Семь мелодий уходящей эпохи - Игорь Анатольевич Чечётин

из далеких 50-х принялся поздравлять всех москвичей с праздником, который называется «День разведчика».

«Героизм, смекалка, самопожертвование и риск – это основные спутники данной профессии», – распалялся громкооратель восторженно, и многие мужчины на встречном эскалаторе сделались серьезны лицом, возможно имея для этого убедительную причину.

Отчего я не разведчик, а, следовательно, чужой и на этом секретном празднике? Я же ступаю бесшумно по городу и лесу, замечательно ориентируюсь на любой местности, могу воспламенить сарай, склад или даже вражеский штаб одной отсыревшей спичкой.

В армейскую разведку меня бы не взяли, потому что я громко и долго кашляю. С таким артефактом я не пригоден для засады и скрытного перемещения в тылу противника. Есть, конечно, разные чудные и забавные звери, особенно болотные птицы, на которых при желании можно списать мой хронический бронхит, но тут же неизбежно возникает вторая уважительная причина: я чихаю. Чихают, конечно, все, но я чихаю с большой буквы «Ч». У меня в самый неожиданный момент случаются приступы феерического драматического чиха, это когда очень громко и очень долго, до двадцати раз – в земных лесах нет таких животных.

 Однажды мне даже аплодировал целый самолет. Это случилось во время предполетной демонстрации средств спасения. Сначала стюардесса в нашем салоне сдерживала улыбку, впрочем, как и пассажиры, но после десятого раза, когда многие соотечественники уже встали, чтобы увидеть источник шума, салон взорвался дружным хохотом, а потом и вовсе сорвался на бурные рукоплескания. Пунцовая от позорной славы белолицая жена растерянно и виновато улыбалась ближайшим креслам, все же остальные пассажиры улыбались мне весь полет по дороге в туалет и обратно.

Впрочем, есть ведь и другая разведка. Это как Зорге или Штирлиц. Каждый день по лезвию бритвы, на острие кинжала, где ни один мускул, где мозг холоден, глаз остер, память цепкая как фотопленка. Романтично и брутально. Провод резать всегда синий, яд в часах и в перстне, второй пистолет в носке…

Ничего не получилось бы. Я физиономический идиот. Я не запоминаю лиц и имен. Цифры не больше двух в ряд запоминаю мгновенно, а человека, с которым сегодня разговаривал целый час, завтра не узнаю при встрече. Еще хуже, что буду вместо него здороваться совершенно с другими людьми, силясь вспомнить имя, полагая, что это и есть мой вчерашний собеседник.

Или взять ситуацию совсем из фильма «Семнадцать мгновений весны». Ностальгия Макса Отто фон Штирлица по случаю 23 февраля. Не смогу я, отвернув в ванной кран до упора, шевелить губами беззвучно половину куплета любимой песни, пригубив из рюмки местного клоповника. Тоска по Родине для меня чревата тем, что опрокину я стакан, а за ним другой, и потянусь на простор с гитарой, где людей много и небо открытое. Так и пойду до самой Курфюнстердамм с песней Макаревича «Синяя птица», вызывая у обывателей недоумение и даже испуг.

Возможно, я мог бы преуспеть в промышленном шпионаже, но мне не удалось развить эту тему, потому как эскалатор закончился, а мой поезд уже стоял на перроне.

Отчего я не стал великим бегуном, подумал я, запрыгивая в закрывающуюся дверь вагона…

Правильный отдых

Встретились как-то посредине августа у подъезда два взрослых человека в коротких штанах и кроссовках на босу ногу, поздоровались посредством крепкого мужского ручного жима, закурили и завели беседу про жизнь вообще и про то, кто где отдыхал в частности. Один человек смуглый, как мавр, со следами морской соли на лице – это я. Другой человек тоже выразительный, но привычного в наших краях землисто-телесного цвета – мой сосед по подъезду.

«А отчего ты, дружище, такой белый?», – спросил я его деликатно, узнав, что он только вчера прилетел из Турции. «Потому что, отдыхал, как белый человек, – ответил он мне задорно и с иронией. – Я белый из-за системы «все включено», – теперь он глубоко вздохнул.

Отмечать отпуск он начал с друзьями в аэропорту Шереметьево. В турецком отеле они каждый день обреченно «включались» с самого утра и к обеду уже не могли вспомнить, что приехали купаться, играть в волейбол и кататься на банане. «А вообще, отдохнули правильно, – сказал он мне на прощание. – Даже тамошним аниматорам репу начесали…»

Услышав сочетание слов «отдых» и «правильный», я вспомнил одну из своих ранних поездок в Италию, в славный город Анцио.

В нашем отеле было всего номеров двадцать. Небольшое число отдыхающих только добавляло отдыху уюта, комфорта и даже изысканности. Немногочисленные соотечественники заехали с нами в один день, и уже вечером после встречи с гидом кто-то выступил с инициативой «держаться всем вместе на чужбине». Земляческая посиделка распалась минут через семь после неудачной попытки организовать нечто типа профсоюза для неизбежной борьбы с администрацией отеля, шеф-поваром, гидом, туроператором, наконец. Мы с женой пожали плечами, сказали, что нам все нравится – страна, люди, еда, отель, море, и не вошли в число заговорщиков. Впрочем, малочисленные россияне очень быстро отогрелись на горячем итальянском солнышке и стали отдыхать несуетно, размеренно и даже достойно. Еще отдыхали две супружеские пары из Англии, две молодые японки, а все остальные были настоящие итальянцы – Марио, Паскуале, Антонио, еще Марио…

Ближе к полудню все уходили с пляжа к бассейну, на шезлонги с тентами, и уже на второй день незнакомых лиц почти не осталось. Мы очень любили смотреть, как учится плавать четырехлетний Марио. Обычно кто-то из детей постарше заносил его в воду, Марио начинал нервничать, потому что хотел плыть сам. В бассейн немедленно спускался папа Марио, потом его молодая красивая мама. Когда они, бросив ребенка, начинали одновременно ругаться и обниматься, в воду вереницей спускались тети Марио с видеокамерами и фотоаппаратами, дяди с мобильными телефонами, дедушки с бабушками. Последним в воду заходил пожилой седовласый дон, который не мог плавать по причине почтенного возраста и огромного количества нательного золота. Не вынимая изо рта сигары, он показывал малышу, как правильно дышать в воде. При этом с балкона очень старая и седая дама хрипло кричала: «Браво, Марио!». Странно, что на такой гвалт не приходит мэр города, шутили мы. Шутили мы и завидовали, что в мире есть такие дружные большие семьи, и живут они в нужном месте, в нужное время, и центр вселенной для них очень конкретен – маленький Марио.

Отдыхал в отеле еще один человек, который с самого начала привлек наше внимание. Часто в разгар полуденного пекла он возникал из-за кактусов в черном деловом костюме, белоснежной сорочке с галстуком и в темных очках. Это был среднего роста мужчина лет тридцати, с выразительной ленинской лысиной. Ближе к обеду он появлялся у бассейна с полотенцем, садился в шезлонг в тени и подолгу неотрывно