Пепел между нами (СИ) - Дюжева Маргарита

— Надо же, какой удобный отмаз. Свалить все на мою бывшую. Дескать это она тварь, а ты белая и пушистая и вообще не при чем.

— Я не поняла, ты на ее стороне что ли?

— В который раз ты говоришь, что на тебя наговаривают, что это просто совпадения? И снова открываются пикантные подробности. Причем с каждым разом все более интересные.

— Я еще раз повторяю. Миронова в купе практически никогда не было. Он заходил только чтобы взять что-то из своих вещей. Все! Никакого криминала и повода для подозрений.

— Твое вранье — вот главный повод для подозрений.

— Чем на меня орать, лучше бы Тимофееву заткнул, чтобы не лезла к нам!

— А в чем она не права?

— Да во всем!

— Вы попали в одно купе?

— Да, но…

— Ты соврала об этом?

— Нет! Просто не сказала.

— А ну тогда извини. Тогда совсем другое дело, — в его голосе злой сарказм.

Как бы я хотела, чтобы этот спор тоже можно было бы закончить простыми обнимашками, но одного взгляда на Мишу достаточно, чтобы убедиться — не поможет.

Он не верит ни единому моему слову, и я чувствую, как между нами с треском раскрывается пропасть. Она так стремительно увеличивается в размерах, что меня накрывает паника. Я начинаю нервничать и юлить, еще больше подогревая его подозрения.

— Миш, ну что ты цепляешься к мелочам… просто так получилось. Я же не специально, — ругаю себя последними словами, но не могу выдержать прямой жесткий взгляд, потому что меня охватывает чувство вины, хотя ничего плохого не делала. В этот момент я отчаянно жалею, что не сказала ему сама про этот гребаный поезд и про Колю. Тогда мне это показалось неважным. Подумаешь попутчик, что такого? Но теперь моя беспечность грозила вылиться в настоящую катастрофу.

— Цепляюсь к мелочам? Моя девушка постоянно трется рядом с каким-то мутным типом, потом выясняется, что они вместе ночуют. Это по твоему мелочи? — он давит на меня. Взглядом, словами, интонацией, — давай, я пойду с Любой переночую. Подумаешь, делов-то.

Я то белею, то краснею, что-то мямлю, пытаясь оправдаться, но выходить только хуже:

— Я не думала, что это важно…

— Окей, — поднимает руки в пораженческом жесте, — пусть будет неважно. Это все мелочи, как ты выражаешься.

— Миш…

— Это просто я ревнивый идиот, который создает проблемы на ровном месте.

— Миша!

— Все закрываем тему, — хочет уйти, но я хватаю его за руку, удерживая рядом.

— Да стой же ты!

— Нам надо собираться. Люди уже ждут.

— Ну прости меня, — не выдерживаю, обнимаю его за шею и начинаю быстро-быстро целовать в губы, в щеки, в нос.

Он уворачивается:

— Злата, все хватит! Время! Я вызываю такси.

Он безжалостно расцепляет мои руки, отодвигает от себя и, не оборачиваясь, уходит на кухню. Я готова визжать от отчаяния и не знаю, что еще сказать, чтобы погасить этот конфликт, который с каждым мигом все глубже прорастает в нас. Я готова сто миллионов раз повторять, что проклятое купе, как и вся эта поездка ничего не значат, но сейчас это бесполезно. Краев не в том состоянии чтобы услышать меня. Я понимаю, что надо дать ему немного времени чтобы остыл, чтобы смог меня понять, почувствовать, но черт побери, меня трясет от одной мысли о том, что сейчас происходит в его голове, какие выводы он там сейчас делает.

Хочется сорваться к Тимофеевой и отделать ее так, чтобы даже номер Краевский забыла. Сука! Я ненавижу ее, и в то же время давлюсь от страха, ведь то, что сейчас происходит — может стать закатом нашей сказки.

Нет доверия — нет отношений. Так я всегда считала? Но никогда и подумать не могла, что буду сама терять это самое доверие на пустом месте, из-за недомолвок и происков «доброжелателей»

За всю дорогу до бара мы не обмениваемся и парой фраз. Миша садится не со мной на заднем сидении, как это делал обычно, а вперед, рядом с водителем. Они что-то обсуждают, а я как бы и ни причем. Остается только гипнотизировать взглядом его темную макушку, но он то ли не чувствует, то ли игнорирует мое внимание. Злится.

