Спецзона для бывших - Александр Наумов

– Вы сказали, что в колонии есть люди, которые не являются закоренелыми преступниками.

– Да, есть такие.

– А себя вы считаете преступником?

– Нет. Я не стал преступником. То есть если сейчас меня освободить, прежде всего я пойду устраиваться на работу.

Меня не интересуют преступные мысли – разбои, налеты – то, что приносит быструю наживу.

– Чем бы вы могли заняться на свободе?

– У меня есть гражданская специальность: слесарь по ремонту электровозов. Я работал в свое время в локомотивном депо станции Иркутск-Сортировочный. Правда, недолго, три месяца. Но я отработал. И после зоны я бы в первую очередь пошел бы трудоустраиваться туда.

– Сколько лет вам остается еще отсидеть?

– По амнистии 2000 года мне сократили срок с двадцати лет до четырнадцати лет двадцати двух дней. Шесть лет я уже отсидел, остается восемь.

– За что вам сократили срок?

– За участие в боевых действиях.

– Где и когда вы участвовали в боевых действиях?

– В последний раз в городе Грозном. В 1996 году. Я был в командировке в составе сводного отряда иркутской милиции. После той командировки мне вручили государственную награду.

– Какую?

– Орден Мужества.

– За что вам его вручили?

– За наведение конституционного порядка в Чечне.

– Чем конкретно приходилось там заниматься?

– Ликвидацией вооруженных формирований в черте города.

– Какой-нибудь эпизод боевых действий запомнился больше всего?

– Помнится все… Дело в том, что до Чечни я ведь был еще во Владикавказе в 1992 году. Тогда там тоже была объявлена война. То есть опыт воевать у меня уже был. В Грозном мне приходилось стрелять по людям. По живым целям. Для нас они были враги. Их надо было либо задержать, либо уничтожить. На войне психика у бойцов не такая, как у обыкновенных людей. Есть только черное и белое. Есть свой, и есть враг. Есть люди, которых надо сберечь, – это свои, и есть люди, которых в принципе можно уничтожить, – это враги.

– Непосредственно лицом к лицу приходилось сталкиваться с врагами?

– Да это так и происходило. Есть группа, которая прикрывает, и есть штурмовая группа, которая непосредственно уничтожает врага.

– В колонии еще есть участники боевых действий?

– Очень много.

– Колония считается специфической…

– Да, в этой зоне сидят бывшие милиционеры. Которые сами знают закон. Могут им пользоваться. Поэтому здесь тяжелей… тяжелей нас подчинить. Поэтому и представители администрации пользуются здесь тоже только законом. Никаких теневых методов.

– Как могло произойти, что люди, раньше стоявшие на страже закона, сами его нарушили? Чего здесь больше: случайности или закономерности?

– Это случайность. Закономерность может быть, наверное, только по взяточникам.

– Возьмем конкретный пример. Ваше преступление – это случайность?

– Случайность.

– Значит, вы оправдываете себя?

– Я не собирался совершать того, что совершил. И большинство арестантов, сидящих в этой колонии, думали точно так же. То есть они хотели добиться чего-то, а способ не продумали. Именно законный способ. Просто начали делать… а когда способ перешел из законного в незаконный, они эту грань утеряли. Переступили черту. За это их наказали. Они находятся теперь здесь. В запретке. Но как таковыми преступниками они не являются. Я пятый год сижу в колонии. В силу своих функциональных обязанностей в зоне я провожаю всех тех, кто освобождается отсюда…

– Что это за должность?

– Я кладовщик. Работаю на вещевом складе. Принимаю вещевое имущество, которым пользовались осужденные. Поэтому получается так, что я знаю всех, кто приходит в зону и кто уходит из зоны. Потом многие пишут сюда письма. Никто не занимается криминалом. Из тех, кто освободился. Поэтому я говорю: мы не преступники. Хотя мы и попали в лагерь, но в мыслях мы остались нормальными людьми.

Месть магам

– А вот за что мне прилепили ярлык бандита? Я вам скажу всю правду…

Шумно втянув воздух, осужденный И. выдает почти скороговоркой:

– Брал нас отдел по борьбе с организованной преступностью, тогда он располагался на Шаболовке, 6. И наши интересы с ними тесно соприкоснулись. Потому что они сами крышевали несколько салонов…

Понизив голос, осужденный продолжил:

– Я знаю об этом, потому и рассказываю. Я же не мальчик. Да, они крышевали несколько салонов. И когда меня взяли, посадили в машину, и один такой дяденька говорит-предлагает мне, чтобы нам с ними мирно разойтись, кхе-кхе… ну смешно! Я посмотрел на него и промолчал. Он тогда говорит: «Ладно, поехали».

Осужденный И.

