Предвестники табора - Евгений Москвин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но Пестряков-то вообще здесь раз в год появляется! Ему все до фени — у него, я слышала, какая-то другая дача есть… А вы, кстати, ничего об этом не знаете?.. Ну ладно… Генка мог бы даже деньги с меня потребовать, но я об этом помалкиваю. Главное, не давить на человека. И все ж таки кому могла прийти в голову такая идея — по трубе лазить! А впрочем, я догадываюсь, это все этот фантазер, сочинитель. Ну вы знаете, о ком я, о Мишке Левине. До чего же противный парень! Чего ему только в голову ни придет! Я говорила, что не уверена, видела ли наводчиков или еще кого, — и председателю сказала, и вам тоже сегодня. Но когда я их только-только увидела — в самое первое мгновение, я хочу сказать, — то даже не была уверена, что это и чужие, — это муж сразу уразумел, что чужие, а я нет, не разглядела. Только когда он мне сказал, я и поняла, а так знаете, я подумала, кто это? Мишка со своим двоюродным братом. Максимом Кирилловым. Ей-богу, так мне показалось. (Они ведь туда и ходят часто, к лесу. А теперь что-то там и строят). И я вам честно скажу, я бы не удивилась, если этот Мишка был бы к ограблениям причастен, слышали?
Как только она это произнесла, из-за желтых «Жигулей», стоявших возле ее дома, высунулся седой мужичок с красным лицом и напряженными серыми глазами; над капотом показался краешек его фиолетовых спортивных штанов.
— Да замолчи ты, наконец, а! — мужичок сказал это сдавлено, в крайней и очень нервной досаде; стало ясно, что он слышал каждое слово этой тирады, все сдерживался, но сейчас его терпению наступил конец.
Родионова мгновенно перестроилась:
— Ладно, пошлите уже, — и пихнула Перфильева локтем.
Она двинулась вперед, и мужичок мгновенно исчез за машиной. Перфильев хоть и последовал за ней, но как-то неуверенно и держа ее на расстоянии метра впереди — чтобы у нее не возникло соблазна опять начать что-нибудь говорить.
Геннадий приваривал арматурные прутья — друг к другу; теплое шипение выплевывало на дорогу искры, которые тухли, не успев приземлиться.
Сидя возле самой канавы, Геннадий при приближении людей поднял маску и безо всякого приветствия сказал:
— Через два года. И еще два дня.
— Что?
— Приду и заварю — через два года и два дня. Устроит это тебя? Наверное, нет. Но раньше не получится — моя жена нагадала на картах, что у нас в поселке назревают какие-то перемены… они меня и задержат.
— Перемены? Что еще за перемены?..
Родионова стояла в нерешительности; Геннадий на ее вопрос не отвечал.
— Ну так пойди, завари трубу, пока не наступили.
Он покачал головой.
— Не могу. Придется тебе следить за своим внуком, чтобы не лазил по этой трубе. Жена нагадала, что через два года и два дня заварю — значит, так оно и должно быть. Если она заподозрит, что ее предсказания ни черта не сбываются, она может развестись со мной. Ты же знаешь ее! И эти ее… флюидные примочки.
Этим словосочетанием Геннадий объединял странности своей жены — все разом.
Делать было нечего. Родионова подошла ближе и поинтересовалась:
— Что же она там нагадала? Расскажи-ка поподробнее!
* * *«Суеверия — черт с ними! Это ерунда все! Но Родионова… с ней не жди пощады от сюрпризов. А там ведь и не только она. Если Лукаев прав, и Мишка с Максом действительно кидали по его дому, — значит, они вылезают на улицу среди ночи. Да и играют с фонарями — он говорил. Выдумывает? Он способен на выдумку, но зачем ему это выдумывать?», — ей-богу, Перфильев на сей раз был готов отступить…
И все же этого не сделал — прежде всего, потому, что ему нечего было предложить взамен, никакой другой наводки. Он видел этих ребят, которые стояли теперь перед ним, и так над ним насмехались, — что же будет, если обнаружится, что он явился «с пустыми руками». Выставить себя дураком — на это Перфильеву было наплевать, «но они могут подумать, будто я что-то против них замышляю… Чертовы тупари!»
В следующие десять минут он во всех подробностях дал описание лукаевского участка — Перфильеву еще пришло в голову, что можно было бы беспристрастно описать ситуацию, соседей и пр. — «и потом уж пусть Федор и Митек сами решают, стоит идти на это или нет», но в результате не рассказал и этого — в самом начале, а предупредил их, только когда уже все по сути дела было решено и когда они не восприняли бы эту информацию, как реальную опасность. «А, была не была! Как-нибудь рассосется! Выкручусь, если что!»
— Этот лысый хрен ничего не заподозрил? — спросил Федор по окончании рассказа.
— В каком смысле? Что он мог заподозрить? — Перфильев посмотрел на него.
— Что ты вынюхивал у него дома?
