Стихотворения и поэмы - Уолт Уитмен

Мальчишка-мастеровой всего ближе ко мне, он знает меня

хорошо,

Лесоруб, который берет на работу топор и кувшин, возьмет

и меня на весь день,

Фермеру-подростку, что пашет в полях, приятно услышать

мой голос,

На судах, которые мчатся под парусом, мчатся мои слова, я иду

с матросами и рыбаками и крепко люблю их.

Солдат в походе или в лагере - мой,

Многие ищут меня в ночь перед боем, и я не обману их

надежды,

В эту торжественную ночь (быть может, их последнюю ночь)

те, которые знают меня, ищут меня.

Мое лицо трется о лицо зверолова, когда он лежит в одеяле,

Извозчик, размышляя обо мне, не замечает толчков своей

фуры,

Молодая мать и старая мать понимают меня,

И девушка, и замужняя женщина оставляют на минуту иглу

и забывают все на свете,

Все они хотят воплотить то, что я говорил им.

48

Я сказал, что душа не больше, чем тело,

И я сказал, что тело не больше, чем душа,

И никто, даже бог, не выше, чем каждый из нас для себя,

И тот, кто идет без любви хоть минуту, на похороны свои он

идет, завернутый в собственный саван,

И я или ты, без полушки в кармане, можем купить все лучшие

блага земли,

И глазом увидеть стручок гороха - это превосходит всю

мудрость веков,

И в каждом деле, в каждой работе юноше открыты пути

для геройства,

И каждая пылинка ничтожная может стать центром вселенной,

И мужчине и женщине я говорю: да будет ваша душа

безмятежна перед миллионом вселенных.

И я говорю всем людям: не пытайте о боге,

Даже мне, кому все любопытно, не любопытен бог.

(Не сказать никакими словами, как мало тревожит меня мысль

о боге и смерти.)

В каждой вещи я вижу бога, но совсем не понимаю его,

Не могу я также поверить, что есть кто-нибудь чудеснее меня.

К чему мне мечтать о том, чтобы увидеть бога яснее, чем этот

день?

В сутках такого нет часа, в каждом часе такой нет секунды,

когда бы не видел я бога,

На лицах мужчин и женщин я вижу бога и в зеркале у меня

на лице,

Я нахожу письма от бога на улице, и в каждом есть его

подпись,

Но пусть они останутся, где они были, ибо я знаю, что, куда

ни пойду,

Мне будут доставлять аккуратно такие же во веки веков.

49

Ты же, о Смерть, и горькие объятия Смерти, напрасно

пытаетесь встревожить меня.

Без колебаний приступает к своему труду акушер,

Я вижу, как его рука нажимает, принимает, поддерживает,

Я лежу у самого порога этих изящных и эластичных дверей

И замечаю выход, замечаю прекращение боли.

А ты, Труп, я думаю, ты хороший навоз, но это не обижает

меня,

Я нюхаю белые розы, благоуханные, растущие ввысь,

Я добираюсь до лиственных губ и до гладких грудей дынь.

А ты, Жизнь, я уверен, ты - остатки многих смертей.

(Не сомневаюсь, что прежде я и сам умирал десять тысяч раз.)

Я слышу ваш шепот, о звезды небес,

О солнца, о травы могил, о вечные изменения и вечные

продвижения вперед,

Если уж вы молчаливы, что же могу сказать я?

О мутной луже в осеннем лесу,

О луне, что спускается с круч тихо вздыхающих сумерек,

Качайтесь, искры света и мглы, - качайтесь на черных стеблях,

гниющих в навозе,

Качайтесь, пока так бессмысленно стонут иссохшие сучья.

Я возношусь от луны, я возношусь из ночи,

Я вижу, что это страшное марево - отражение полдневного

солнца,

Я поднимаюсь к основному и главному от великого или малого

отпрыска.

50

Есть во мне что-то - не знаю что, но знаю: оно во мне.

Тело мое, потное и скрюченное, каким оно становится

спокойным тогда,

Я сплю - я сплю долго.

Я не знаю его - оно безыменное - это слово, еще не сказанное,

Его нет ни в одном словаре, это не изречение, не символ.

Нечто, на чем оно качается, больше земли, на которой

качаюсь я,

Для него вся вселенная - друг, чье объятье будит меня.

Может быть, я мог бы сказать больше. Только контуры!

Я вступаюсь за моих братьев и сестер.

Видите, мои братья и сестры?

Это не хаос, не смерть - это порядок, единство, план - это

вечная жизнь, это Счастье.

51

Прошедшее и настоящее гибнут - я наполнил их, потом

исчерпал,

А теперь заполняю ближайшую впадину будущего.