– Я родом из Московской области, города Балашихи. Последние пять лет, после армии, я работал в уголовном розыске. Оперуполномоченным. Имею высшее образование. По роду своей деятельности… хотел в другое место перевестись… у нас там новый начальник пришел, потихоньку стали выгребать всех старых сотрудников. Я в отпуске как раз в это время был. Ну, пришел потом, смотрю, что там уже из моих знакомых никого не осталось. Думаю, ладно, я тоже потихонечку куда-нибудь переберусь. Написал рапорт, а меня не переводят…

– Значит, все-таки за какие-то кадры держались?

– Да непонятная система. Держатся не держатся – и отпускать не отпускают. Если вдруг человек сам захочет уйти – не отпустят, а вот если начальство решит – вытолкнут человека на улицу запросто. Даже задним числом могут оформить увольнение. Ну вот, меня не хотят никуда переводить, а я уже договорился о новом месте. По своей инициативе прошел медкомиссию. Хотел я перевестись в УБОП, там освобождалось место оперуполномоченного. Так вот ждал я, ждал нового места, не дождался – посадили меня…

– За что посадили-то?

– Уволился я! Произошли некоторые трудности…

– Какие трудности?

– Да не то чтобы трудности… Мне было на что жить. Но в виду сложившихся обстоятельств… в общем, сотрудникам милиции запрещено заниматься коммерческой деятельностью, даже подписку давали. А мы потихонечку… ну, своя фирма была. Я работал в милиции и одновременно в этой фирме.

– Чем фирма занималась?

– Чудесами наяву!

– В каком смысле?

– Потомственный ясновидящий, маг в третьем поколении, снимет сглаз, приворожит… Этим и занимались.

– И кто же у вас был ясновидящим?

– Реальные люди. Женщина, она работала одно время в такой же фирме, у Анджелики Эффи – ясновидящей, у которой сеть салонов по всей Москве.

– И у этой женщины, вашей знакомой, в самом деле был дар? Она действительно владела секретами магии?

– По-всякому… Раз у Эффи от нее потом проблемы начались. Значит, владела чем-то.

– А ваша роль в фирме в чем заключалась?

– Я был организатором. Я собрал всех этих людей, познакомил их, сплотил, поставил задачи, но сам я официально нигде не фигурировал. Я же милиционер, мне коммерческой деятельностью заниматься нельзя. Я давал, в основном, только советы.

– Это как-то оплачивалось?

– Здесь все было организовано.

– Итак, фирма работала…

– Да, мы давали в газеты рекламу, заманивали клиентов, предсказывали им будущее.

– Все это окупалось?

– С лихвой. По большому-то счету, все эти салоны – ну честно! – ведь это узаконенное мошенничество. Одних сажают, другие появляются. А кого сажают? Вот если задаться таким вопросом. Ведь человека не посадят, пока он никому не нужен. Пока он не попал в чье-то поле зрения. А в эту машину, в этот механизм его когда зацепило, так его и потащило… С кем я только ни сидел, пока шло следствие: начиная от председателя жилищной комиссии и кончая мэром Грозного! Это я с ними сидел, в одной камере. И я сделал один вывод: если человек попал в камеру, значит, на воле он кому-то сильно мешал. Ну а как по-другому? Даже в Евангелии написано, что Иисус сказал: «Пускай первым в меня бросит камень тот человек, который будет считать себя безгрешным». Кто у нас сейчас живет на одну зарплату? Естественно, если человек не попал в чье-то поле зрения, но если он несун – тащит с завода гайку, он тащит! – статья 158-я Уголовного кодекса. И будет тащить, пока не попадется. А может и никогда не попасться, всю жизнь так протаскает, по болтику трактор или самолет вытащит с завода…

– С ним более-менее понятно, он – обыватель, темный человек, он нарушает закон, не зная статей Уголовного кодекса. Но вы-то – сотрудник милиции! И тоже преступник.

– Ну, я… родился-то не с крылышками. Я не евангельский герой.

– Вы атеист?

– Нет. Верующий.

– Присягу на службе принимали?

– Да. Это было в 1993 году. И опять хочу сказать, что к тому времени в России все уже четырнадцать раз перевернулось с ног на голову. Вообще, при чем тут милиция? Присягу и в прокуратуре принимают. А потом, я видел, к нам в камеру и прокуроры попадали – тоже за преступления. Ну, за что я – лично я – попал в тюрьму? Стечение обстоятельств. Я жил очень хорошо. Материальный достаток… все было! Ну вот расскажу про преступление… моя роль заключалась в том, что я стоял в коридоре. Я присутствовал при разговоре. Как сотрудник милиции я понимал, что я – это лишние глаза и уши, что все равно я всплыву, если их зацепят. А город у нас маленький, в одном конце города скажешь «а», в другом конце ответят б». И все друг с другом связаны: криминал, милиция… Я, помню, только устраивался в милицию, смотрел на все в розовых очках. Ну вот, устроился, думаю, сейчас всех буду вязать, бороться буду с преступниками, а вот нет, начальник говорит: ты зачем полез туда-то? Я – в другое место, а начальник опять погрозил, мол, снова не туда лезу. И слава богу, что начальник только грозил.