Наемники - Дональд Уэстлейк

— Вы правы, — сказал он наконец. — Он не мог ничего увидеть из окна дома напротив. Мейвис убили в гостиной, а там на окнах всегда опущены шторы. Потому что работают кондиционеры.

— Значит, он должен был находиться в квартире.

— Да. — Он мрачно взглянул на меня. — Я вижу вас впервые. Не знаю, до какой степени вам можно доверять: о телефонном звонке в полицию я тоже услышал от вас же. Вас не очень оскорбит, если я проверю правдивость этой истории?

— Вовсе нет, — сказал я. — Вы не будете возражать, если я пока закурю?

— Пожалуйста.

Он пододвинул ко мне пепельницу и снял трубку. Я закурил сигарету, глубоко затягиваясь табачным дымом, в то время как Тессельман говорил с кем-то, к кому он обращался по имени — “Джон”. Он сказал, что подождет у телефона, и мы избегали встречаться друг с другом глазами, пока Джон наконец не вернулся и не ответил на его вопрос.

Повесив трубку, Тессельман взглянул на меня и сказал:

— Ладно. И что же из этого следует?

— Кэнтел отключился в какой-то подворотне или переулке, а может быть, даже и вовсе на тротуаре. Наш неизвестный приятель убил мисс Сент-Пол, вышел от нее, подобрал Кэнтела, затащил его в квартиру, а сам ушел и дал знать полиции. Не успей Кэнтел вовремя очухаться и дра-пануть оттуда перед самым носом у копов, дело было бы уже закрыто, а сам Кэнтел находился бы где-то на полпути к электрическому стулу. Настоящий же убийца мисс Сент-Пол вышел бы из всей этой истории совершенно сухим. Случайность помешала.

— Не исключена и другая возможность, — предположил Тессельман. — Кэнтел убил Мейвис, ушел из квартиры, и перед тем, как заявиться к вам, нечаянно проговорился кому-то, а тот человек возьми да и звякни стражам порядка.

— Боюсь, сэр, это невозможно, — возразил я. — Полиция прибыла на место прежде, чем Билли-Билли успел дойти до конца квартала. Он видел их. И уверяю вас, что кроме меня он больше ни с кем не откровенничал.

— И вы поверили всему, что только узнали с его слов.

— А почему бы нет? Врать ему тогда резона не было. Если бы до меня Билли-Билли успел побывать еще у кого-то, то он сказал бы мне обязательно. Он примчался ко мне взмыленный, бежал не останавливаясь, да и врать мне он не стал бы в любом случае.

— Положим, здесь я с вами согласен. Теоретически. Но меня все же волнует еще одна подробность.

— Какая?

— Если следовать вашей версии, то этот воображаемый убийца очень рисковал, возвращаясь в квартиру вместе с Кэнтелом. Его могли заметить, и тогда вся затея с треском провалилась бы.

— С наступлением темноты улицы этого квартала пустеют. И, насколько я могу догадываться, в доме, где жила мисс Сент-Пол, не дежурит консьержка и в лифте жильцы тоже управляются сами.

— Да, вы правы. И все же, зачем ему было так себя обременять? Почему, совершив убийство, он просто не скрылся — и концы в воду?

— Скорее всего, это был некто, у кого были серьезные причины желать смерти мисс Сент-Пол. И при отсутствии другого подозреваемого полиция могла бы затеять широкое расследование и в конце концов докопаться до истинного мотива преступления.

— Согласен. Но почему именно Кэнтел?

— На его месте мог бы оказаться любой. Любой другой подвернувшийся под руку лох, если бы он спал так крепко, что не проснулся бы даже тогда, когда у него над ухом из пушки стреляют. А не то что волокут в другое место.

— Это тоже кажется маловероятным. Кэнтел наверняка бы запомнил, как его тащили.

— Совершенно необязательно. Вчера ночью я пытался разбудить его приятеля, чтобы выяснить, не знает ли он, где может быть Билли-Билли. Тот парень как раз благоденствовал под кайфом. Я тряс его, пинал ногами, бил по щекам — безрезультатно; потом поднял и засунул в ванну с ледяной водой. В одежде. Я провозился с ним битых полчаса, прежде чем его удалось довести до той кондиции, что он сумел наконец узнать меня. А я ведь специально будил его. Наш же убийца вовсе не собирался тормошить Кэн-тела, ему нужно было просто спокойно перенести его на другое место. Совсем несложно, поверьте.

Тессельман откинулся на спинку кресла и разглядывал корешки книг, расставленных на ближайших к нему полках.

— Достаточно правдоподобно, — сказал он наконец. — Вполне состоятельный довод.

— Это единственное разумное объяснение.

— Хорошо. На три четверти вы меня убедили. Итак, вам от меня что-то надо, иначе вы бы сюда не пришли. Что вас интересует?

