Теннисные мячики небес - Стивен Фрай

– Ну, наверное, купил где-нибудь. В магазине. Он об этом ничего не сказал.

– Нет-нет. Откуда Падди достал его? Из кармана? Из сейфа? Откуда?

– А, понял. Из небольшой такой сумки. Она лежала на штурманском столе.

– Какого цвета?

– Красного. Красный нейлон.

– Имя производителя на ней значилось? «Адидас», «Файла», что-нибудь?

– Н-нет… почти уверен, что нет.

– Ладно, ладно. Твой приятель Руфус Кейд ничего услышать не мог, так?

– Да, определенно.

– Ты уверен? Оттуда, где ты находился, был виден люк?

– Нет, но Падди его видел, и, если бы Руфус вернулся, он заметил бы.

– Неплохо. Пойдем дальше.

– Ну, тут он попросил меня доставить письмо.

– На конверте ничего не написано. Или он воспользовался симпатическими чернилами?

– Нет. – Это предположение вызвало у Неда улыбку. – Он заставил меня запомнить адрес.

– А именно?..

– Лондон, ЮЗ-1, Херон-сквер, тринадцать, Филип А. Блэкроу.

Оливер Дельфт дернулся, точно от удара током. Каждый нерв его затрепетал. Сердце вдруг скакнуло куда-то, в глазах на миг потемнело.

Нед встревоженно глядел на него:

– Вам плохо?

– Просто свело ногу. Судорога. Ничего серьезного.

Оливер встал, выключил магнитофон и отошел от стола, налегая на правую ногу словно бы в стараниях размять сведенную судорогой мышцу. Теперь самое главное – оставаться спокойным, совершенно спокойным, не терять самообладания.

– М-м, послушай, – сказал он, – я отойду на минуту. Подожди меня здесь, хорошо? Сделай себе бутерброд или еще что. В холодильнике осталось молоко. Мне нужно кое-что сделать. Позвонить. Найти для тебя какую-нибудь одежду. Ну и так далее. Ты не против?

Нед радостно закивал.

Мистер Гейн продолжал борьбу с кроссвордом.

– Все в порядке, мистер Дельфт, сэр?

– Скользкий нам попался стервец, – вздохнул Оливер. – Придется использовать Д-16. Я поднимусь наверх, подготовлю все. Ошва богу, до Лондона всего полчаса езды.

Брови мистера Гейна взлетели вверх.

– Д-16? Вы уверены, сэр?

– Разумеется. Еще бы я не был уверен. Это террорист, Гейн. Из самых крайних. Вызовите пару ваших людей, чем тупее и жестче, тем лучше. Когда они доберутся сюда, воспользуетесь их машиной. Ваша понадобится мне. Встретимся завтра в Д-1б, я привезу все документы. Давайте, давайте, звоните. Только убедитесь сначала, что телефон чист. Да идите же! Какого хрена вы ждете?

Гейн рванулся к двери, он был испуган – впервые за четыре года он видел своего начальника хотя бы частично, но утратившим власть над собой.

Оливер стоял посреди комнаты, мысли в его голове обгоняли одна другую.

Невероятно, невероятно! Имя и адрес, ясно и громко произнесенные прямо в микрофон, – ладно, первым делом стереть запись. Да нет, не стереть. Нужно же что-то и Лондону скормить. Депеша из управления в Уэст-Энде занесена в журнал, о ней знает Морин, а есть еще этот сержант из уголовки.

Боже ты мой, мальчишка-то сын члена кабинета министров! Если он где-то намажет, ему это дорого обойдется.

Оливер заставил себя мысленно отступить назад, сосредоточиться. С сержантом и производившими арест полицейскими справиться будет несложно. Уже к полуночи они подпишут «Акт о неразглашении» и поклянутся вечно хранить молчание, об этом он позаботится лично. К тому же имени Неда Маддстоуна в полиции не знают. Оливер вошел в допросную как раз в тот момент, когда Флойд спросил у Неда, как того звать.

Теперь уж о долгом уик-энде нечего и мечтать, это ясно. И о коротком тоже. Помимо всего прочего, надо что-то придумать с записью. Ему, разумеется, нужна лента с записанными на ней именем и адресом, но только не с этим адресом и не с именем Филип А. Блэкроу.

Конечно, услышать это имя было для него жутким потрясением, с другой стороны, думал Оливер, можно считать, что он получил от Бога подарок. Приди депеша на пять минут позже, она попала бы не к нему, а к Степлтону. И если бы Степлтон услышал фамилию Блэкроу…

Нет, в конечном счете Господь более чем милостив. Мальчишку взяли на улице. Никто ничего не знает. Никто ничего не знает. И этот простенький факт дает ему почти неограниченную власть над обстоятельствами. Теперь от него требуется только одно – точная работа.