Ты, слушающий песню мою! какую тайну ты хочешь доверить

мне?

Прямо гляди мне в лицо, покуда я вдыхаю эту ночь.

(Говори мне по чести всю правду, нас не слышит никто, но я|

могу остаться не дольше минуты.)

По-твоему, я противоречу себе?

Ну что же, значит, я противоречу себе.

(Я широк, я вмещаю в себе множество разных людей.)

Я отдаю все свои силы лишь тем, кто поблизости, я жду тебя

у порога.

Кто завершил дневную работу? Кто покончил с ужином

раньше других?

Кто хочет пойти прогуляться со мною?

Успеешь ли ты высказаться перед нашей разлукой? или

окажется, что ты запоздал?

52

Пестрый ястреб проносится мимо и упрекает меня, зачем я

болтаю и мешкаю.

Я такой же непостижимый и дикий,

Я испускаю мой варварский визг над крышами мира.

Последняя быстрая тучка задержалась ради меня,

Она отбрасывает мое изображение вслед за другим, столь же

верное, как и любое из них, на лугах, погруженных

в тень.

Она соблазняет меня растаять в туман и пар.

Я улетаю, как воздух, я развеваю мои белые кудри вслед

за бегущим солнцем,

Пусть течет моя плоть волнами, льется кружевными извивами.

Я завещаю себя грязной земле, пусть я вырасту моей любимой

травой,

Если снова захочешь увидеть меня, ищи меня у себя

под подошвами.

Едва ли узнаешь меня, едва ли догадаешься, чего я хочу,

Но все же я буду для тебя добрым здоровьем,

Я очищу и укреплю твою кровь.

Если тебе не удастся найти меня сразу, не падай духом,

Если не найдешь меня в одном месте, ищи в другом,

Где-нибудь я остановился и жду тебя.

ИЗ ЦИКЛА "ДЕТИ АДАМА"

ЗАПРУЖЕНЫ РЕКИ МОИ

Запружены реки мои, и это причиняет мне боль,

Нечто есть у меня, без чего я был бы ничто,

Это хочу я прославить, хотя бы я стоял меж людей

одиноко,

Голосом зычным моим и воспеваю фаллос,

Я пою песню зачатий,

Я пою, что нужны нам великолепные дети и в них великолепные

люди,

Я пою возбуждение мышц и слияние тел,

Я пою песню тех, кто спит в одной постели (о, неодолимая

страсть!

О, взаимное притяжение тел! Для каждого тела свое манящее,

влекущее тело!

И для вашего тела - свое, оно доставляет вам счастье больше

всего остального!)

Ради того, что ночью и днем, голодное, гложет меня,

Ради мгновений зачатия, ради этих застенчивых болей

я воспеваю и их,

В них я надеюсь найти, чего не нашел нигде, хотя ревностно

искал много лет,

Я пою чистую песню души, то вспыхивающей, то потухающей,

Я возрождаюсь с животными или с грубейшей природой,

Этим я песни мои насыщаю, а также тем, что сопутствует

этому:

Запах лимонов и яблок, весенней влюбленностью птиц,

Лесною росою, набеганием волн,

Диким набеганием волн на сушу - я воспеваю и их,

Увертюрой, что звучит еле слышно, как предвкушение

мелодии,

Желанною близостью, видом прекрасного тела.

Пловец обнаженный, плывущий в воде или на волне

неподвижно лежащий,

Близится женское тело, я потупляюсь, любовная плоть у меня

и дрожит и болит,

И возникает удивительный, перечень для меня, для тебя и для

любого из нас.

Лицо, руки, ноги - все с головы до пят - и чувства, что он

пробуждает,

Загадочный бред, сумасшествие страсти, о, отдаться тебе

до конца!

(Крепко прижмись и слушай, что я шепчу тебе,

Я люблю тебя, о, я весь твой,

Только бы нам ускользнуть ото всех, убежать беззаконными,

вольными,

Два ястреба в небе, две рыбы в волнах не так беззаконны,

как мы.)

Дикая буря, сквозь меня проходящая, и страсть, которая

содрогает меня,

Клятва, что мы слиты навеки, я и женщина, которая любит

меня и которую я люблю больше жизни моей.

(О, я охотно отдал бы все за тебя,

И если нужно, пускай пропаду!

Только бы ты и я! И что нам до того, что делают и думают

другие!

Что нам до всего остального, только бы нам насладиться друг

другом и замучить друг друга совсем, до конца, если иначе

нельзя.)

Ради того капитана, которому я уступаю все судно,

Ради того полководца, который командует мною, командует