Река любви - Барбара Картленд

Самого герцога отель не привлекал, но он подумал, что его гостям, несомненно, может там понравиться.

Когда яхта подплыла немного ближе, он увидел белые ступени, ведущие от реки к храму, колонны которого ярко сияли под утренним солнцем.

Он залюбовался этим зрелищем, испытывая непреодолимое желание войти в храм, причем более всего на свете ему хотелось побывать там одному.

Герцог не мог бы объяснить, почему он избегает присутствия других, но чувствовал, что это каким-то образом разрушило бы царившую вокруг атмосферу, а может быть, и его самого.

Поэтому он приказал бросить якорь у противоположного берега.

Хотя капитану показалось странным, что герцог не захотел пришвартовать яхту к другому берегу, с отелем и храмами, однако он привык не подвергать сомнению решения господина.

Когда позже на палубу вышли остальные пассажиры, они не смогли сдержать восторженные возгласы при виде высоких пальмовых деревьев, обрамлявших берега реки, вдоль которых сновали бесчисленные фелюги с парусами, напоминавшими кривые турецкие сабли.

Большая и красивая «Наяда» вызывала восторг и любопытство у ватаги темнокожих ребятишек, плескавшихся в воде. По берегам Нила, под пальмовыми деревьями, все те же маленькие ослики тащили арабские тележки или бежали, цокая копытами, катая седоков-туристов.

Разморенные жарой, все согласились с предложением герцога не сходить на берег до обеда, после которого они смогут, если захотят, переплыть на шлюпке к отелю «Зимний дворец».

Лили, свежая и влекущая, в белом муслиновом с кружевами платье и широкополой светлой шляпке, затенявшей ее прекрасное лицо, была только рада согласиться со всем, что не требовало больших усилий.

Она не любила жару, потому как боялась, что кожа покраснеет от солнца и это нарушит гармонию белизны и огненных волос.

Когда наконец они подплыли к берегу в судовой шлюпке, Лили опустилась в одно из плетеных кресел на веранде «Зимнего дворца» и, обслуживаемая высоким официантом-суданцем в белом джеллабе с красным кушаком, не имела никакого желания идти куда-либо.

— Как насчет осмотра окрестностей? — услышала она Джимми, обращавшегося к герцогу.

— Завтра, — ответил герцог. — Зачем спешить? Я собираюсь остаться тут на несколько дней, и, если вы захотите отведать здешнюю кухню, мы можем отужинать как-нибудь вечером в «Зимнем дворце».

— Это было бы замечательно! — воскликнула Эми. — Я просмотрела список гостей, и, хотя они еще не прибыли, я знаю довольно многих, кто остановится здесь на этой неделе.

— Тогда мы, конечно, должны будем пригласить их к нам на яхту, — сказал герцог. — Я не хотел бы, чтобы вы заскучали в своей собственной компании или в моем обществе.

— Разве такое возможно? — нежно спросила Лили.

Взгляд, который она обратила на герцога, говорил ему, что она не представляет себе, что в его обществе можно когда-либо соскучиться.

Стало прохладнее, тени сгущались и вытягивались, и они собрались возвращаться на яхту.

Когда все уселись в шлюпку, которая должна была доставить их к яхте, где стюарды ожидали, чтобы помочь им подняться на борт, герцог неожиданно сказал:

— Отправляйтесь. Я скоро последую за вами. Хочу немного поразмяться.

— Хочешь, чтобы я пошел с тобой? — машинально спросил Гарри.

— Нет, Гарри. Оставайся в компании за меня.

Он быстро отошел от них, прежде чем Лили успела что-либо сказать, и она нахмурилась при мысли, что он останется один и без нее.

Но затем она подумала, что не очень-то хочется ходить по пыли, да и несмотря на наступившую прохладу, ее утомляло любое движение.

Она понимала, что герцогу необходима разминка. Он каждое утро совершал заплывы от яхты, пока они плыли вверх по Нилу, и, несмотря на то что друзья поддразнивали и пугали его нападением крокодилов, он продолжал нырять в воду с кормы.

Ежедневно он бодро играл также в бадминтон с Гарри и Джимми. Иногда, если удавалось уговорить Чарльза, они играли вчетвером.

«Это пойдет ему на пользу, — успокаивала себя Лили, — а возвратившись, он найдет меня еще более пленительной!»

Как только они вернулись на яхту, она отправилась в свою каюту переодеваться в прозрачное платье, подчеркивающее каждую линию ее совершенной фигуры.

Она не присоединилась к гостям герцога, а прошла к нему в каюту и легла на софу в ожидании его возвращения.

Герцог быстро пошел вдоль берега реки, он ждал этого момента весь день. Он пытался вспомнить то, что читал о храме Луксора, который назывался так в путеводителях для туристов.

Он предполагал, что, дождавшись вечера, сможет избежать встречи с множеством туристов, приходивших сюда из отеля, и действительно, приближаясь к храму, он с облегчением заметил, что там никого нет.

У массивных пилонов стояли шесть колоссальных, хорошо сохранившихся статуй Рамзеса II.

Он вошел через врата в огромный Зал Рамзеса II, окруженный двойными рядами массивных колонн, и, проходя между этими возвышающимися над ним столбами, герцог ощущал, что он не вступает в прошлое, а как будто никогда и не покидал его.

Перед собой он увидел внушительную колоннаду с капителями в виде «раскрытого цветка» папируса, которая, как было написано в книгах, вела в другой огромный двор.

Несколько минут герцог впитывал атмосферу царившего вокруг великолепия, как бы прислушиваясь к самому себе и воспринимая все не только визуально, но и каким-то подспудным чутьем.

Он двинулся дальше, тихо ступая по мягкому песку туда, где тени казались контрастно черными по сравнению с белыми колоннами.

Встав в узком проходе между колоннами и посмотрев в сторону реки, он увидел профиль женщины.

В какой-то момент, поглощенный собственными мыслями, он не сразу сориентировался, живая она или выгравирована на одной из колонн.

Он понял лишь, что ее прямой нос и слегка заостренный подбородок были частью Египта и тем, что он искал здесь.

Он не сводил с нее глаз, пытаясь собраться с мыслями и ясно понимая только одно: перед ним была воплощенная красота веков.

Она двинулась, и он уже не сомневался, что перед ним реальное существо, хотя фигура по-прежнему оставалась в тени и виднелось только ее лицо.

Герцог подошел поближе и, уже обретя чувство реальности, разглядел молодую женщину, скорее девушку.

Ее платье, слившееся с тенью колонн, было нежно-голубым, волосы ни светлые и ни темные, а с таким же оттенком, как у поверхности камня, тронутого лучами солнца.

Когда он почти подошел к ней, она будто не слышала его, но знала о его присутствии и повернулась к нему лицом — герцог оказался перед парой пронзительно голубых глаз. Он машинально остановился и замер.