Ревность волхвов - Анна и Сергей Литвиновы

– С чего ты это решила? За меня-то?

– Я – вижу, – безапелляционно заявила она, и я не стал с ней спорить. – А поваляться в койке, между делом, ради развлечения, – это не для меня. Поэтому если ты снова приставать станешь – я лучше одна кататься буду. Так спокойнее. И тебе, и мне.

И она отвернулась и стала отряхивать свою куртку и штаны от снега.

Я усмехнулся и спросил:

– Можно, я тебе помогу? Стараясь не задевать эрогенных зон?

Она тоже улыбнулась:

– Тогда обтруси, пожалуйста, спину.

Что ж, кавалерийский наскок не удался. Переживем. К тому же в дружбе Олеся Максимовна мне не отказывает – а бог знает, сколько мужиков с позиции хорошего друга забирались к своим лучшим подругам в постель!..

…После падения и объяснения мы потеряли темп, остыли (в смысле разогрева мышц, я имею в виду) и потому пошли дальше по трассе не спеша. Смеркалось.

(Впрочем, какое время дня здесь ни возьми – за исключением длящейся восемнадцать часов кромешной ночи, – всегда можно будет написать: «Смеркалось». Очень удобно для литератора. Глагол-то красивый. И настроение создает, и одновременно видимость действия. «Я проснулся. Смеркалось. Вышел во двор. Смеркалось. Пообедал. Смеркалось…»)

И тут, на ходу, Леся вдруг стала рассказывать мне, что она обнаружила в распределительном щитке.

– Эта пластмассовая коробочка, – сказала она, – что мы там нашли, не что иное, как подслушивающее устройство.

– Серьезно? – я сделал вид, что страшно удивлен. На самом деле, я и сам пришел к тому же выводу. – Ты уверена?

– Не забывай, – довольно важно молвила девушка, – что я работаю в детективном агентстве.

– Зачем его поставили? Кого подслушивать? – продолжил недоуменные расспросы я.

– Кого-то из нас. Во всяком случае, установили его совсем недавно, уже после того, как мы въехали…

– Почему ты так думаешь? – Лесе явно нравилось меня просвещать, и я ей подыгрывал.

– А следы на снегу? Они совсем свежие… Странно и то, что кто-то приходил из леса прямиком к щитку, и вдобавок постарался следы свои замести… На методы спецслужб похоже. Или кто-то, кто эти самые методы копирует.

– Кому, – воскликнул я, – а главное, кого понадобилось подслушивать в вашем домике?

– А ты как думаешь? – искоса глянула на меня Леся.

– Ну, если выбирать кого-то одного, я бы, конечно, отдал предпочтение Родиону. Странный он человек.

– Ты знаешь, я тоже, – кивнула она. – Хотя и у других моих соседей странностей хватает…

– А именно?

– Позже расскажу. Теперь давай ты.

– Я? Что я?

– Рассказывай, что увидел (или услышал) интересного?

– А откуда ты знаешь, что я что-то слышал?

– По виду твоему, – усмехнулась Леся.

Мы потихоньку взбирались по тягуну на холм. Белое безмолвие окутывало нас. Вокруг – ни птицы, ни зверя, ни человека, ни следов человечьего присутствия. Деревья стояли спокойные-спокойные, и казалось, что мы в гостях у самой Вечности. И даже подумалось на секунду, а не таким ли должен быть рай? Не общепринятым, с пальмами и облачками, а с тихими, красивейшими, усыпанными снегом елями… Во всяком случае, две главные составляющие парадиза – покой и тишина – царили здесь безоглядно, безоговорочно…

…А мы все суетились – то на лыжах бежали, то отношения выясняли, то загадочные истории друг другу рассказывали – и потому даже не могли как следует насладиться покоем, природой, тишиной…

…А на дворе, между прочим, смеркалось…

…Преодолевая одышку (проклятое курение, пора завязывать), я поведал Лесе о нечаянно подслушанном разговоре Вадима с бухгалтером.

– Интересно, – молвила девушка, когда я закончил. – Но возникает вопрос: ведь ты уже знал, что Иннокентий совершил растрату, так? Даже мне об этом рассказал…

– Да, со слов Сани.

– Саня… А может, твой Саня всю историю затеял? И Большова – подставил?

– Может… – дернул плечами я.

– Значит, Сашка об афере, по меньшей мере, знает?

– Наверняка.

– Зачем тогда бухгалтеру убивать Сухарова, если все равно тот – не единственный свидетель его растраты?

– Понятия не имею. Что-то тут странное, с этой растратой… Может, напрямую Сашку спросить?

– А спроси, – ритмично работая палками, ответствовала Леся.

– И спрошу.

– И другой вопрос, скорее риторический. Достаточно ли у Иннокентия смелости, чтобы совершить покушение на убийство?

– Может ли человек под страхом увольнения, да с волчьим билетом, убить? – подхватил я. – Я считаю, может. Особенно если между ним и убитым давняя, застарелая ненависть. А судя по тону, каким Сухаров разговаривал с бухгалтером, он его унижал не в первый, да и не во второй раз.

