Наемники - Дональд Уэстлейк

— И все это из-за Билли-Билли Кэнтела?

— Нет, из-за Мейвис Сент-Пол. Потому что она водила шашни с Тессельманом.

— Эд, когда я сегодня утром вернулся домой, меня здесь дожидался Граймс.

— Граймс? Что еще за Граймс?

— Из полиции. Мне приходилось сталкиваться с ним раньше. Этим делом занимается он. Так вот, Граймс сказал, что ждет до вечера и если мы не сдадим ему Билли-Билли, то он устроит всем веселую жизнь.

— Значит, кто-то решил поторопить события. Светопреставление уже началось. Только за один сегодняшний день у меня уже почти сто тысяч вылетело в трубу.

— Но ведь Граймс сказал, что дает нам время до вечера.

— Мне плевать, что там болтал твой Граймс! Я говорю тебе, что уже вытворяют эти вонючки из полиции.

— Ладно, Эд, ладно.

— И хочу сказать тебе еще кое-что. Джо недоволен. Он очень недоволен.

— Джо?

— Мужик из Европы. Ты что, еще не проснулся?

— Не совсем.

— Тогда проснись. Джо не понравилось, как у нас обстоят на сегодня дела. Ты понимаешь, что это означает?

— Да, Эд. Приятного мало.

— Отправишься к Тессельману прямо сейчас. Я предупрежу его. Позвоню и скажу, что ты уже выехал. Скажешь ему, чтоб попридержал своих долбаных псов.

— Обязательно, Эд, — пообещал я.

— И выясни, черт возьми, какая сволочь всю эту кутерьму подстроила.

— Хорошо, Эд.

— Я должен добраться до этого сукиного сына. Мне не терпится взять ублюдка за задницу.

— И мне тоже, Эд.

Глава 8

Эрнст Тессельман жил почти на самом краю света — на Лонг-Айленде. Мне пришлось потратить уйму времени на дорогу туда и еще больше на то, чтобы найти его дом. По пути я несколько раз пытался уточнить, как добраться до нужного мне адреса, но никто из попадавшихся навстречу, похоже, не знал этого. В конце концов мне все же удалось получить более или менее вразумительный ответ от мальчишки, запускавшего волчок. Он объяснил, как проехать к дому мистера Тессельмана, и оказался, стервец, прав.

Сам дом, открывшийся моему взору, поражал воображение своей величественностью и в то же время некоторой вычурностью. Одного взгляда на это сооружение было достаточно, чтобы понять, что у его владельцев денег куры не клюют. Как и то, что изысканностью вкусов они отнюдь не отличаются.

Выстроенный на некотором удалении от дороги, дом был почти не виден за аккуратно подстриженными живыми изгородями и раскидистыми кронами деревьев. Асфальтированная дорожка вела к парадному входу, перед крыльцом делала плавный поворот и убегала обратно к воротам с резными каменными колоннами, установленными при съезде с дороги. Дом в два этажа, выстроен из красного кирпича, а его фасад украшали четыре белые колонны. Дверь парадного входа сияла белизной, а украшал ее вывешенный строго по центру бутафорский дверной молоток из желтой меди. Со всех сторон обрамляли дом тонувшие в зелени деревьев, пересеченные живыми изгородями и скрытые от глаз досужих соседей владения Эрнста Тессельмана.

Съехав с дороги, я припарковал свой “мерседес” напротив парадного входа, в том месте, где делала поворот подковообразная дорожка. Выйдя из машины, я поднялся на крыльцо, стилизованное под веранду дома плантатора-южанина, на которое вела лесенка в две ступеньки.

Как я уже отметил, дверной молоток представлял собой высокохудожественную стилизацию под старину, а потому не нес никакой функциональной нагрузки. Блестевший позолотой белый звонок находился на стене, слева от двери. Я нажал кнопку и услышал мелодичный перезвон. Мотив, выбиваемый колокольчиками за дверью, показался знакомым, но вспомнить его я так и не смог. Минуту спустя дверь распахнулась, и на пороге появился дворецкий. Он был облачен в смокинг, а на лице его застыло присущее всем дворецким надменное выражение. По-видимому, детина совмещал роль дворецкого с должностью вышибалы, и смокинг сидел на нем не сказал бы, что хорошо. Ему он был явно тесноват, трещал по швам, к тому же заметно топорщился слева под мышкой — точно так же, как и у Джо Пистолета.