— Я хотел бы просить вас о двух вещах, — начал я. — Первое — вы сами уже связывались с кем-то по этому вопросу, с кем-то из управления полиции, просили, чтобы они побыстрее провели расследование и упекли бы убийцу за решетку.

— Возможно, я упоминал вслух о том, что меня до некоторой степени интересует это дело, — тактично заметил он. — Но управление полиции мне все-таки неподотчетно.

— Я знаю это, сэр. Но только ребята слишком усердно взялись за работу. Они идут на все, чтобы только вынудить Эда Ганолезе выдать им Кэнтела. Они срывают нам все сделки своими облавами, проверками и арестами. Они разваливают организацию, в то время как все должно идти четко, как никогда, чтобы я смог использовать ее возможности для поисков парня, подставившего Билли-Билли.

— Управление полиции откалывает такие номера? — Он был явно удивлен.

— Да, сэр. Но хуже всего то, что мы не знаем, где Билли-Билли. Я единственный, кто видел его, а когда ко мне на квартиру заявились полицейские, он ухитрился удрать. Теперь никто не знает, где его искать.

— Значит, вы хотите, чтобы я дал кое-кому отбой, так?

— Такая просьба, сэр.

— Ладно, посмотрим, что здесь можно сделать. Итак, о чем еще вы хотели спросить меня?

— О Мейаис Сент-Пол, — ответил я. — Убийца знал ее, и у него была какая-то причина желать ее смерти. Я не был с ней знаком, и, насколько мне известно, общих знакомых у нас с ней тоже не имелось. Я бы просил, чтобы вы рассказали мне о ее друзьях и возможных недоброжелателях, которым была бы на руку ее смерть.

Он чуть изменился в лице, но перемена эта оказалась столь незначительна, что ее было почти невозможно заметить. В поведении Тессельмана снова появилось что-то от прежнего суетливого старикашки, помешавшегося на своих тропических рыбках.

— Я не верю в то, что у бедняжки Мейвис были враги. Она была милой, прекрасной девочкой. — Он подался вперед, и его глаза, скрытые за стеклами очков, теперь снова часто моргали. — Это была прекрасная девочка, — повторил он. — Она обладала замечательным голосом, таким высоким и чистым. Конечно, не столь сильным, чтобы петь в опере, вовсе нет. Просто высокий и чистый голосок, как колокольчик. Знаете, она ведь собиралась вновь брать уроки актерского мастерства. Чрезвычайно, чрезвычайно талантливый ребенок. У меня есть один приятель, который финансирует постановки музыкальных комедий на Бродвее, и я уже говорил с ним насчет нее. Как только она бы немного подучилась и набралась побольше опыта, он подыскал бы у себя местечко и для нее. Перед ней открывалось блестящее будущее. Такая прекрасная девочка.

— И вы не знаете никого, кто мог бы ее ненавидеть?

— А кто мог ее ненавидеть? Такую умницу. Она была единственным ребенком в семье. Все души в ней не чаяли.

— Кем были ее друзья? Те люди, с которыми она поддерживала отношения?

— Я ни с кем из них не был знаком, — ответил он. — Возможно, ее бывшая соседка по комнате сможет рассказать вам больше, нежели я. Ее зовут Бетти Бенсон.

— Да, я уже слышал о ней. У меня есть ее адрес, но доехать туда я пока не успел.

— Она единственная, кто может помочь вам. — Теперь он положил свои костлявые ручонки с нервными пальцами на стол перед собой и неподвижно сидел, уставившись на них. — Такая милая девочка, такой ребенок, — повторил он. — Все ее любили.

Кто-то постучал в дверь. Тессельман поднял голову и позвал:

— Входи.

Дверь приоткрылась, и из-за нее появилась голова дворецкого.

— Мистер Тессельман, у Мейбл начались роды.

— Надо же!

Тессельмана как подменили. Теперь он окончательно возвратился в образ шаркающего шлепанцами старикашки, в голосе которого больше не слышалось сожаления по поводу безвременной кончины Мейвис Сент-Пол. Он поднялся с кресла и засеменил к выходу, выбираясь из-за огромного стола.

— Пойдемте, — сказал он мне. — На это стоит посмотреть.

Мелкой стариковской походкой он заспешил в конец коридора, и мы с дворецким последовали за ним. Затем мы все трое обступили аквариум, где находилась Мейбл и ее только что появившийся на свет выводок. Тессельман принялся ловко орудовать маленьким сачком, пересаживая новорожденных рыбешек в большую банку с широким горлышком, наполовину заполненную водой. Мейбл металась по аквариуму в погоне за собственным молодняком. Она была так зла на сетку сачка, препятствующую заняться каннибализмом, что даже с размаху врезалась мордой в стеклянную стенку резервуара.