Война виртуальных миров - Кирилл Шатилов

С дальнего конца улицы празднично замерцали сине-красно-белые огни. Свет фар чиркнул по первому этажу и упёрся в бок кентавра, переключая его внимание с жильцов на себя. Взвыла сирена. Вероятно, напрасно, поскольку чудовище не испугалось, а напротив, развернулось и без раскачки ринулось навстречу звуку. Грянуло несколько разрозненных хлопков, наверное, выстрелов. Славка не заметил, чтобы кентавр на сей раз споткнулся или притормозил. Видеть дальше мешало стекло, однако, судя по крикам, выстрелы ожидаемого результата не дали. На фоне сиротливо завывающей сирены был отчётливо слышен удаляющийся цокот копыт.

Славка выдохнул.

Тени в окнах дома напротив не шевелились.

* * *

– Константин Евгеньевич? – спросила трубка приятным, но слишком деловым женским голосом.

– Да.

– Минутку. С вами будут говорить.

– Я…

– Алло? Костя? Петров на проводе.

– Вечер добрый, Владимир Николаевич.

– Похоже, не слишком. Мог бы быть и получше. Ты, как я понимаю, дома?

– Только что зашёл. Что-то случилось? В смысле, ещё что-то серьёзное?

– Оставайся дома. Высылаем за тобой машину. Приедешь, обсудим.

Никаких шуток-прибауток. Вместо них – частые гудки. На Петрова это было непохоже. Точнее, непохоже на того Петрова, которого Константин знал по институтским заседаниям в мирное время. Но оно закончилось. Иссякли и шутки.

Константин растерянно осмотрелся. Вспомнил, что хотел заглянуть в холодильник и перед сном подкрепиться после долгого путешествия от Октябрьской, то есть Калужской площади.

Метро в связи с угрозой новых терактов, как характеризовали произошедшее с Красной площадью, закрыли полностью. Чтобы развести всю вывалившую на улицы прорву народу никакого городского и частного транспорта, разумеется, хватить не могло. Люди шли пешком, мешая и без того хаотичному движению. Как ни странно, никто вслух не ругался, все были какие-то подавленные и молчаливые. Только отдельные компании малолеток кое-как пытались бравировать бесстрашием и пересмеиваться. Их не одёргивали, чувствуя, что в надвигающейся перспективе это временно.

Толпы неохотно расступались лишь тогда, когда оказывались на пути очередной «спартаковской» скорой помощи или угрожающе быстрого БТРа. Кто-то при их виде вспоминал Москву 1991 года. Константин тогда вернулся накануне, 18 августа, с Рижского взморья, где отдыхал с родителями, и всё происходящее воспринимал через экран телевизора. Поскольку он сразу по окончанию МГУ устроился на одну из тогда ещё редких иностранных фирм, и телевизор в комнате для переговоров вещал не «Лебединое озеро», а ту картинку, которую видели зрители CNN и BBC, было ощущение, что это происходит не в нескольких километрах от тебя, а в плохо срежиссированном фильме. По сути, это и было первое виденное им реалити-шоу, причём, как потом оказалось, со своими режиссерами, сценаристами и продюсерами.

Сегодня картины города и ощущения были похожими, но то ли сказывался возраст, то ли общий эгрегор претерпел значительные изменения, однако в толпе Константин явственно почувствовал, что это не дурной сон, не съёмки массовых сцен, а новая реальность, с которой теперь придётся считаться всем и каждому. Гибель Красной площади – всего лишь один из её первых символов. Это лишь начало. И звонок Петрова оказался худшим тому подтверждением.

За окном неотвратимо смеркалось. К счастью, отключить на всякий случай электричество ещё не додумались.

Константин наскоро переложил в рот содержимое пока что свежей пачки творога, залил ситечко с утренним чаем кипятком и собирался включить телевизор, когда в домофон позвонили. Они что, всё это время сидели в соседней подворотне?

– Константин Евгеньевич, спускайтесь.

– Да, сейчас.

Хорош бы он был, если бы уехал в деревню вместе с семейством! Уже спят, наверное. Отец не любит засиживаться допоздна. Едва ли он изменил своим привычкам даже в такой день.

За решеткой забора дежурил знакомый костюм. Новый помощник Пичугина, внешне гораздо больше годящийся в телохранители. Кем он, вероятно, и был. Правда, сейчас, ввиду отсутствия собственно «тела», он позволил себе расслабиться и встретил Константина, как тому показалось, даже несколько вальяжно. А самым неприятным было то, что Константин до сих пор не знал его имени.

Шофёр включил мотор чёрной приплюснутой капли, похожей на кучу подобных ей современных собратьев, отличающихся разве что техническими характеристиками и заоблачностью цен, но не внешней формой, которую, скорее всего, штамповали на одном и том же заводе где-нибудь под Шанхаем.

Константин занял всё заднее сидение, «костюм» устроился впереди рядом с шофёром и всю дорогу только и делал, что крутил головой да проверял экран телефона. Зато шофёр несколько раз обратился к нему, после чего стало понятно, что свои зовут «костюм» Максом. Себя Константин к разряду «своих» относил с трудом, поэтому продолжал воздерживаться от разговоров, на которых никто из присутствующих, к счастью, не настаивал.

