Дочь горного короля - Дэвид Геммел

– Так пей поменьше.

– Хорошо тебе говорить… – Он запнулся, увидев ее наготу. – Что за неприличие, женщина!

– Ты же сказал, что уйдешь, старый дурень. Я думала, что одна в доме.

– Ладно, – расплылся в улыбке он, – будем считать, что мне повезло. – Придвинув себе стул, Гвалч с нескрываемым восхищением уставился на освещенную огнем Сигурни. – Экая красота! Если Бог и создал что-то прекрасней тебя, мне он этого не показывал.

– По высоте твоего взгляда я заключаю, что для тебя главное грудь, – засмеялась она. – Фелл – тот всегда пялится на ноги и на задницу. Странные вы, мужчины, создания. Если Бог и создала что-то нелепее вас, мне Она этого не показывала.

– Непристойное поведение и кощунство к тому же, – расхохотался Гвалч. – Ты бесподобна, Сигурни. Прикройся, а? Пожалей старика.

– Что, или кровь взыграла?

– В том-то и дело, что нет. Оденься, дитя, будь умницей.

Она снова натянула длинную, до бедер, рубаху.

– Так сойдет? Можно подумать, ты меня не купал в свое время.

– Ты тогда была маленькая. И скорбная разумом.

– Скажи, Гвалч – как убить демона? – тихо спросила она.

Он почесал седую щетину на подбородке.

– А что, еды в этом доме нет? Голодом гостей моришь?

– Есть немного холодного мяса и непочатый штоф твоей медовухи. Для меня она слишком крепкая. Выпьешь, или мясо тебе разогреть?

– Не надо, – подмигнул он. – Нацеди медвяной росы.

– Сначала ответь на вопрос.

– Нет, – отрезал Гвалч. – Ничего я больше тебе пока не скажу. И если мне не нальют из-за этого, так тому и быть.

– А когда скажешь, если сейчас не хочешь?

– Скоро. Поверь мне.

– Я никому из мужчин не верю так, как тебе. – Она поцеловала его в лоб и принесла бутылку.

Старик, пропустив глоток огненной влаги, удовлетворенно вздохнул.

– Кто постоянно эту благодать принимает, будет жить вечно.

– Неисправимый. Знаешь легенду о короле с железной рукой?

– Само собой. Он ушел за Врата, но вернется, когда будет нужен.

– Правда вернется?

– Да. Когда время придет. – Старик налил себе еще чашечку.

– Это неправда, Гвалч. Я нашла его кости.

– На дне у водопада, знаю. Что ж ты никому не сказала про такую находку?

Сигурни удивилась, но не слишком.

– Зачем спрашиваешь, если знаешь ответ?

– Вопросом на вопрос отвечать невежливо, девочка.

– Людям нужно верить во что-то. Кто я такая, чтобы отнимать у них эту веру? Он был великий человек, и люди убеждены, что он не пал от руки подлых наемников, а сам их всех перебил.

– Он и перебил. Семерых человек вместе с собачьей сворой, однако враги успели смертельно ранить его. Один преданный человек нашел короля, еще живого, у озерца. Железнорукий наказал ему спрятать тело так, чтобы до урочного времени никто не нашел – королю перед смертью был, видишь ли, послан Дар. Вот откуда взялось сказание, что Железнорукий ушел за Врата и однажды вернется. И не байки это, а чистая правда.

Гвалч отодвинул пустую, третью по счету чашку.

– Когда же ждать его, Гвалч? – спросила шепотом Сигурни.

– Один раз он уже приходил, в Кровавую Ночь. Это он убил последнего демона, – пробормотал старик и захрапел.

Фелл любил горы, любил безлюдные перевалы, сосны, долины с отлогими склонами, снежные вершины – весь неоглядный простор этого сурового края. Стоя выше черты снегов на Хай-Друине, он смотрел на север. Там лежали земли Паллидов, а еще дальше сверкала река, отмечавшая границу между Паллидами и тихими угрюмыми Фарленами. Эта земля неласкова к земледельцу. Зимы жестокие, летом урожай гниет на корню от постоянных дождей – только овес здесь и можно вырастить. В долинах разводят лохматых коров с острыми рогами, способных обороняться от волков и горных медведей, но и те часто гибнут в снежных заносах или срываются с круч.

Малодушным неженкам здесь не место.

Фелл потер щеки, озябшие от поднявшегося к вечеру ветра. К зиме он отрастит бороду, и будет теплее.

Пещеру он нашел как раз до наступления ночи. Полог у входа сгнил – в следующий раз надо будет принести новый холст, отметил про себя он. Преграда не из лучших, но все-таки не дает зверям забредать внутрь и удерживает тепло. В пещере, глубокой, но узкой, под природным дымоходом был устроен очаг. Там, как обычно, лежали приготовленные дрова и два кремня для добычи огня. Поленницы у дальней стены хватало не на одну ночь. В кладовой хранились припасы – овес, мед, горшок с солониной, дюжина восковых свечек.

Здесь, в одном из самых любимых мест Фелла, никто не мешал ему думать или мечтать. Мысли его занимала в основном служба: обход лесов и долин, выбраковка оленей, охота на волков, но эту ночь он хотел посвятить мечте и успокоению духа. Он быстро развел огонь, скинул котомку и плащ, прислонил к стене лук с колчаном. Достал мешочек с овсом, растопил в котелке натасканный в пригоршнях снег. Добавил овес, щепотку соли, размешал варево деревянной ложкой. Овсянку Фелл любил заправлять медом, но с собой он его не принес, а брать из кладовой было жалко. Всякое бывает – застрянешь здесь посреди зимы и будешь поминать, как слопал весь мед, не дождавшись осени. Он не стал подслащивать кашу, поставил остывать.

В памяти, непрошеное, всплыло лицо Сигурни, и Фелл сказал вслух, точно оправдываясь:

– Мне нужны сыновья.

– Любовь человеку тоже нужна, – произнес чей-то голос.

Сердце у Фелла чуть не остановилось. Вскочил, обернулся – позади никого. Рука сама нащупала обоюдоострый охотничий нож.

– Он тебе ни к чему, парень, – сказал тот же голос, на этот раз слева. У огня сидел самый старый человек, какого только видел Фелл, весь в морщинах, с отвисшей на подбородке кожей. Штаны и камзол из зеленой клетчатой ткани, на плаще нашиты перья, самые разные – голубиные, воробьиные, вороновы. Холщовый занавес так и висел у входа, непотревоженный.

– Как ты попал сюда?

– Другим ходом. Сядь, посиди со мной. – Старик протянул к леснику худющую руку.

– Ты что, призрак?

Старик задумался.

– Занятный вопрос. Я должен был умереть задолго до твоего рождения – значит, надо понимать, уже умер. Однако я не призрак. Я человек из плоти и крови, хотя плоти, признаться, не так много осталось. Я Талиесен, друид.

Фелл присел на корточки с другой стороны очага. Старик казался безобидным и оружия при себе не имел, но лесничий все же не стал прятать нож.

– Откуда ты меня знаешь?

– Твой отец угостил меня хлебом-солью, когда я был здесь последний раз – девятнадцать лет назад по вашему счету. Тебе было шесть годов. Ты посмотрел на меня и спросил, почему лицо так плохо на мне сидит. Дети не стесняются задавать такие вопросы, за то я их и люблю, – хмыкнул старик.