Столь длинная тирада совсем сбила мне дыхание, а Леська казалась неутомимой:

– Тогда другой вопрос. Как Иннокентий выследил на трассе Сухарова с Гореловой?

– Представления не имею. Но ты, кажется, хотела рассказать мне еще кое-что?

– Да, хотела, – кивнула Леся, энергично работая палками.

Я уже давно перешел на подъем «елочкой», а она, упорная, все поднималась классическим ходом по лыжне. – Знаешь, из того, что я услышала, становится ясно, что Стелла, жена Родиона, далеко не простая девочка, вдруг запавшая на красивого, сильного, богатого Вадима. У нее тоже имеется какая-то тайна…

– А именно?

– Когда б я знала!.. Ну, вот, слушай, постараюсь рассказать близко к тексту. А ты в хроники нашего путешествия внеси. Глядишь, они нам и понадобятся.

– Понадобятся – зачем?

– А вдруг придется распутывать настоящее преступление? Бог его знает, почему, но мне до сих пор кажется, что здесь должно произойти еще что-то… Что-то по-настоящему страшное…

Но тут мы наконец забрались на высшую точку холма, и теперь лыжня, петляя, круто уходила вниз. Там, среди деревьев, горели электрические огоньки, а указатель сообщал, что до оленьей фермы остается километр. Рядом висел предупреждающий восклицательный знак («Прочие опасности»), а подпись под ним гласила: «Dangerous downhill» [15].

– Поговорим потом. Давай аккуратней, Лесечка, – улыбнулся я. – Поедем по центру, чтоб тормозить можно было.

Мы ухнули с холма. Холодный воздух обжигал щеки, нос и глазные яблоки. Широкая, ухоженная просека петляла, на поворотах приходилось притормаживать, и душа пела от стремительного полета. Спустя пять минут яркого, словно секс, полета мы выкатились прямо на поляну, где размещалась оленья ферма.

Сразу стало ясно, что ферма – не что иное, как туристский аттракцион. Пара-тройка олешек, весьма фотогеничных, меланхолично рыли снег в поисках ягеля. Их привязали к столбикам в местах, более всего подходящих для фотосъемки. Одного, абсолютно белого, с самыми ветвистыми рогами, разместили даже вне загона, и с ним можно было попозировать чуть не в обнимку. Леся немедленно достала из своего рюкзачка фотоаппарат, и я пощелкал ее на фоне ветвисторогих животных, а потом она сфотографировала меня.

Несмотря на то что к ферме вела не только лыжня, но и трасса для мотосаней, и автомобильная дорога, экскурсантов оказалось мало: лишь финская пара средних лет с младенцем. Дитя спало в пластиковых салазках, укрытое до глаз одеялом. Я попросил парочку – и они запечатлели нас с Лесей вдвоем на фоне белого оленя.

Потом мы отстегнули лыжи, оставили их в специальных козлах у входа и зашли в самую натуральную избу – ничем с виду не отличающуюся от изб в Ленинградской или Архангельской области. Внутри стилизация под старину продолжалась. Дрова горели в открытой, вроде камина, печи, по стенам стояли лавки, в середине тянулся грубый стол, а по углам были развешаны оленьи рога, шкуры, шаманские бубны и прочие изделия народных промыслов. Приметливый взгляд мог разглядеть на каждой вещи этикеточку с ценой в евро. Дверь, ведущая на кухню, являлась одновременно стойкой. За ней стоял пухлый рассудительный мальчик лет четырнадцати. Рукописное меню, пришпиленное к стене, предлагало скромный харч: булки, сникерсы, орешки, кофе с чаем. Я вспомнил, что сегодня даже не завтракал, и от запаха кофе и свежей выпечки у меня помутилось в голове.

Я немедленно усадил Лесю за стол и купил у парнишки две чашки кофе и столько булок, сколько смог унести.

О, как же приятно было наконец-то наесться и выпить горячего! Временно я даже потерял дар речи. После еды сытость и тепло прямо волнами разливались по телу, действуя посильнее алкоголя. А тут еще Леся достала из рюкзачка небольшой термос:

– Я думаю, приносить с собой и распивать здесь позволено.

– Еще бы! В избе сидим, а не в «Савое».

Девушка разлила по кружкам чай. Я отхлебнул. В нем оказалось изрядно коньяку.

– А ты, Леська, знаешь толк в жизни! – воскликнул я, и она рассмеялась.

– Как ты думаешь, сколько стоит покататься на олешках? – спросила она.

– Ща выясним.

Рассудительный пацан за стойкой неплохо говорил по-английски.

Вот интересно, подумал я: на той же широте, но пятьюстами километрами восточнее, где-нибудь в Мурманской области, много ли найдется мальчишек, с достоинством обслуживающих туристов и сносно владеющих языком Шекспира? Наверно, очень немного… И когда они наконец появятся? Видать, ответил я себе, когда появится потребность – в лице интуристов. А когда те станут приезжать к нам? Когда появятся дороги и прочая инфраструктура, включая резаные, размеченные лыжни. То есть вряд ли при нашей жизни…