Первое побуждение, охватившее Оливера едва ли не до того, как Нед договорил имя и адрес, состояло в том, чтобы немедля его ликвидировать, однако теперь он отбросил все мысли об этом. В его мире, что бы там ни твердили газетчики и сочинители детективных романов, убийство всегда оставалось крайней мерой – и до того уж крайней, что ее почти и не принимали в расчет. Не из соображений какой-то там совести, просто всегда существовал иной выбор. Враг может в один прекрасный день обратиться в друга, друг – во врага, ложь может стать правдой, правду могут признать ложью, покойника же никогда и никакими средствами оживить не удастся. Гибкость – вот что важнее всего.

И кроме того, смерть имеет свойство развязывать языки. Мертвые, естественно, помалкивают, зато живые говорят как заведенные, а Оливеру, если он хочет выбраться из этого пикового положения невредимым, как раз живые-то и понадобятся. Он не сомневался, что может целиком положиться на Гейна, однако следует видеть и дальнейшую перспективу. Оливер мог представить себе далеко не один угрожающий поворот событий, а наберется немало и таких, он это понимал, которые ему и в голову никогда не придут, жизнь есть жизнь. Всегда ведь существует опасность, что в Гейне ни с того ни с сего пробудится совесть или он вдруг уверует в Бога, преисполнится раскаяния и пожелает очистить душу признанием. Да если на то пошло, и старомодный, обремененный сознанием собственной вины либерализм штука тоже опасная. В конце концов, Гейн может попросту пристраститься к бутылке, а это грозит неосторожностью в речах, если не шантажом. Оливеру случалось видеть его пьяным – причем в стельку, – да, голова у этого малого столь же крепка, как все остальное, однако кто знает, во что он обратится лет через десять, двадцать или тридцать? Ничто не вечно, все изменчиво, а потому смерть, с ее вечностью и неотменностью, может оказаться самым рискованным выбором. Парадоксально, но верно.

Оливер принадлежал к разряду людей, решительно неспособных понять, почему все так носятся с «Гамлетом». Для него мысль и действие составляли единое целое. Он еще поднимался наверх, чтобы поискать в шкафу одежду, а превосходный план уже сложился в его голове до последних деталей.

Гордон вернулся домой в самый разгар бурной ссоры Порции с родителями.

– Он не такой, как все! – кричала она на Хиллари. – Не смей так говорить!

– Скорее всего, встретил каких-то друзей, направлявшихся в «Харродз», и думать про тебя забыл, – предположил Питер. – Он из людей этого типа. Никакого чувства долга. Посмотри, как они ведут себя в Палестине. Взгляни на Ирландию. Напрочь лишенный подбородка болван, если хочешь знать мое мнение.

– Палестина? Ирландия? При чем тут вообще Палестина?

– Ну-ну-ну, – пробормотал Гордон бросившейся ему на грудь Порции. – Остынь, Пит. Ты же видишь, она расстроена. Что случилось, Порш? Поссорилась с Недом?

– Конечно, нет, – всхлипнула она. – Ах, Гордон, он пропал!

– Пропал? Что значит пропал?

– То и значит. Исчез. Я… я пошла договариваться насчет работы. Он должен был ждать меня на улице, а его там не оказалось. И в отцовский дом на Кэтрин-стрит он тоже не вернулся. Я несколько часов пробродила около дома, он так и не появился. Тогда я подумала, что он, может быть, позвонил сюда, прилетела домой, но и здесь от него никаких известий не было, ничего. И вообще, – она повернулась к Питеру, – что значит «лишенный подбородка»? У Неда замечательный подбородок. Больше того, Неду не приходится, как некоторым, прятать его под чахлой, травленной молью бороденкой.

– Ну, насчет этого мы ничего наверняка сказать не можем, – откликнулся Питер, размашисто складывая номер «Морнинг стар». – Давай подождем, пока он повзрослеет достаточно, чтобы обзавестись бородой, идет?

– Совершенно недопустимый тон, – фыркнула Хиллари. – В сущности говоря, это род эмоционального изнасилования. Вот именно. В самом простом и чистом виде. Изнасилования.

Порция, повернувшись к матери, зарычала.

– Ладно, ладно. – Гордон умиротворяюще положил руку на плечо Порции и повернул ее лицом к себе. – Давайте на этом и остановимся. Ты туда еще не звонила?

– Звонила? Куда?

– Домой к Неду. Вернее, к его отцу. На… Кэтрин-стрит, так, по-моему?

– Конечно, звонила. Как только пришла сюда.

– К телефону кто-нибудь подошел?

– Он просто трезвонил и трезвонил, – ответила Порция, бросаясь к телефонному аппарату. – Сейчас попробую еще раз.

– Выглядит, в общем-то, странновато.

– А то я не понимаю! Это я и пыталась втолковать им обоим, так они же не слушают!

– А с отцом Неда ты связаться не пробовала?