Я вижу это в резких движениях, в том, как играют желваки, в том как прищуриваются глаза. Его не отпускает, а я будто превращаюсь в самую тупую девочку на свете. Надо что-то сказать, что-то сделать, а я понятия не имею что именно. Робкая надежда, что сейчас он придет в себя, выдохнет и услышит меня, тает с каждым мигом.

Зачем нам этот бар? Эта вечеринка? Нам надо спасать друг друга и наши отношения, а вместо этого мы идем в толпу, туда, где не будет возможности остаться наедине и поговорить.

Паника усиливается. Особенно когда мы заходим внутрь, и Краев первым делом направляется к барной стойке.

— Двойной. Без льда, — на меня принципиально не смотрит. Залпом опрокидывает стакан и жестом просит повторить.

— Может не надо?

— Не надо с чужими мужиками зажиматься по поездам.

Дергаюсь, будто меня ударили, но Краев не обращает внимания. Ему плевать. Он злой и считает, что имеет полное право злиться.

— Миш…

— О, а вот и виновники торжества, — он запросто меня перебивает и, бодро хлопнув ладонью по столешнице, идет к ним. Меня не зовет. Я сама иду следом, чувствуя себя такой несчастной, что словами не передать.

— Женя, Аня, — он жмет руку одному, вторую легко обнимает за плечи, — мои поздравления. Счастья вам, любви, взаимного уважения и доверия…

Увесистый камень в мой огород.

— Извиняюсь, что без подарка. Забыл.

— Я не забыла, — вклиниваюсь в их разговор. Раскрываю сумочку, ищу там подарок, только сейчас заметив, что руки дрожат, как у пьяницы. Достаю бархатную коробочку, — вот. Он нас.

Голос тоже дрожит. Но я кое-как справляюсь, с намертво прилипшей улыбкой, поздравляю будущую семейную пару. И если счастливый Измайлов ничего не замечает, то сестра тут же понимает, что со мной что-то не так.

— Мальчики, вы идите к остальным, — игриво улыбается и берет меня под руку, — а девочкам надо попудрить носик. Не скучайте, скоро вернемся.

Мне страшно даже на шаг отступить от Краева, но я все-таки позволяю утащить себя в дамскую комнату.

— Златик, что у вас стряслось? — Набрасывается на меня Анечка, стоит только двери закрыться за нами, отсекая от шумного зала, — у тебя глаза блестят так, будто вот-вот разревешься, а Миша похож на упыря.

Он и есть упырь. Злющий и ревнивый. И мне не по силам его утихомирить.

— Мы поругались. Из-за недоразумения, — уклоняюсь от прямого ответа, потому что слышу какую-то возню.

Аня понимает и, бросив раздраженный взгляд на кабинку, кивает:

— Завтра жду тебя на кофе с тортиком. Все обсудим.

— Непременно.

Ловлю себя на мысли, что действительно хочу обсудить эту проблему. Мне надо с кем-то поделиться, нужна поддержка. Нужно чтобы кто-то поругал меня за беспечность, а потом обнял и сказал, что все у нас наладится и все будет хорошо. Потому что пока мне кажется, что это катастрофа.

— Идем. Не хочу заставлять гостей ждать.

— Секунду, — я открываю кран, несколько раз плещу себе на лицо холодной водой, потом смотрю на свое отражение. Бледное, измученное и глаза как плошки. Чучело, — идем.

Мы отправляемся в вип-зал, где уже собрались все наши. Всего человек двадцать. Радостные, веселые, тискают Женю, потом утаскивают от меня Анечку, и я чувствую себя такой одинокой, что хоть волком вой. Особенно когда вижу Краева, развалившегося на кресле. В одной руке стакан, в другой — зажигалка, а выражение лица такое, что мурашки по коже. Скольжу в сторону его взгляда и натыкаюсь на Миронова.

Твою мать. И этот здесь. Притащился по кой-то хрен. Я понимаю, что он давно дружит и с Аней, и с Измайловым, и конечно же должен был придти и поздравить друзей, но конкретно в этот момент мечтаю заорать «на хрена ты приперся» выбросить его в окно. Потому что одно Колино присутствие накаляет обстановку до предела. Миша смотрит на него, препарируя бешеным взглядом, а я не могу стоять. От нервов мне душно и кружится голова.