Внимание, мины! - Иван Величко

Когда мину отбуксировали к берегу, сразу же приступили к ее разоружению.

Еремеев начал отдавать нажимное кольцо. Это ему удалось после больших усилий. Я специальным ключом быстро извлек запальный стакан из горловины. Но это только первая операция. Хотя она и очень важная, но не главная, так как различного рода «ловушки» и ликвидаторы находятся в аппаратной камере.

После этой операции мина была полностью выбуксирована на берег.

При разоружении у минера обычно большое нервное напряжение. Малейший шорох или шипение выходящего воздуха из камеры очень сильно действует на психику. Слух и внимание обострены до предела. Ведь каждый поединок с миной — это испытание.

Крышка аппаратной камеры сильно обросла ракушками. Нажимное кольцо плохо поддавалось. Еремеев начинал нервничать.

При отдаче нажимного кольца прибора срочности внутри вдруг раздался слабый щелчок, и из отверстия с большим шумом вырвалась мутная струйка воды. Казалось, сейчас произойдет взрыв. Мы, не произнеся ни слова, несколько секунд смотрели друг на друга. Но все обошлось благополучно. Позднее выяснилось, что сработал гидростат прибора срочности. На наше счастье, в этой мине не было ликвидатора, и взрыва не последовало.

Снова приступили к разоружению. Был извлечен гидростат с прибором срочности. Теперь она была обезврежена. Оставалось извлечь аппаратуру, и все — работа окончена.

Конечно, не всегда работа по разоружению мин заканчивалась благополучно. В ноябре 1953 года произошел трагический случай.

В тот день я получил приказание выехать в Новороссийск с группой специалистов и командой охраны для разоружения обнаруженных мин. К тому времени на Черном море еще кое-где обнаруживали неконтактные донные мины. Чаще всего их уничтожали на месте. Но некоторые приходилось разоружать.

В Новороссийск прибыли 27 ноября. Погода неблагоприятствовала. Дул сильный норд-ост, что затрудняло подъем мины. Пока не утихнет ветер, решил подготовить личный состав к выполнению предстоящего задания. На следующий день побеседовал со старшим лейтенантом Глазковым, главным старшиной Овсянниковым и старшиной-минером Курбаткиным.

Надо еще отметить, что на этот раз мне предстояло провести показательное разоружение с целью обучить этому делу команду в составе Глазкова, Овсянникова и Курбаткина. Подробно разъяснил им требования инструкции при выполнении этого задания.

29 ноября погода несколько улучшилась, и можно было приступать к работе. Мина находилась на двадцатичетырехметровой глубине, была сильно заилена, что затрудняло ее подъем. Опытному водолазу пришлось затратить на остропку мины шесть часов, хотя обычно на это уходило около двух часов.

Но вот мина на берегу. Мы с Овсянниковым начали ее разоружать.

Опыт опытом, но когда минер подходит к мине, он всегда чувствует какую-то неопределенность: какие она таит в себе неприятности, что за «сюрпризы» заключены в ней? Еще раз повторяю: каждая мина — это каверзная загадка.

Лежащая перед нами мина была выставлена лет двенадцать назад. Приготовлена в авиационном варианте — мы увидели инерционный взрыватель и парашютный замок на стабилизаторе. Мина от долгого нахождения в воде покрылась ракушками, болты и гайки окислились, и отвернуть их было делом нелегким. Бронзовые ключи часто выходили из строя.

За час работы удалось отдать крышки двух горловин, извлечь инерционный взрыватель и прибор срочности. Через тридцать минут рядом с нами лежали уже и запальный стакан, и запальный патрон. Можно считать, что мина обезврежена. Но торжествовать победу, мы знали, пока что еще рано.

В любой мине могут быть замаскированы различные «ловушки».

Начало темнеть. А надо было показать Глазкову и Курбаткину приборы, их расположение, рассказать, как следует действовать. Пригласил Глазкова и Курбаткина к мине.

Теперь нас было четверо. Овсянников после того как Глазков и Курбаткин осмотрели все, что их могло интересовать, стал отдавать гайки, крепящие крышку аппаратной камеры.

Когда больше половины гаек было отдано, из аппаратной камеры потекла мутная вода.

— Наверное, внутри все приборы разрушены, — сказал он.

Со спокойной совестью можно было снять крышку аппаратной камеры вручную, не пользоваться пеньковым тросом и автомашиной, так как эта операция занимает много времени. Но разоружение было показательным, и я предложил делать все так, как требовала этого инструкция.

Дал команду Овсянникову, чтобы тот присоединил к гаку крышки пеньковый буксир. В это время к нам задним ходом начала подходить автомашина. Крикнул шоферу, чтобы он не подъезжал близко, и тот отъехал.

— А теперь все в укрытие, — приказал Овсянникову, Глазкову и Курбаткину.

Увлеченные работой, мы не заметили, что к нам подходило несколько матросов из охранения. Оказалось, что Глазков, обеспечивавший операцию, подойдя к месту разоружения, никого не оставил за старшего.

Пока я отчитывал матросов, пока те расходились по своим местам, произошло непоправимое. Главный старшина не стал присоединять пеньковый трос к гаку крышки, хотя был предупрежден об этом. Он решил, что мина уже безопасна и можно сорвать крышку аппаратной камеры отверткой. Такая попытка дорого обошлась: произошел взрыв патрона «ловушки».

Взрыва я не слышал, а только увидел большой огненный шар и сразу почувствовал резь в глазах. Упал. Пришел в себя, когда матросы тащили меня к машине. Хватило еще сил распорядиться, чтобы оказали помощь остальным пострадавшим.

Четверых привезли в госпиталь. У меня оказались побитые обе ноги и несколько других мелких ранений. Глазков три месяца пролежал в гипсе, ему ампутировали левую ногу. Получил ранения и Курбаткин.

Взрыв «ловушки», конечно, не был результатом оплошности. Просто произошло то, на что рассчитывал противник. Можно обвинить главного старшину Овсянникова за то, что он нарушил инструкцию — отверткой пытался отсоединить крышку от мины. Но я, как участник этой трагедии, считаю, что на месте Овсянникова мог бы поступить так же. И вот почему.

Всех ввело в заблуждение то, что из аппаратной камеры пошла вода. Мы решили, что аппаратура выведена из строя. Кроме того, мы не знали, что в немецких минах существуют «ловушки» ударного действия. К тому же мину полностью разоружили, и те приборы, которые представляли опасность, были уже извлечены. Сказалась и спешка. Наступали сумерки, мы торопились, и поэтому Овсянников постарался ускорить разоружение. Вместо того, чтобы присоединить конец, лежащий рядом, к гаку крышки аппаратной камеры, он пытался эту крышку отсоединить отверткой, в результате чего освободился предохранитель бойка и произошел взрыв патрона «ловушки».

Этот случай еще раз показал, что при разоружении мин необходимо строжайше выполнять все пункты инструкции. Все! И в любых условиях!

Не все, что на дне, — мина

Меня вызвали в штаб. Дежурный сообщил, что нужно разоружить обнаруженную мину.

Я, уже оправившийся после госпиталя, быстро собрался, захватил с собой необходимые инструменты и пошел на теплоход. В Новороссийске сошел на берег и заспешил на водолазный бот, который прибыл сюда ранее.

Договорились, что к работе приступим завтра.

Вечером я вновь побывал на водолазном боте, который выделили для уничтожения мины. Узнал, что основная работа на дне поручена Николаю Морозову. Познакомился с ним, рассказал, что и как нужно делать.

Николай служил по второму году. Раньше он работал трактористом в колхозе. Дело свое любил. Трудился добросовестно. Он был среднего роста, коренастый, смуглый. Морозов был в хорошем настроении. Чувствовалось, что он гордится ответственным поручением. Еще бы! Ему, молодому водолазу, предстоит спуститься к опасной мине, с которой он завтра встретится впервые в жизни.

Николай ясно представлял, как он спустится под воду и, остропив мину, подаст команду: «Все готово, можно поднимать!» А сам выйдет наверх. Тогда и ему можно будет рассказать своим товарищам, как он выполнял настоящее боевое задание.

Возникли и сомнения. Как поведет себя мина? Но Морозов об этом не думал, знал, все будет хорошо.

На следующий день Морозов проснулся раньше обычного и стал обдумывать, как лучше выполнить боевое задание.

После завтрака водолаз пошел к катеру. Его еще раз проинструктировали старшина катера и я. Боцман напомнил, как нужно стропить мину под водой.

Морозов каждого слушал внимательно, отвечал односложно: «Ясно, учту».

В бухте было тихо. На небе — ни облачка.

Послышались команды старшины катера.

— Заводи мотор!.. Отдать концы!

Катер быстро пошел к месту обнаружения мины. Морозов стоял на корме, и по его лицу трудно было угадать, что он думает.