Во имя государства (сборник) - Юлия Латынина

– Конечно, – сказал эконом Амадия, – у меня как раз нехватка в чесальщиках.

Андарз задумчиво глядел на мальчишку.

– Как нехватка? – сказал секретарь Иммани, – неделю назад было сорок человек.

– А он их кормит одними оплеухами. Потом из косточек варит клей и продает его в Осуе, для большей прибыли, – сказал начальник охраны Шан’гар.

– Глупый варвар, – возмутился домоправитель Амадия, – что ты понимаешь в хозяйстве и прибыли?

– А то и понимаю, – ответил Шан’гар, что однажды твои рабочие защиплют тебя до смерти. Не в деньгах счастье. Правда, господин Нан?

– Правда, – сказал молодой чиновник, – деньги – это еще не все. Тот, у кого семь миллионов, вполне может быть несчастней того, у кого пять миллионов.

Андарз засмеялся.

За обедом господин Нан был душою общества, рассказал историю о чиновнике, который поймал беса, резвившегося среди отчетов, и о том, как духи-щекотунчики сняли под свадьбу дворцовый павильон Танцующих Лебедей, после чего в павильоне постоянно принимались неправильные решения: и так забавно изображал духа-щекотунчика, что даже застенчивый Астак раскраснелся от смеха.

– Да, кстати, – спохватился Андарз, – я слыхал, позавчера господин Нарай разбранил вас за какой-то проект? Чем же он не понравился Нараю?

– Не знаю, – сказал Нан, – имею, однако, при себе копии…

И потянулся к папке.

– Вы с ума сошли, – сказал Андарз, – что я вам, Нарай, чтобы читать проекты? Хватит того, что иногда их надо подписывать.

Сын Андарза, Астак, перестал смеяться, и глаза его сделались, как у больной малиновки.

Уже подали дыню и фрукты, когда речь зашла об убитом чиновнике.

Господин Андарз всплеснул рукавами и приказал своему секретарю Иммани отправиться в Нижний Город, на улицу Белой Сирени, где жила вдова убитого чиновника.

– Возьми-ка у нее все бумаги мужа, – сказал Андарз, – и скажи, что я оплачу все расходы на похороны. Из-за неожиданной смерти дом и имущество могут быть востребованы казной. Пусть она пока переселится в какую-нибудь из моих усадьб, а я похлопочу об имуществе.

– «Ага! – подумал Шаваш, – а если она не отдаст бумаги, то останется без дома и без имущества».

Изящный секретарь потер рукою рот и сказал:

– Улица Белой Сирени, где это?

Все недоуменно переглянулись.

– Я знаю, где эта улица, – вмешался Шаваш от своих часов.

Андарз повернулся.

– Знаешь? Так иди с Иммани.

И пусть они пока идут на улицу Белой Сирени, а мы немного расскажем о господине Андарзе.

В то время, о котором мы ведем рассказ, императорскому наставнику Андарзу было тридцать восемь лет; это был крепкий, сильный мужчина с чистой кожей цвета топленого молока, темно-русыми волосами и гладким еще лицом, на котором странно сочетались веселые, жадные к жизни губы и отрешенные васильковые глаза.

Был он тонок и нервен, от беззаботности легко переходил к величайшей грусти. Бывало, заплачет ночью в кабинете, кричит секретарю седлать коней, ехать в монастырь, – вот кони уже готовы, Андарз, посыпав голову пеплом, летит по улице – а на улице трактир. Андарз соскочит с коня и бежит в трактир, глядь, – а он уже хохочет вместе со всеми.

Человек он был учености необычайной, но несколько странной. То вдруг примется изъяснять самую хитрую математику, то вдруг окажется, что он не знает семи причин падения последней династии, каковые причины, к слову сказать, под его же именем и были опубликованы: какой-то бедный чиновник умолил его одолжить труду свое имя.

Андарз слегка увлекался черной магией, был отличный полководец и тонкий поэт. Пять лет назад, подавляя восстание в Чахаре, утопил провинцию в крови. Возвращаясь в столицу по топким осенним дорогам, он написал цикл лучших своих лирических стихотворений о временах года.

Господин Андарз родился в годы, когда провинции не всегда внимали столице, и был младшим сыном наместника Хабарты. Юноша ни в чем не знал отказа, проводил дни на охоте и в отцовской библиотеке, был избалован и своенравен. Охотился он посереди развалин огромного города, в котором было легко подавлять бунты, так как жители разных кварталов жили слишком далеко друг от друга. Сплетничали, что он охотился не только на зверей, но и на людей и бесов.

Однажды во время народного праздника монахи били в колотушки перед городским богом, чтобы привлечь внимание бога к молитвам и еде. У Андарза болела голова, юноша послал сказать им, чтобы они замолчали. Монахи воспротивились, и тогда Андарз сжег городского бога вместе с колотушками, да еще и пригрозил сжечь монахов. Народ был возмущен.

Юноша плакал во время грозы и очень любил павлинов и голубей. Он упросил отца ввести специальный налог для содержания павлинов. Эти птицы ходили по всему городу, и если на человека доносили, что он обидел павлина, ему приходилось тошно. Дело в том, что Андарз собрал компанию сверстников, и они ездили по городу, привязав к поясу плетку, а к хвосту лошади – дохлую кошку, входили к людям, провинившимся против павлинов, и плеткой заставляли их съесть дохлую кошку. Кроме этого, они делали все, что хотели.

Когда Андарзу было шестнадцать, в город приехал инспектор из столицы и нашел, к своему изумлению, что должность наместника в Хабарте переходит от отца к сыну вот уже третье поколение. С инспектором было пять тысяч солдат, и его наблюдению было трудно воспротивиться. Население города разгромило старинную библиотеку и съело проклятых павлинов.

Отец Андарза был арестован и в клетке увезен в столицу. Припомнили ему все – и павлиний налог, и истребленного бога, и… черт знает что припомнили. Инспектор понаписал в обвинении, что наместник кормил павлинов человечьим мясом, хотел отделиться от империи и был привержен чернокнижию. Словом, наместника обвинили во всех злодеяниях, которые он совершал, и во всех, к которым он был непричастен.

Шестнадцатилетний Андарз со своей раскрашенной шайкой бежал в горы, и там друзья его бросили. Тогда Андарз отправился вслед за арестованным отцом в столицу. В столице он увидел, что дело его отца пропало. Император Меенун был очень сердит на тех чиновников, которые присваивали свои должности и передавали их по наследству, и, когда мог добраться до одного из них без кровопролития, радовался.

У Андарза не было денег, а если бы были, судьи побоялись бы их брать. Родственники его в столице сказали, что они из другой семьи.

И вот Андарз сел и написал стихи, в которых умолял императора о милосердии: Начинались стихи так: «Я плачу не о судьбе отца, а о том, что он заслужил ее. Справедливость требует казни, будь же несправедлив!»

Стихи понравились государю и народу, который стал распевать их на всех перекрестках: общественное мнение вдруг переменилось, все сострадали наместнику, попавшему из дворцовых палат в яму с водой. Император помиловал отца Андарза. Отец умер через три месяца от стыда и перенесенных в тюрьме пыток.