— Нет, конечно. Он меня сам к себе позвал.
— А с какой стати ему тебя звать?
— Я наводчиков ловил. На проезде… не понимаешь, да? — Перфильев едва заметно ухмыльнулся, — я наводчиков ловил, которые вам помогают.
Митек выпятил голову; он опять улыбался, и глаза его просветлились.
— Чё-чё он там сказал?
— Он наводчиков ловил, — «пояснил» ему Федор.
Очередной взрыв хохота. Федор и Митек пребывали в таком экстазе, что едва ли не принялись улюлюкать.
— Ну ладно, ладно, заткнитесь уже!
— А ты нам рот не затыкай, слышь? — огрызнулся Федор, перестав смеяться.
— Шутки шутками, а я эту феньку про наводчиков стараюсь поддерживать. Для безопасности… для безопасности. Но вы думаете, кто ее изобрел? Родионова, естественно. Я это к тому говорю, что она все сечет из своего окна; вы будьте осторожны. Она такая… хитрая стерва. Чего увидит, домыслит с три короба. Хотя, по большому счету, мне это пока только помогало. Поможет ли вам?
Помолчали.
— А что, эта старушенция, она даже и ночью сечет? — осведомился Федор.
— Ну… я говорю, на сей раз нужно быть особенно осторожными. Особенно. Поняли или нет? И еще… там эта проездная компашка.
— Кто-кто?
— Пострелята. Местные.
— A-а… ну это фи-и-ить, — издал Федор характерный звук.
— Никаких… фить. Никаких фить, слышал? Если вы их только тронете, тогда…
— Ну ладно, ладно, я понял.
— Они обычно поздно угомоняются, так что лезть надо не раньше трех часов.
— Трех часов!
— Ну а что? И что тут такого? Ну и в три полезете. Чем позже, тем лучше — всего на час позже. Ну а что? — повторил опять Перфильев, — поздновато для вас, а? Вы уже спите в это время?
— Да ладно, ладно. Понял. Когда идти-то? Завтра что ли?
— Ишь ты… какой шустрый… Нет, не завтра, это совершенно точно, что не завтра. Возможно, и в выходные придется, но это только лучше: в выходные никто теперь не ждет, все думают, что в середине недели вскрывают, стабильно… Но это мы еще решим. Как получится. А вернее, как Лукаев уедет.
— Он завтра что ли уедет? Или послезавтра?
— Я же говорю: не-зна-ю. Встретимся через два дня, так или иначе. Я еще вам слепок принесу.
— Какой слепок?
— От замка на воротах. Я же сказал — это особый дом. В особом месте. Так что как можно меньше шума. Перелезать через забор не надо: он высокий, во-первых, во-вторых, железный — задребезжит, шуму понаделаете. Да и ногой там не зацепиться как следует.
— Что это он так залатался? Боится, что грабанут? — Федор подмигнул.
— Да не все дома у мужика, говоря коротко. Ну ладно, дальше… я принесу вам ключ, откроете ворота так. Но замок… замок когда снимите, надо его раздолбать, если время останется.
— А это еще зачем?
— Ну как же — будто вы его взламывали. Чтобы лишних вопросов не возникло. А если не останется времени, унесете с собой. В траву не надо бросать, оставлять. Понял?
— А как насчет самого дома?
— Что насчет дома?
— Ты от двери нам тоже слепок принесешь?
— Нет, в дом полезете как обычно. Через окно. Ставней там нет, так что стеклорезом… Понял?.. — Перфильев вдруг развернулся и пошел.
— Эй, ты куда? Слышь?
— Через два дня здесь же, — сказал Перфильев не оборачиваясь, — и в это же время.
— Куда ты?
— Я? Не скажу. А то и тебе захочется.
Митек выпятил голову.
— Чё он сказал?
— Он сказал: «не скажу, а то и тебе захочется».
Но на сей раз, обоюдного смеха не последовало.
Эпизод 4
«ПОЛНОЧНАЯ ЖАРА»
В ОЛЬКИНОМ ДОМИКЕ
ПРИМИРЕНИЕ С ВЕЛОСИПЕДОМ
(Рассказывает Максим Кириллов)
IПоначалу эта цивилизованная армия белых пиджаков была всего-навсего тремя тенями, которые, сидя на небольшом, со всех сторон прикрытом пальмовыми веерами мраморном балкончике, за отсутствием перспективы то и дело становились частью друг друга и образовывали самые фантастические фигуры; эти изменчивые, нарождающиеся движения чем-то походили на движения пламени, угнетаемого ветром. Один раз тени сложились в нечто, напоминавшее мельничные крылья; сильно наклоненные назад, к парапету, они, казалось, готовы были вспарить и, удлиняясь от ветра, начать перемалывать необъятную морскую пустыню; близость ее угадывалась отсюда изумрудными отражениями-зайчиками, которые, снуя между талыми облаками, превращали их в горячую пуншевую пену.