В смертельном бою. Воспоминания командира противотанкового расчета. 1941-1945 - Готтлоб Бидерман

Часто говорят, что люди к этому привыкают. Человек может привыкнуть к опасности или постоянному присутствию смерти. Тем не менее, в течение всех долгих лет Русской кампании вид тяжело раненных, агонизирующих солдат и мое бессилие им помочь всегда тревожили меня гораздо больше, чем мгновенная и безболезненная смерть товарища. Он встретил смерть, и его не стало, а крики наших раненых или раненых врагов, лежащих на нейтральной полосе, часто были слышны долго после того, как смолкали орудия.

Глава 3

Мекензиевы высоты

В неясном свете раннего ноябрьского утра, неся обязанности часового, я сидел на лафете орудия, как вдруг на очень близком расстоянии раздался треск винтовочных выстрелов и послышались пулеметные очереди, причем пули летели надо мной и сзади. Я спрыгнул с лафета и, обернувшись, увидел много русских, которые не далее чем в пятидесяти шагах от моей позиции быстро перебегали между фруктовыми деревьями. Меня тут же пронзило ледяным холодом, когда я понял, что наше небольшое подразделение отрезано от роты. Рухнув на землю между опорами станины, я нервно подтянул ложу своего карабина к щеке, прицелился в один из темных силуэтов и спустил курок. Легкая винтовка дала о себе знать отдачей от выстрела, и парализующий страх тут же испарился. Пока я вставлял новую обойму в патронник своего карабина, наш пулеметный расчет, разбуженный грохотом перестрелки, примчался к своему пулемету и стал лихорадочно разворачивать ствол пулемета в тыл. Через несколько секунд он уже прочесывал широким веером продольного огня подлесок между деревьями. Расчет моего орудия выбрался из укрытий и ринулся к моей позиции у пушки; однако мы не могли начать стрельбу из своего орудия, не причинив при этом своим огнем прямой наводкой вреда своим же солдатам.

Русским удалось просочиться между нами и татарскими домами, где располагались 9-я и 14-я роты, и мы видели, как наши солдаты выскакивали из домов в отдалении, всполошенные нарастающей интенсивностью перестрелки. Стрельба быстро распространилась между фруктовыми рощами, когда советские войска перенесли на нашу позицию опустошительный огонь, а сами попали под огонь наших основных сил. Когда наши войска обрушили более мощный огонь на противника с обоих направлений, атаковавшее вражеское подразделение было практически уничтожено, а уцелевшие под шквалом огня советские солдаты взяты в плен.

Из допросов пленных стало ясно, что вражеский отряд был частью группы, которая предыдущим днем пыталась прорваться к берегу через наше расположение. Пленные были одеты в морскую форму, похоже недавно изготовленную и все еще остававшуюся безукоризненно чистой. Пленные утверждали, что являются членами элитной части морской пехоты, и на нас произвела впечатление огромная огневая мощь, которую производила такая небольшая группа воинов. Все были вооружены полуавтоматическими винтовками или короткоствольными автоматами, в круглых магазинах которых было до 72 патронов.

Я взял для себя у одного из пленных автомат и несколько круглых магазинов, поскольку уже не доверял карабину «98к» в ближнем бою. Я чувствовал себя увереннее с более мощным автоматом, и он оставался со мной в течение многих месяцев.

Между разрушенными жилищами вдоль узкой дороги тянулась древняя каменная стена, окаймляемая огородами. Мы выбили из нее камни, чтобы сделать амбразуры, глядящие в сторону противника. Позади своей позиции устроили баррикаду из камней для защиты от вражеского минометного и артиллерийского огня. Нам повезло на нашем участке, а позади, в отдалении, продолжали грохотать разрывы фугасных снарядов.

Мы изо всех сил старались укрепить свою огневую позицию, но наше занятие опять прервала вражеская контратака. Советская морская пехота прокралась сквозь густой подлесок среди деревьев на близкую дистанцию, и вдруг перед нами возникли, как скоротечные рассветные тени, безмолвные фигуры, одетые в черно-синее.

Снова загрохотал пулемет, сопровождаемый лаем наших минометов, расположившихся в тылах, за которым через секунды слышались удары, от которых взметались вверх тучи земли примерно в 150 шагах впереди нас. Вражеское продвижение приостановилось, и противник вновь испарился в подлеске, оставив после себя убитых и раненых.

Прочесывая район, мы наткнулись на одного невредимого русского, который заблудился, лежа за искореженным пнем в 50 метрах от нашей огневой позиции. Криком «Стой! Руки вверх!» и «Иди сюда!» я приказал ему приблизиться к нашим позициям. Он, спотыкаясь, двинулся вперед с высоко поднятыми руками и добродушной улыбкой на лице. Мы сняли с его пояса две ручные гранаты, полный подсумок патронов, и посыльный повел его в штаб роты.

Непрекращающийся минометный огонь отравлял наше существование днем, грохот взрывов постоянно слышался в наших окопах. Однажды, изучая через полевой бинокль лежащую перед нами местность, наш ротный командир вдруг откинулся назад, вскинув высоко вверх обе разорванные кисти, кровь хлестала из открытых ран и лилась через рукава. Острый, как бритва, осколок мины разрезал стекла и начисто отсек несколько пальцев на обеих руках. Больше командира нигде не задело, и его радист сопроводил его в полевой госпиталь.

5 ноября дивизии получили приказ овладеть Бельбекской долиной возле Дуванкоя, Гадчикоя и Беюк-Отаркоя. Задание было выполнено вечером того же дня, а последовавшие за этим в течение двух дней атаки обрели форму стреловидного продвижения, в ходе которого был захвачен большой участок внешней обороны и полевых позиций к северо-востоку от крепости Севастополь. Мекензиевы высоты, сам город и возвышающаяся территория, обозначенная как высота 363.5, были взяты и удерживались в тяжелых боях.

В конце дня 7 ноября полк получил приказ установить орудия на линии обороны Мекензиевых высот. Вскоре после этого одна из рот ПТО во время советской контратаки подбила вражеский танк.

Наш тягач подбрасывало на ухабистой дороге, ведущей к месту нового назначения – западной гряде гор Яйла. Лежавшее перед нами высокое плато было покрыто густыми лесами и подлесками; и как было видно издали, плавно поднимавшиеся холмы и неглубокие долины, откуда мы только что продвинулись, были похожи на гладкий зелено-коричневый ковер. Перед нами открывался изумительный пейзаж полей, окружающих Бахчисарай, зазубренные белые известняковые скалы к югу были окутаны легким розовым свечением на фоне заходящего солнца. Вид был безмятежный; однако война грохотала выстрелами наших батарей на высотах, а вражеские снаряды в ответ внезапно рвались на плато Мекензи.

Примерно в двадцати шагах от тропы мы наткнулись на массивную бетонную амбразуру, из которой торчал ствол советской скорострельной пушки, ее стальная плита круто вздымалась в вечернее небо. Совсем недавно брошенная, это явно была одна из пушек, которые принесли нам столько мучений, стреляя в нас несколько дней с этих господствующих высот.