Тайна Темир-Тепе (Повесть из жизни авиаторов) - Лев Колесников

— Мне у них не понравилось, — сказал Валентин, когда выходили со двора. — Судить их не хочу, слишком мало знаю, но обстановка мне не нравится… Не привык я бывать в таких домах и привыкать не хочу.

— Я тоже люблю все попроще и… почище, — сказал Сережка.

Меж тем в доме Янковских был готов и стол и дальнейший разговор происходил за выпивкой.

— Это неплохо, что они ушли, — сказал Борис о Высокове и Козлове. — Они относятся к разряду шибко сознательных. Такие способны о лишней рюмке вина докладывать комиссару.

— Вряд ли, — усомнился Санька, — но в общем они компанию портят. А на мой взгляд, нашему брату, авиатору, простительно иногда погулять, «на рога привстать». Ведь в авиации как? Сегодня ты жив, а завтра тебя нет.

— Саня прав, — поддержал его Борис. — Пожалуйста, пример с Дремовым. Такой опытный инструктор и сгорел на ровном месте.

— Это что, уже совсем недавно у вас такой случай был? — спросила Фаина.

— Да, вот две недели назад.

— Какой ужас!

— Ну, а причину установили? — поинтересовался Иван Сергеевич.

— С точностью до одной десятой! — хвастливо ответил Борис. — Комиссия записала безоговорочно: «Летчик, идя на вынужденную, забыл выключить зажигание и при посадке произошел взрыв…»

— Ах, какая неосторожность! — сокрушенно вздохнул Иван Сергеевич. — Ладно, не объясняйте, все равно не пойму. Я силен в гроссбухе, а в этих ваших аэропланах ничего не смыслю. Одним словом, парень погиб из-за собственной ошибки. Бывает. Однако что это мы о смерти-то заговорили? Да и то учесть надо: Саня и Боря — люди военные, и говорить с нами о своих служебных делах для них едва ли удобно. Да и нам ни к чему.

Последние слова Ивана Сергеевича вызвали у Бориса улыбку благодарности. Он вспомнил недавнюю беседу комиссара о бдительности и подумал: «Хорошо, что мы попали к таким славным, простым людям, как эти, а то прицепились бы к слову, донесли бы командованию…» Борис вмиг сообразил, что о катастрофе Дремова он ляпнул зря. Это, конечно, военная тайна. А добрый Иван Сергеевич поспешил предупредить— дескать, поменьше болтайте… Напрасно Валька с Сережкой недовольны новым знакомством. Во всяком случае Иван Сергеевич очень умный человек.

Приблизительно так же думал и Санька. Он еще вспомнил, как Иван Сергеевич первый предложил им уходить из ресторана, проявив заботу о их служебном благополучии.

Все дальнейшее должно было оставить у почетных гостей самые приятные воспоминания. Они не спеша пили вино, обильно закусывали, вели непринужденный разговор, легко перескакивал с предмета на предмет и искусно обходя все, что могло быть связано с авиацией. Пели «По долинам и по взгорьям», танцевали под патефон. Уют красивых комнат, приятный, умный разговор, вино и присутствие юной красивой и милой девушки вызвали в душе молодых людей тихое умиление.

Увидав в дверях Валентина и Сергея с массой покупок в руках, Санька в восторге бросился к ним и зашептал:

— Вот спасибо, братва! Знаете, как мы хорошо провели время… Жаль, конечно, что вам не пришлось. А насчет того, что вам здесь не по душе, — это напрасно. Я вам потом расскажу, это те люди, каких поискать!

Времени в распоряжении курсантов оставалось совсем мало, но все же выпили еще по стакану вина, теперь уже вместе с Валентином и Сергеем. Чтобы они не опоздали явиться к назначенному сроку в школу, Антон Фомич куда-то позвонил, попросил прислать «эмочку», и вскоре ребята оказались у ворот гарнизона.

— Вот это люди! — восхищался Санька. — И угостили по-царски и домой на автомобиле доставили!

— Люди вроде хорошие, — согласился Валентин, — а все-таки меня к ним не тянет. Ну как бы это сказать? Не та компания…

Сережка с ним согласился.

— Вольному воля, а пьяному рай, — высказался Санька.

— Да ты пьян, и Борька тоже, — заметил Валентин. — Придется опять вас выручать. Идите прямо в казарму и скорее в умывальник, головой под кран, а мы сдадим старшине покупки и доложим о выполнении приказания.

Санька и Борис послушались и весь вечер не попадались на глаза начальству. Все обошлось благополучно.

2

Понедельник был объявлен днем работы на самолетах. Курсанты под руководством механиков старательно готовили машины к первому большому летному дню, из каждой щели удаляли пыль. Командир отряда лейтенант Журавлев ходил вдоль стоянки, проводил платком по крыльям самолетов и, довольный, показывал чистый платок сопровождавшим его командирам звеньев.