Дорога до института, надёжно спрятанного в закоулках двориков вдоль Ленинградского шоссе, заняла не более получаса. Своё дело сделала пузатая мигалка на крыше, да и пешеходов к ночи поубавилось настолько, что им теперь снова хватало тротуаров.

Серое неприметное здание с плоским карнизом над подъездом, какие любили строить скучные советские архитекторы-минималисты, сегодня выглядело на удивление празднично и оживлённо. Чуть ли не во всех окнах горел свет. Парковка, обычно полупустая, была заставлена одинаковыми чёрными «каплями» с ведомственными номерами.

– Куда? – поинтересовался Константин, выходя из кожаного тепла салона.

– Я вас провожу, – ответил Макс, хозяйски хлопая дверцей. – Мы и так припозднились.

Неужели он думал, что Константин заплутает в коридорах, если ему просто сказать, где его ждут? Однако, выяснять тайные умыслы провожатого смысла не было. Такие привыкли чётко делать то, что им говорят, и не самовольничать понапрасну.

Дежурный в стеклянном закутке на первом этаже охранник был сегодня не один. Вместо того чтобы просто показать ему пропуск и приятельски кивнуть, Константину пришлось вручать корочку стоявшему здесь же боевому офицеру в камуфляже и с последней модернизацией «калаша» через плечо. Отчаянные времена – отчаянные меры, что поделать.

– Проходите. – Офицер вернул документ и покосился на Макса. – Ваш?

– Я только что выходил, – предпринял тот попытку возмутиться, но наткнулся на твёрдый взгляд и полез во внутренний карман пиджака. – Вот, держите.

Константин отошёл от проходной, дождался покрасневшего от возмущения провожатого и поделился возникшими сомнениями:

– Вам не показалось, что товарищ говорит с некоторым акцентом?

Макс брезгливо оглянулся через плечо, которым в следующее мгновение пожал, заметив:

– Форма у него тоже не слишком наша, скорее уж натовская…

Константин обратил внимание на то, что дежурный за стеклом как-то уж больно тоскливо смотрит им вслед.

– Помнится, ещё в 2007 году президентом был подписан закон о введении войск НАТО на нашу территорию в случае народных волнений и техногенных катастроф, – сказал он, пока они ждали лифта.

– Было дело. – Макс порылся языком в зубах и причмокнул. – Правда, тогда эту тему заобсуждали, закомментировали и, говорят, даже умудрились принять несколько законов под тем же номером, чтобы вопрос замять окончательно. Видать, теперь пришло время. Скоро даже матом придётся ругаться по-английски.

– У них мата нет.

– А как же «фак»? – искренне удивился Макс.

– А разве можно отнести к мату слово, которое звучит из телевизора и которое дети запросто произносят при родителях, а те – при детях?

– Прикольно.

Они замолчали, потому что за открывшимися дверцами лифта обнаружилась точная копия офицера с проходной. Выходить копия не собиралась и молчала.

– Вверх? – на всякий случай уточнил Макс, продолжавший играть роль Вергилия из «Божественной комедии».

Офицер отделался едва заметным кивком.

Этот, вероятно, вообще по-русски не понимает, подумал Константин, водя пальцем над кнопками этажей.

– Пятый, – подсказал Макс.

Когда кабина замерла и снова открылась, его «приехали» прозвучало вполне в духе Салтыкова-Щедрина.

Длинный коридор вёл в конференц-зал, где всего несколько часов назад Константин докладывал на тему «облачного» НЛО. Однако Макс, не доходя до высоких, отделанных под дуб дверей, свернул в коридор направо, туда, где располагались кабинеты руководства.

Коридоры были пусты, шаги по выложенному ёлочкой паркету звучали гулко.

– У Пичугина? – Константин на ходу пригладил волосы.

– У Скрябина.

Профессор Скрябин был директором института. Хотя все сотрудники прекрасно знали, что руководит их полузакрытым заведением всесильный заместитель, поскольку оторвать профессора от науки не смогли ни правительственные награды, ни преклонный возраст, ни недавняя смерть жены, матери Веры. Порой у особо приближенных коллег создавалось ощущение, что Арсений Степанович не совсем хорошо понимает, к какому ведомству относится доверенное ему учреждение, настолько с головой он уходил в теоретическое обоснование собственных концепций, надо сказать, весьма актуальных и отчасти даже прорывных, не обращая внимания на сугубо утилитарные требования вышестоящих инстанций. Главной из них было Министерство обороны. Оборона – вещь тонкая и деньгоёмкая, так что далеко не всем в институте было дело до науки. Зато Андрею Дмитриевичу Пичугину было дело до всего. Он считал, и не безпочвенно, что может замещать своего непосредственного начальника на всех полях деятельности, главным из которых, разумеется, считал военное. На то он и генерал, чтобы генеральствовать на благо родине и… хотя нет, партия уже неактуальна.