Секретные миссии - И. Колвин

«Я знаю мистера Чемберлена. Он сдастся. Если он не пришлет мне ультиматума к шести часам, то мы выиграли это дело и он ничего не добьется». (Эти слова я услышал в то время от других лиц, но нигде не встречал их зафиксированными на бумаге.) Гитлер посмотрел на свои часы. Было 4 часа дня 23 сентября 1938 года.

Гораций Вильсон и Невилл Гендерсон переправились на пароме через Рейн в 5 часов 40 минут дня. Они подготовили второе совещание в 10 часов 30 минут вечера, на котором рассматривались предложения по расчленению Чехословакии. Чемберлен согласился ознакомить с этими предложениями президента Бенеша, но заявил, что не будет рекомендовать ему принять их. На этом совещание закончилось, и английская делегация вернулась в Лондон.

Во время совещания служба Геринга перехватывала телефонные разговоры англичан с Лондоном, Парижем и Прагой, и их содержание еще больше ободряло Гитлера. 26 сентября в Берлинском спортивном зале Гитлер произнес напыщенную речь. В этот вечер английское министерство иностранных дел опубликовало коммюнике, в котором впервые указывалось: «Если, несмотря на все наши усилия, немцы нападут на Чехословакию, Франция будет вынуждена прийти к ней на помощь. Великобритания и Россия, безусловно, выступят на стороне Франции».

Утром следующего дня было объявлено о приведении в боевую готовность флота метрополии, что имело гораздо больший эффект, чем все слова, сказанные ранее. Но Гитлер продолжал неистовствовать, пока телефонный звонок от итальянского посла синьора Аттолико, говорившего от имени Муссолини, не открыл путь к встрече в Мюнхене. Муссолини, как доложили Гитлеру, мог бы выступить в качестве посредника в данном споре, но к войне он не был готов.

Какова же была позиция генерала Франко по чехословацкому вопросу? Едва ли можно что-либо найти об этом в первых документах по чехословацкому вопросу. Но вот что показывают немецкие документы о гражданской войне в Испании, опубликованные в 1950 году. Министр иностранных дел Испании граф Хордана признался немецкому послу 28 сентября 1938 года, будто Франко заверил Англию и Францию о сохранении Испанией нейтралитета в случае конфликта. Более того, Гитлер и Риббентроп были неприятно поражены сообщением о требовании Франко интернировать находившийся в Испании немецкий авиационный легион «Кондор».

Эти последние события говорили об успехах Канариса. Именно он советовал англичанам предпринять решительные действия, тем боле что Клейст передал ему намек Ванситарта о приведении флота в боевую готовность в районе Средиземного моря. Мне кажется, что близкая дружба Канариса с Франко и Хордана в этот момент оказала влияние на их отношение к сложившейся обстановке. В своих объяснениях немецкому министру иностранных дел Германии они жаловались, что их официально не информировали о таком критическом развитии немецкой политики. Но я не думаю, что Канарис информировал Франко в меньшей степени, чем Хорти. Несомненно, он советовал Франко проявлять в этом деле осторожность.

Адмирал продолжал упорно защищать свои доклады. Он утверждал, что был прав, предполагая, будто Англия может оказаться втянутой в конфликт, хотя она и не подготовлена к войне. Однако многие все еще утверждали, будто Чемберлен намеревается удержать Англию от войны в 1938 году[36].

После окончания Мюнхенской конференции английский парламент собрался для проведения дебатов по ее итогам. И в зале заседаний было сделано неприятное открытие.

Лорд Ллойд Долобран, выступивший с критикой в адрес правительства, с негодованием отверг слова лорда Галифакса, заявившего, будто правительство не знало о характере надвигавшегося кризиса.

«Я сожалею, что мой благородный друг, министр иностранных дел лорд Галифакс, не на своем месте в данный момент, — сказал лорд Ллойд Долобран, — но он помнит, что я информировал его о немецком плане, осуществленном в эти дни, в начале августа. Он прекрасно знает, откуда все это нам стало известно. Ему также известен совет, поступивший из этого источника, о немедленном объявлении нашей солидарности с Францией и Россией».

Канариса могло бы обеспокоить опубликование этих слов, но он уже был начеку, и признание Ллойда не нанесло ему особенного вреда. Адмирал был мастером интриг и постарался отнести эту осведомленность Ллойда на счет своих старых врагов из английской секретной службы.

