За все грехи - Ирэне Као

Даже в полуспортивном виде: мокасинах на босу ногу, бежевых хлопковых брюках, синей рубашке-поло с коротким рукавом, подчеркивающей его мускулистые руки, он выглядит солидно.

– Что же касается роз, думаю, тут мы пришли к согласию: пусть будут Флора Даника, Тиволи и Ройял Копенгаген, – продолжает он тоном, не допускающим возражений. – И даже не пытайтесь поменять их на другие сорта, я замечу!

Кивнув головой, он дает понять мужчине, что разговор окончен.

– Конечно, синьор Белли, – отвечает тот. – Как вам будет угодно.

Он жестом указывает одному из своих работников выкопать лопатой ямку, куда будут посажены розы Тиволи. Линда уже собирается заявить о своем присутствии, но Томмазо резко оборачивается и опережает ее:

– Здравствуй, Линда, – он пожимает ей руку. – Спасибо, что сразу приехала.

– Не за что, – отвечает она. – По твоему голосу я поняла, что надо срочно приехать.

– Для начала уйдем отсюда.

Он обходит двух рабочих и ведет ее к величественной лестнице, украшенной по краям статуями римских богов. Он немного кашляет, прочищая горло, и говорит:

– Прежде всего я хотел бы извиниться.

– За что? – Линда непонимающе смотрит на него.

– За то, что не обсудил это сначала с тобой, – серьезно отвечает Томмазо. – Просто у меня не было твоего телефона, и я не знал, как еще с тобой связаться. Не мог же я заявиться к тебе домой, правда? Поэтому я обратился к архитектору Бози.

– Не извиняйся. Я очень рада, что ты это сделал, – говорит она искренне.

– Отлично.

Томмазо на мгновение опускает глаза, затем снова смотрит на нее. В ярком солнечном свете его глаза скорее голубые, чем синие.

– Тогда пойдем, – он жестом приглашает ее войти, – я тебе все покажу.

Линда останавливается посредине лестницы и завороженно осматривает виллу.

– Снаружи она выглядит просто потрясающе. Я давно не видела таких хорошо сохранившихся зданий…

Она любуется панорамным видом. Четыре ионические колонны с гладким каркасом задают ритм фасаду, делая его похожим на греко-римский храм.

– Здесь много палладианских элементов, – тихо говорит она, – чистый неоклассицизм.

Томмазо согласно кивает:

– Равновесие, гармония, строгость. Именно поэтому я выбрал именно ее. Она в точности отражает мое мироощущение.

Линда смотрит на Томмазо – ей кажется, что и он идеально вписывается в этот пейзаж. Черты лица, манера держаться сдержанно и строго – ни дать ни взять олимпийский бог, излучающий силу и красоту. Томмазо поднимается по лестнице, Линда идет следом и смотрит на него, как на божество. Ей даже не стыдно, что она разглядывает его ягодицы, напротив, это тоже божественное зрелище.

– На вилле лет пять никто не жил, – рассказывает тем временем Томмазо. Стоя на верхней ступеньке, он оборачивается, пытаясь поймать ее взгляд.

Линда отводит глаза, надеясь, что он не заметил, как она разглядывала его формы.

– Да-да, – кивает она с наигранным интересом.

Томмазо смотрит проницательно, едва сдерживая улыбку. Остановившись перед огромной дверью, он пропускает ее вперед. Линда робко осматривается, среди такой неземной красоты она чувствует свое несовершенство.

– Этот зал – единственное место в доме, сохранившееся с шестнадцатого века, – продолжает Томмазо. – Остальные помещения – конец восемнадцатого и позже.

Она упорно разглядывает стены, сопротивляясь притягательной силе его ягодиц.

– Обрешетка с видимым потолком, двери с тимпанами… – комментирует она, стараясь придать голосу более профессиональный тон.

Потом поворачивается к Томмазо и говорит:

– Двери надо оставить, сразу тебе говорю. Нужно их отреставрировать, но они непременно должны остаться на своем месте, потому что именно они задают тон всему остальному.

– Вижу, ты уже вошла в роль, – замечает Томмазо и ведет ее в другое крыло виллы. –  Здесь был кабинет.

Они останавливаются у небольшой комнатки, обставленной оригинальной мебелью с древними произведениями искусства.

– А теперь пройдем в столовую.

– О боже! – восклицает Линда, взглянув на потолок.

В центре зала висит бесценная люстра из муранского стекла асимметричной конструкции, состоящая из отдельных элементов, соединенных внахлест.

– Разумеется, ее тоже надо оставить. Все остальное – на выброс.

Она совершенно не заботится о том, как воспримут ее слова, и продолжает осматривать помещение.

– Мне нравится, что ты сразу приступаешь к интерьеру, – улыбается Томмазо.

Линда смотрит на мелкие морщинки в уголках его губ и ничего не отвечает. Между ними пока нет никакого соглашения, но она чувствует удовлетворение и уже уверена, что именно она займется этой виллой, и это будет очень интересно. И если уж быть до конца откровенной, ее вдохновляет делать проект для такого респектабельного человека.

По великолепной лестнице с железными перилами, выкованными вручную, они поднимаются на второй этаж. Перед ними открывается огромная зала с большими окнами в пол и стенами, декорированными фресками в рамах из лепнины. Линду охватывает восторг: ее мысли где-то далеко, она будто видит, как здесь когда-то давно жили знатные люди.

– Это был бальный зал, – рассказывает Томмазо. – Иди сюда.

Он подводит ее к огромному окну с видом на парк. Они выходят на балкон.

– Невероятно! – восклицает Линда. – Он просто огромен.

Она внимательно осматривает окрестности.

Они услышали крики охранника, выскочили из воды, как две летучие рыбки, побежали голышом и мокрые прыгнули в машину.

Там, наверное, гектара три земли с вековыми деревьями разных пород; вдалеке видно озеро, а сразу за виллой – бассейн, в котором неплохо бы навести порядок. Вдруг Линда вспоминает: да ведь в этом бассейне они с Алессандро однажды плавали, еще в юности, пробравшись тайком через дыру в заборе.

Разумеется, это была идея Алессандро. Тогда на вилле еще жили люди, которые едва их не заметили. Они услышали крики охранника, выскочили из воды, как две летучие рыбки, побежали голышом и мокрые прыгнули в машину Але («Мини-купер», который он иногда тайком от родителей брал покататься по вечерам). Они помчались на бешеной скорости в кромешной тьме с одной горящей фарой – в машине всегда что-то не работало.

Линда не может сдержать улыбку и старается прогнать воспоминание.

– Как чудесно пахнет, – говорит она, вдыхая как можно глубже носом и ртом.

– Это Viburnum tinus – вон те растения внизу, – Томмазо указывает на кустики, покрытые белыми цветами. – Во время цветения они источают сладковатый цитрусовый аромат.