— Молодцы! — радовался Журавлев. — Любят технику! — И вдруг нахмурился.

Под ближним к нему самолетом спал курсант. Он лежал на спине, правая рука с тряпкой поднята и продета в дыру у подкоса шасси. В такой позе спящий не бросался в глаза: именно так, лежа на спине, многие курсанты протирали тряпками «брюхо» своих машин.

— Шумов! — позвал командир.

И Санька с самым невинным видом задвигал поднятой рукой, принялся тереть тряпкой подкос.

— Шумов! — повторил командир.

Санька вскочил как ошалелый стукнулся головой о винт и со страдальческой гримасой застыл в положении «смирно».

— Я вижу, вам вредно давать поручения, связанные с поездкой в город. На другой день вы спите при исполнении служебных обязанностей.

— Понятно, товарищ командир!

— Что вам понятно?

— Не ходить в город…

— Доложите старшине: три наряда вне очереди.

— Есть доложить старшине: три наряда вне очереди, — с убитым видом повторил Санька и, сделав «кру-гом», вернулся под «брюхо» самолета.

Инструкторы собрались в курилке, в стороне от стоянки. Курили, делились впечатлениями выходного дня. К ним подошел комиссар Дятлов. Все встали, но он жестом руки разрешил садиться.

— А где Соколова? — спросил он.

Ему указали на крохотный кустик у ангара, где в одиночестве сидела Нина.

— Так, так… Все одна и одна. Пора бы вам, друзья, подумать о Соколовой.

— Мы уже давно думаем… — начал один из инструкторов, но его перебил Васюткин:

— Думаем, да не все и не как надо.

— А что такое, Васюткин?

— Стыдно рассказывать, товарищ бригадный комиссар. У человека такое горе, а старшина Лагутин без всякой чуткости с моралью к ней лезет.

— Скажите, пожалуйста, — рассердился Лагутин. — Такой маленький и такой шкодливый! Тебя что, мама училка доносить старшим на своих товарищей?

Васюткин покраснел и подскочил к Лагутину.

— «Доносить»? Доносят за углом, а я сказал прямо при тебе и сказал правду!

Лагутин презрительно махнул рукой и отошел от Вовочки со словами:

— С детьми спорить бесполезно.

— Лагутин, вы не правы, — сказал Дятлов строго.

— Товарищ бригадный комиссар, — возразил Лагутин, — насколько я понимаю, Соколова хочет быть летчиком, а наша профессия слез и причитаний не любит…

— «Наша профессия»! Слишком заносчивы вы, Лагутин. Что же, по-вашему, смелые люди должны быть лишены нежности? Приказываю вам никаких разговоров с Соколовой не вести — ни плохих, ни хороших… — Повернулся и, сердито сопя, пошел к Нине.

— Нина, ты виделась с представителем контрразведки? — спросил ее комиссар. — Я не успел предупредить тебя…

— Так это вы устроили эту встречу?

— Я. А что?

— Благодарю вас за заботу, товарищ бригадный комиссар, но только больше не надо мне таких встреч.

— Расскажи, в чем дело?

Нина рассказала очень скупо. И напрасно. А произошло вот что.

…В воскресенье утром в гарнизон прикатил блестящий лимузин, из которого вышел не менее блестящий молодой подполковник. На нем была белая, из плотного шелка, гимнастерка, хорошо отутюженные бриджи и элегантные сапожки. Нине подполковник представился как человек, компетентный в деле Дремова, и попросил ее изложить все, что она может сказать о катастрофе. Нина стала рассказывать. Но скоро она заметила, что подполковник не слушает, а бессовестно строит ей глазки. Ей захотелось шлепнуть его по щеке, но она сдержалась и заставила себя сказать все, что считала нужным. Особенно она напирала на то, что на месте катастрофы садились многие самолеты и ничего с ними не случилось. Заключила она свои соображения теми же словами, которые высказала прежде Дятлову:

— У меня такое впечатление, что какие-то злые силы способствовали гибели Дремова.

Когда Нина умолкла, форсистый подполковник мило ей улыбнулся и заговорил, играя глазами:

— Товарищ Соколова, ваши выводы навеяны вам большой вашей привязанностью к покойному. Вы любили его и желаете, чтобы на его имя не упала тень обвинения в халатности. Я вас не обвиняю. Но относить гибель Дремова и Иванова за счет действия какой-то злой силы нет никаких оснований. Со всей уверенностью опытного чекиста могу сказать вам, что каких-либо вражеских групп в нашем районе нет. И я советую вам больше об этом не думать, а главное, не говорить. Даже комиссарам.