Ярмарка невест - Demonheart
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Покорно благодарю, ваше высочество, но я ненадолго, я ежели рассаживаться буду, то и вовсе потом встать не смогу. Одолела совсем проклятая, — он погрозил кулаком, намекая на свою разыгравшуюся не на шутку подагру. — Но ничего, этот ваш Флемм обещал примочки сделать, он мне их уже делал, действительно помогают, так что потерплю немного. Я чего пришел-то, — он задумчиво коснулся пальцами нижней губы. — Демидовы совсем не хотят ничего рассказывать. Все твердят, что неведомо им ничего, да карами мне грозят, думают, что ее величество Елизавета Петровна и не в курсе совсем, что их как татей каких в колодках Бутурлин привез. Как они себе это даже представить могут, особливо, ежели вся Российская империя в курсе, что Бутурлин до всего нутра предан государыне нашей Елизавете Петровне.
— И что я могу сделать? Андрей Иванович, давай начистоту, ты же не просто так пришел, ногу больную размять, да Флемма с его примочками найти. Говори без обиняков, что от меня требуется? — я нахмурился. Иногда меня забавляла подобная манера Ушакова разговаривать со мной, но иногда бесила, особенно, когда я был на взводе, да еще и сильно уставал при этом.
— Да вот слова ваши, ваше высочество, про то, что к таким людям следует идти уже наполовину зная их грязные секреты надобно, — он задумчиво повертел переставил трость, и посмотрел на меня. — Татищева вызвать надобно. Уж кто-кто, а Василий Никитич многое сможет о Демидовых поведать, как и о делишках, которые они проворачивали, именем августейшим прикрываясь, да что на заводах их творится, он тоже знать должен, и не понаслышке, а лично наблюдения делая.
— Так об этом не у меня дозволение нужно спрашивать, я никак не могу приказать Татищеву в Петербург пожаловать, да место свое оставить. Такие вещи с тетушкой моей Елизаветой Петровной надобно обсуждать, — я недоуменно наклонил голову набок. Проклятая привычка похоже до конца жизни меня не оставит.
— Я уже подал прошение, и ее величество так быстро, как только могла подпись свою поставила. Как объяснил ей, на чем дело застопорилось, и что желательно Василия Никитича поспрошать, чтобы этим проходимцам крыть больше нечем было, так государыня сама и предложила отозвать его на побывку, да для беседы. Гонец уже в пути, — Ушаков махнул рукой. — Дело не в этом. мы с Василием Никитичем, как бы так помягче выразиться, не слишком жалуем друг друга. А ежели по чести говорить, то он и вовсе ненавидит меня, считает, что я не долг свой выполнял при его аресте, а падле этой Бирону подыгрывал. Так ведь и наветы на него были серьезные, и разобраться мне надобно было, что это именно что наветы, а не правда. И ведь разобрался же. Выпустили Василия Никитича, и даже не пострадал он, потому как не увидел я надобности пристрастные беседы с ним вести, а вот надо же, обиделся все равно жутко, здороваться даже не считает нужным, что уж тут про беседу доверительную говорить?
— Хочешь ты, Андрей Иванович, чтобы я сам с Татищевым побеседовал о Демидовых, когда приедет Василий Никитич, — догадался я, потому что понятия не имел, что Ушаков когда-то Татищева арестовывал, и уж, понятно дело, не знаю за что. я и про самого-то Татищева знаю плохо, вроде бы экономист, много сил, времени и здоровья угрохал на освоении Сибири и Урала, и организацию в этих регионах мощной промышленной базы.
— Истину глаголете, ваше высочество, — Ушаков улыбнулся. — Ну, раз все всем рассказал, да поддержкой заручился, пойду Флемма вашего ловить, пока он вокруг ваших покоев аки стервятник кружит, — и, дождавшись моего разрешающего кивка, Ушаков похромал к двери. При этом, невзирая на боль в ноге, спину он держал прямо, многие молодые позавидовали бы.
Не успел я отхлебнуть принесенный Олсуфьевым кофе, как дверь распахнулась и в кабинет ворвался надушенный вихрь в пышных юбках и кружевах. Сзади задержать этот вихрь безуспешно пытался секретарь. Куда там. Как может человек задержать ураган, торнадо? Влетевшая же в мой кабинет молодая женщина, как и братец ее, была стихийным бедствием, которое мало кто мог на самом деле остановить.
— О мой Бог! — русский она не знала, да и не утруждала себя в его изучении. Зачем, если ей предстоит стать королевой Швеции, а вовсе не варварской России. Вообще, после ее дурацкой выходки со мной и бывшим женихом, мои отношения с Луизой Ульрикой, женой моего, то ли кузена, то ли двоюродного дядюшки, я, если честно, так и не разобрался до конца, были в лучшем случае натянуто-нейтральными. Откровенной неприязни я к ней не испытывал, чего уж там, тем более, что Луиза была на редкость красива, но и каких-то восторженных чувств она во мне не вызывала. И вот теперь этот ураган в юбке ворвался ко мне с воплями.
— Можно просто, ваше высочество, — я снисходительно улыбнулся, глядя, как в области скул у нее образовалось два красных пятна, а темные глаза сузились.
— Иногда, вы бываете просто невыносимы, ваше высочество, — выпалила она.
— Бросьте, Луиза, мы же уже давно выяснили, что невыносимых людей не бывает, только узкие дверные проемы. Давайте уже не будем возвращаться к этой теме. А вернемся к той, в которой вы врываетесь в мой кабинет, несмотря на настойчивые попытки моего секретаря вас задержать, — я откинулся в кресле и спокойно выдержал ее яростный взгляд. Если она такая же горячая в постели… Кажется, я начинаю немного завидовать Георгу.
— Ее величество попросила меня заняться организацией досуга, а также встречей и размещением девушек. Многие из них не знают русского языка, и им будет удобнее с ними общаться. Я прекрасно помню, какой ужас испытывала в то время, когда брат послал меня к жениху, так что я могу оказать реальную помощь и благодарна ее величеству за то, что она это понимает, и что поручила мне заняться таким нужным и важным делом. И вот теперь, когда нужно ехать, чтобы встретить первую гостью, я нахожу вас здесь за делами, а не в вашей спальне за сборами, — выпалив все это на одной ноте, Луиза осеклась. До нее дошло, как многозначительно прозвучала ее последняя фраза.
— Эм-м-м, значит ли это, что вы вот так же ворвались и в мою спальню, думая застать меня там за сборами, то есть находясь в определенной степени раздетости? — я подался вперед,