаю в трудную минуту, чтобы поднять настроение.

В окружающем лесу тоже было много интересного. К сожалению, мне приходилось бродить по горам в одиночку. Дело в том, что, как я уже говорил, в маршруте на Анхель мы оплатили питание заранее. Кормили там необыкновенно вкусно и в неограниченном количестве, поэтому мы постарались наестся на несколько дней вперед. В результате у Юльки заболел животик, и она вынуждена была лежать в мрачном полупустом дворце, пока я бегал по окрестностям.

Поначалу я притаскивал ей всякие интересные вещи, чтобы развлечь. Например, ярко-алую с черными кольцами тысяченожку-кивсяка размером с карандаш, или жука-суперсветлячка Pyrophorus. Точнее, щелкуна — самые яркие светящиеся жуки здесь имено щелкуны. Спереди у него две ярких зеленых «фары», в полете включается голубой мигающий «маячок», а при посадке — расположенный на заднем конце пятисантиметрового тела «стоп-сигнал». Но потом я понял, что зря травлю душу лишенной возможности составить мне компанию Юльке.

На склонах рос влажный тропический лес, ближе к вершинам переходивший в облачный. От дворца расходилось несколько узких скользких тропинок, проложенных одним американским ботаником. По одной из них можно спуститься в сухие леса и потом к морю, но этот путь я надеюсь проделать в следующий раз. Сам ботаник погиб пять лет назад — он упал с платформы, которую построил на вершине высокой сейбы, и разбил голову о досковидный корень.

Здесь я впервые встретил большую колонну бродячих муравьев (Ecyton). Это необыкновенно интересная штука. Их много видов, и у каждого свой характер построения. Одни идут беспорядочной лавой, другие — широкой фалангой, третьи — отдельными легионами, четвертые — узкой колонной или цепочкой. Одни совершают переходы днем, другие ночью, одни взбираются на кусты и деревья, другие нет.

Некоторые виды, встретив тропинку, сворачивают на нее и идут по ней сотни метров, другие избегают любых открытых мест.

В двух-трех шагах перед фронтом колонны можно идти совершенно спокойно, а позади «армии» тянется длинный «хвост» кусачих отстающих. Поэтому наблюдать за колонной лучше спереди. Муравьи выпугивают из лесной подстилки великое множество сверчков, пауков, лягушат и прочей мелочи, которую иначе довольно трудно увидеть. Эта шуршащая «волна» привлекает множество птиц. Некоторые птицы, особенно из семейства муравьеловок (Formicariidae), которые на самом деле едят не муравьев, а вспугнутых ими насекомых, встречаются почти исключительно рядом с «армиями». Над некоторыми колоннами в воздухе неподвижно висят маленькие мушки, которые откладывают яйца в муравьиных личинок, а в гуще толпы попадаются всевозможные дармоеды — жуки, гусеницы бабочек-голубянок (они маскируются под личинок, и муравьи несут их с собой) и прочие.

После каждого рейда по лесу я возвращался во дворец, чтобы навестить Юльку, за которую начал здорово волноваться. Там я разговорился с итальянским орнитологом.

— А что тебя интересует больше всего? — спросил он.

— Я сейчас не на работе, поэтому могу изучать всю фауну подряд.

— Ну, а все-таки?

— Меня все интересует. Змеи, птицы…

— Змеи? Тут нет змей.

— Есть. Я тут один день и уже нашел двух.

— Не надо меня пугать, — засмеялся он, — Я живу в заповеднике месяц и ни одной не видел.

— Просто орнитологи всегда смотрят вверх, а не под ноги.

— Все равно не верю. Если бы ты видел здесь змей, ни за что не ходил бы по лесу в такой обуви, — он показал на мои плетеные сандалетки.

Напрасно я объяснял, что змеи обычно уползают с открытых мест, услышав шаги, и ходить по тропам можно даже босиком. Итальянец был уверен, что его просто разыгрывают. А ведь он профессиональный зоолог! Потом я столкнулся с тем, что многие исследователи панически боятся змей. Если у них ночью ломается фонарик, они боятся сделать даже несколько шагов и неподвижно стоят до утра, к радости комаров.

Комаров, кстати, в сельве меньше, чем в наших лесах. Можно вообще ходить в плавках, если не останавливаться надолго. Они очень разнообразны по размеру и внешнему виду, но мало что переносят. Малярия встречается редко (ее переносчики, комары Anopheles, часто выводятся в лужицах воды, которая скапливается в основании листьев Heliconia — растения типа банана, но с огромными красными соцветиями.) Желтая лихорадка, завезенная из Африки, практически исчезла благодаря прививкам. Москиты, переносчики лейшманиоза, более опасны, но они встречаются в основном в сухих лесах.

Весь день из леса то и дело доносились завывания рыжих ревунов (Alouatta siniculus), но увидеть их мне никак не удавалось. Уже под вечер к нам в комнату заглянул мой друг итальянец.

— Я нашел огромного ревуна, — сказал он, — пошли быстрее, может, он еще там.

Он отвел меня к высоченному дереву Lecythis, и через несколько минут мы отыскали в кроне обезьяну. К сожалению, начавший накрапывать дождик заставил ее спрятаться в большой куст эпифита-бромелии, росший на толстой ветке, так что наружу свисал только длинный хвост.

Вечером налетела сильная гроза, но к полуночи она кончилась, и я успел обойти все тропинки еще по разу. Под большими сейбами, где вечером бегало множество колючих хомячков Neacomys, привлеченных опавшими цветами, я встретил маленькую, изящную пятнистую кошечку (Felis tigrina), но больше ничего интересного не было, если не считать ползающих по веткам алых кивсяков.

Когда начало светать, я пошел навестить ревуна. Вспугнутый зеленый агути (Dasyprocta viridis), грызун размером с фокстерьера, упругим мячиком ускакал от меня по тропинке; грузный кудрявый гокко (Crax) с шумом взлетел из зарослей бамбука. А вот и высокое дерево. Старый самец как раз выбрался из бромелии и потягивался, угрюмо оглядываясь по сторонам. Рыжий ревун — самая крупная обезьяна Нового Света, окраской и размерами он напоминает молодого орангутанга.