Еще не успели просохнуть чернила, которыми было подписано Мюнхенское соглашение, как Риббентроп предпринял новый зловещий шаг. 5 октября он показал Гитлеру донесение из Лондона о том, что 26 сентября Россия заявила Англии и Франции о нежелании посылать свои вооруженные силы для участия в европейской войне[37]. Вскоре через одного сотрудника Канариса я узнал, что Гитлер пришел в ярость и кричал, что его окружают трусы и некомпетентные люди и что если бы он получил такое донесение вовремя, то никогда не пригласил бы Чемберлена в Мюнхен, и что теперь немцы были бы уже на Балканах.

21 октября, через одиннадцать дней после того как Мюнхенское соглашение вступило в силу, Гитлер приказал Кейтелю составить секретный план, в котором бы предусматривалось использование войск для внезапных нападений с воздуха и для оккупации Мемеля, а также оставшейся части Чехословакии.

Адмирал Канарис временно отошел от высокой политики, выжидая, пока уляжется «пыль». После Мюнхенской конференции невозможно было предпринимать какие-либо определенные действия. Кроме того, у адмирала накопилось много работы по организации разведывательной службы на случай войны. К тому же он был человеком, который иногда мог в течение нескольких месяцев возлагать всю важную работу на своих заместителей и заниматься мелкими делами.

Читатель не должен думать, что Канарис стремился использовать свой пост только для заговора против Гитлера. Большое внимание он уделял сбору сведений и распространению информации.

Не раз он обсуждал со своими помощниками техническую сторону разведывательной работы. «Подслушивание телефонных разговоров — бесполезное занятие, — однажды сказал он Шлабрендорфу, указывая на кучу донесений, ежедневно поступавших к нему от специального исследовательского бюро. — Ведь теперь в Германии никто не говорит открыто по телефону, поэтому вы можете читать эти донесения целый день и абсолютно ничего не узнаете».

«Мой адмирал был не совсем прав в этом вопросе, — признался мне после войны Рихард Протце. — Специальное исследовательское бюро имело приказ вести наблюдение за его собственным телефоном. Нет сомнения в том, что подслушивание телефонных разговоров может дать многое, если вы хорошо знаете, чего ищете. Гестапо, несомненно, понимало, что подслушивание телефонных разговоров начальника абвера — дело весьма стоящее».

Гестапо не раз устанавливало микрофоны в стенах крыла гостиницы «Адлон», примыкавшего к английскому посольству. Но я не думаю, что нацисты подслушали много важных сведений. Однажды гестапо заинтересовалось тем, что один английский дипломат часто приглашал немецкую актрису на ужин. За этой парой бесплодно наблюдали долгое время. А когда из Лондона прибыли английские инженеры, они обнаружили микрофоны в стенах английского посольства.

И абвер, и гестапо имели дешифровальные отделы. Дешифрование — большое искусство. Когда министерство иностранных дел направляло важную ноту в иностранные посольства, дешифровальщики ждали, когда зашифрованное донесение с текстом ноты будет отправлено на почту. Ведь могло быть так, что чрезмерно усердный работник посольства передаст ноту, не перефразируя ее, и. что оригинал, находившийся в руках абвера, даст им возможность раскрыть код. Абверовские дешифровальщики считали английские шифры самыми трудными.

Кроме системы обычных агентов, для видимости занимавших какой-либо дипломатический, консульский или торговый пост, адмирал имел широкую сеть особо доверенных людей, в задачу которых входил сбор и передача стратегических и тактических сведений. Он платил большие деньги глухонемым, но не за их умение хранить секреты, а за своеобразное дарование определять содержание речи по движению губ. Глухонемой с блокнотом для стенографической записи, сидящий в одном конце зала, может принести довольно точный отчет о беседе английского дипломата со своим компаньоном, занимавших столик в другом конце ресторана.

Немецкая агентурная сеть в Великобритании была небольшой. Ею руководили из Дублина, Лиссабона, Осло и Гамбурга. Но помимо этой агентуры немецкая разведка раскрывала некоторые английские секреты и через определенные посольства и учреждения доминионов в Лондоне. Однажды, сразу же после Мюнхенской конференции, Канарис специально показал одному посетителю секретное донесение, посланное в Лондон английским посольством в Берлине всего лишь неделю назад. В этом документе рассматривалось состояние железных дорог Германии и их потенциальные возможности во время войны. Адмирал часто проявлял подобную «беспечность», и вскоре англичане знали, что кто-то фотографирует правительственные документы и передает их немцам.