К счастью, моя физиономия является совершенно нетипичной для человека моей профессии. Ни один режиссер никогда не выбрал бы меня на роль, выражаясь идиотским языком репортеров, “правой руки воротилы преступного бизнеса Эда Ганолезе”. Внешне я скорее похожу на преуспевающего страхового агента, костюм на мне сидит как влитой, без единой морщинки и складки. Оружия, как правило, при себе не ношу. А то оглянуться не успеешь, как загремишь за решетку. У меня есть “смит-и-вессон” 32-го калибра со всеми необходимыми разрешениями за многими подписями, припрятанный под щитком приборной панели в салоне “мерседеса”, но я крайне редко беру его в руки, да и то лишь для того, чтобы извлечь из тайничка и оставить дома перед тем, как отправиться мыть машину. Просто не хочу, чтобы какой-нибудь шустрый ухарь с автомойки, вооружившись моим пистолетом, решил бы попробовать свои силы на новом поприще.

Я объяснил дворецкому-телохранителю в тесном смокинге, кто я такой и что у меня назначена встреча с Эрнстом Тессельманом, и он беззвучно впустил меня в дом. Я попал в гостиную, интерьер которой был решен в ультрасовременном стиле, так широко растиражированном на фотографиях журнала “Лайф”: мебель на каркасе из трубчатой никелированной стали, над камином декоративная полка, — но Смокинг препроводил меня в небольшую комнату, расположенную справа от входа. Здесь он любезно предложил мне немного подождать.

Видимо, в своем предыдущем воплощении комнатка служила приемной модному врачу. Книжные шкафы вдоль стен, напольные пепельницы, кожаные кресла, низенькие столики, заваленные старыми журналами и прочей ерундой. К тому времени, как Смокинг вернулся, я успел прочесть все кинорецензии в старом номере журнала “Тайм” и еще пролистать номер “Пост” в поисках забавной карикатуры. Дворецкий поинтересовался, не буду ли я так любезен следовать за ним, и я солидно сказал, что да, буду.

Мы поднялись по широкой лестнице, очень похожей на декорацию для “Унесенных ветром”, а затем прошли по коридору, отделка которого напоминала кадры из старого фильма ужасов. Складывалось впечатление, что архитекторы и дизайнеры по интерьерам трудились здесь поочередно, без оглядки на коллег, и при этом каждый из них руководствовался своим собственным вкусом. Я еще толком не пригляделся к дому, а он, откровенно говоря, уже начинал действовать мне на нервы.

Комната, где, по-видимому, меня и дожидался Эрнст Тессельман, находилась справа, в самом конце коридора. Это был большой зал с множеством окон и стеклянным куполом вместо потолка. Свет заливал помещение столь ослепительно ярко, что от него ломило глаза, и мне даже показалось на мгновение, что я попал в супермаркет-аквариум, торгующий живой рыбой. Через всю комнату тянулись длинные ряды скамей, между которыми оставлены узкие проходы. На скамьях стояли аквариумы, в каждом из которых клокотала вода и резвились рыбки. Большинство аквариумов имело подсветку, установленную сверху, снизу или же непосредственно под водой, и все без исключения емкости были снабжены фильтрами. Фильтры бурлили, обильно пуская пузыри, источники света по большей части находились под водой, со всех сторон меня окружало стекло окон, аквариумов и прозрачного купола — ощущение весьма своеобразное. Мне начало поневоле казаться, что я и сам расхаживаю под водой.

Я крепко зажмурился, пытаясь поскорее привыкнуть к необычной обстановке, а Смокинг тем временем развернулся и степенно удалился в коридор. Тут же я увидел, что по одному из проходов в мою сторону плавно идет-плывет какой-то человек. В одной руке у него небольшой сачок, в другой — коробка с рыбьим кормом: он останавливался время от времени, чтобы попестовать своих рыбок.

Такова была моя первая встреча с Эрнстом Тессельма-ном, и он оказался совсем не таким, каким я его себе представлял. Я ожидал увидеть крутого и мускулистого супермена, вроде своего шефа, от которого бы его отличал разве что некоторый налет светской утонченности и изящество манер.

На деле же Тессельман моему образу не отвечал нисколько. Передо мной предстал маленький седой человечек с небольшим брюшком и тощими ручонками, на которых выступали синие прожилки вен, его нос украшали очки в круглой металлической оправе. Дополняли впечатление стоптанные коричневые шлепанцы, выцветшие вельветовые штаны с отвисшими коленками, мешковатая нижняя рубаха и потертый махровый халат белого цвета, свободно прихваченный поясом у талии.

Я стоял в дверях, наблюдая за тем, как одетый с нарочитой небрежностью суетливый старикашка с внешностью заштатного профессора латинской литературы деловито семенит по проходам между аквариумами, разглядывая рыб сквозь очки, и терпеливо ждал, когда его профессорское преподобие заметит, что он здесь уже не один.

Наконец это свершилось. Он уставился на меня сквозь стеклышки своих очков, а затем спросил: