Амазонка (фрагмент) - Алиса Клевер

А заодно и мое.

Почитать Маркеса, представить, что это я лечу вниз головой с высоты многоэтажного здания и что полет этот неспешный, обстоятельный, с возможностью не только просмотреть весь скучный и однообразный фильм под названием «Жизнь Дарьи Синицы», но и обдумать каждую несовершенную глупость, осмыслить каждый сделанный поворот «не туда». Единственная яркая звезда, в тепле которой я грелась всю жизнь, – моя мама, непредсказуемая, сумасшедшая и неуправляемая. Мама, на которую я могла смотреть часами – на экране и в жизни. Капризная, взбалмошная и невыносимая, воспринимающая меня, как собственную персональную рабыню. Что, если с ней что-то случится?

Я хочу отметить, что я сражалась, как могла. Я просидела с книжкой в руке несколько часов, прежде чем поняла, что не прочитала ни строчки из тех страниц, что перелистала в своем больном забытьи. Только тогда я взялась за телефон, презирая себя и все на свете.

– Алло? Андре? – я не узнаю собственный дрожащий голос, настолько незнакомым и странным он мне кажется. – Это Дарья.

– Я вас узнал, Даша, – его голос спокоен и странно глух. Может ли быть, что я его разбудила? Но ведь еще не вечер! А вдруг он не один? Лежит рядом с красивой длинноногой моделью, усталый от безумной любви, отдыхает и дремлет. Я опустила взгляд и заметила, что сжимаю кулак так, что отпечатки от ногтей оставались на внутренней стороне ладони.

– Мне… э… нужно… нет, ничего… я просто… – внезапно слова начинают застревать у меня в горле, и я теряю ту смелость, которая города берет.

Андре не помогает, он молчит. На заднем плане я отчетливо слышу какие-то голоса. Среди них есть женские. Я бросаю трубку и смотрю на себя в зеркало. Дикий взгляд перепуганных глаз, пересохшие губы. Руки трясутся, а щеки красные, словно у меня поднялась температура.

Это было ошибкой, этот дурацкий звонок. Я ничего не знаю об этом Андре, я понятия не имею, есть ли у него девушка, насколько серьезные у них отношения. Могу поспорить, не такие безобразно серые, как наши с Сережей. Может быть, в Москве с ее бесконечно серым небом, зимой, длящейся ровно столько, сколько нужно, чтобы родить ребенка, – других и не может быть?

Я сижу на полу в номере, передо мной лежит мобильный телефон, с которого я только что совершила свое грехопадение. Телефон молчит, Андре не перезвонил. Я пытаюсь понять, можно ли считать мой звонок изменой, перешла ли я за черту, должна ли чувствовать себя виноватой.

Но все, что я чувствую, – это лихорадочную злость на то, что Андре не перезвонил. Мне наплевать на завтра, наплевать на Сережу и на всю мою жизнь. Я чувствую себя полной дурой.

Тогда я встаю, запинываю от злости телефон под диван – с глаз долой, из сердца вон – и выхожу из номера. На мне темные спортивные лосины и спортивная майка. Я спускаюсь в подвал, нахожу никому не нужный, пыльный спортивный зал – никто не приезжает в Париж, чтобы бегать по электрической беговой дорожке – и начинаю отсчитывать метры. Передо мной – маленький телевизор, по которому передают новости, но звука нет. Я слежу глазами за меняющейся картинкой, но мысли мои убегают от меня. Говорят, если пробежать не меньше пяти километров, в организме начинают вырабатываться гормоны счастья. Может быть, они приведут меня в норму.

Какого черта я ему позвонила?

Я злюсь и бегу как сумасшедшая, и мне наплевать, что моя нога, которую я повредила несколько дней назад, может снова заболеть. Теперь мне кажется, что с того дня прошла целая вечность. И, конечно, нога начинает ныть, но это не останавливает меня. Мне даже нравится чувствовать эту легкую нарастающую боль, она делает меня живой. Мне физически не хочется возвращаться в номер, где тишина и молчание телефонов.

Андре просто развлекался со мной, дразнил меня, но единственное, чего он, наверное, на самом деле хотел в тот вечер, это чтобы я встала на его сторону и уговорила маму не делать операцию. Почему, кстати? И отчего он не может сказать мне, что не так с моей матерью? Может быть, просто все дело в ее возрасте. Ведь, в конце концов, мама прилетела сюда, чтобы перекроить все свое лицо, переродиться, как птица Феникс. Большая операция под общим наркозом. Но что делать, если пепел останется пеплом?!

– Не думал, что ты такая спортсменка! – слышу я знакомый насмешливый голос, и это в момент, когда я меньше всего могла ждать чего-то подобного. Я оборачиваюсь в совершеннейшем изумлении и вижу, что в дверях спортзала стоит Андре.

– Какого черта… – восклицаю я, разворачиваясь еще больше. Мои руки остаются лежать на поручнях тренажера, ноги все еще бегут по дорожке, но я не чувствую скорости, теряю ритм, соскальзываю и съезжаю вниз.

– Осторожнее, – кричит Андре и бросается ко мне. Поздно. Я уже лежу на полу, потирая многострадальную лодыжку. Какая дурь.

– Откуда ты тут взялся? – возмущаюсь я. По лицу течет пот, волосы мокрые, подхваченные дурацкой розовой резинкой – первой, попавшейся мне под руку. Соблазнительное зрелище. Я невольно облизываю губы – они соленые, как будто я только что вылезла из моря. Мне кажется, что я вся пропахла потом.

– Ты не перезвонила! – пожал плечами Андре.

– И ты приехал сюда?

– И я приехал сюда, – кивает он. – Я хочу дослушать, что ты собиралась мне сказать. На звонки ты не отвечаешь.

Он звонил!

– Я… я хотела спросить, насколько серьезно состояние моей матери. Она ничего не говорит мне. Она нашла доктора, другого доктора – вместо вас. Завтра у нее консультация.

– Ты по этому поводу звонила мне? – ожесточился Андре. Он неожиданно развернул меня за плечи и приблизил к себе – почти вплотную, но не до конца. И пристально посмотрел мне в глаза. – Это все, что ты хотела сказать?

– Да! – бросила я с вызовом. – Все, что я скажу, может быть использовано против меня.

– Значит, ты волнуешься за маму. И поэтому теперь бежишь по этой дорожке, как будто за тобой черт гонится? И вчера ты убежала тоже поэтому? – продолжил он, не отпуская меня. Я почувствовала, как волна злости, возмущения и обиды на жизнь растет и грозит залить меня с головой. Руки Андре на моих плечах, моя странная жизнь, Сережина форель, бьющаяся у него на крючке в бесполезных попытках вырваться на свободу – я не заметила, как мои глаза наполнились слезами. Я смотрела в темно-медовые глаза спокойного уверенного в себе Андре, разглядывавшего меня, как бабочку под микроскопом.

Шаг, один маленький шаг вперед, я чуть вскрикиваю от боли в ноге, но даже не замечаю этого. Андре удерживает меня за плечи, в его глазах вопрос. Я кладу ладони ему на плечи, провожу тыльной стороной по его лицу, по линии волос. Я хотела этого целый день. Я вижу, как меняется выражение его лица. Теперь он напряжен, словно готов к прыжку, но сдерживается. Его губы приоткрыты, словно он собирается что-то сказать. Я тоже непроизвольно шевелю губами, но это не слова, так делают люди, страдающие от жажды. «Проведете ли вы со мной ночь?» Да. Я проведу с ним эту ночь.