Дневник беременной или Лучшее средство никого не убить - Елена Саринова

- Ну, мне пора, - выдохнул Петр в пустое глиняное нутро. - Открывай створку, отводи любимым землякам глаза.

- Постой, ты сумку свою седельную забыл, - вот вечно он что-то забывает! И подорвалась обратно в дом.

Большая кожаная сумка валялась там же, у порога. Стэнка ее подхватила за ремень - тяжелая. И боком поволокла, увидев лишь в сенях из-под съехавшей от такого обращенья крышки...

- Стэнка, ты чего? - произнес, ждущий у крыльца Петр.

- Сам бери, - выдула ноздрями та.

- Объясни?

- Сам тащи ее! Что там у тебя? Я... я...

- А-а, - открыл он рот. - Да чтоб... Это - парик. Женский парик.

- Па-рик? - непонимающе скривилась Стэнка. Потом заглянула обратно в сени. Туда, где сумку бросила. - Парик?

- Ну да, - хмыкнул мужчина и заскочил сбоку на крыльцо, оттуда - в сени. Вернулся уже с сумкой. Стэнка невольно от них отпрянула.

- Краля моя, ты чего это?

- Петр, парик, что такое? Это, когда...

- На голову, - кивнул он. - Дамы.

- А почему волосы там... настоящие?

- Так, дорогой. Он - очень дорогой. Цирюльник из Мушицев разорился вдрызг. И отдал налог этой "натурой". Что теперь с ней делать - бумаг столько писать, пока в казну сдашь, - нахмурил он лоб. - А хочешь его посмотреть?

- Я?! - замерла Стэнка, борясь в душе со страхом. Победило любопытство. - Ага-а. Давай.

Нет, Стэнка знала про такие "украшенья". У них в Стожках их надевали в Святки. Но, те были из сухого льна или овчины. А самый лучший - у Ады, разумеется, из густого конского хвоста. И без остаточного "живого" сияния. Будто и голова - присутствует. Причем, с прежними своими мыслями. Вот и струхнула. Не от того, что в сумке - голова, а сам факт: сумка то - Петра. Да что тут оправдываться? Струхнула да и всё.

- Гляди, - достал тем временем Петр предмет испуга.

- Ух... ты.

Ее залюбник засмеялся:

- Никогда раньше не видела? - и встряхнул гриву из длинных ореховых волос. - Должник наш говорил: из Ладмении, из самого Куполграда его привез. На что надеялся в такой глуши? Бывают же в природе лободыры. Возьми в руки то. Пощупай. Ты чего? Не отошла еще?

- Давай, - сглотнула слюну Стэнка. - О-о, - и выдохнула от восторга. - Какие они... мягкие.

- Ну, так, - авторитетно хмыкнул Петр.

- Мягче моих.

- Не мягче, точно.

- И длиннее. Такие косы выйдут. И кренделя.

- Их забирают обычно в высокие прически... дамы.

- А цвет какой... Цвет... цвет, - пришла, вдруг, в голову ее шальная мысль. - Как... у Ады.

- Какой Ады?

- У Ады до ее болезни... Петр?

- Что? - насторожился тот.

- Петруша, кречет мой усатый!

- Да что, Стэнка?

- Продай его мне. Пожалуйста. Бумаги не надо будет писать. Петруша.

- Ты свихнулась. Зачем тебе парик? У тебя свои в сто крат лучше. По Стожкам собак пугать? Да он и стоит...

- Петруша, я отдам, - напрыгнула Стэнка на него и быстро зачмокала в лицо. - Петруша... очень надо... Пожалуйста, продай.

- Он стоит триста леев. Ты свихнулась.

- Я отдам.

- Отдаст она. Попросишь у кого? - вдруг, замер Петр.

Стэнка отстранилась:

- Ни у кого. Свои отдам.

- Свои?.. Не надо... Так бери. Я что-нибудь придумаю.

- Петруша!

- Тихо ты! Ох... мне пора, - и обхватил сияющее стэнкино лицо руками. - Ну, если б не пора было...

- Ты такой... такой.

- А ты, краля моя, свихнулась. Точно, - со смехом выдохнул и наградил ее последним поцелуем.

А потом уехал. Пора ему. Давно было пора...

Стэнка, измучившись в своей постели, все ж, не уснула, дождалась. Короткое оно - время предрассветья. Когда сон человеческий глубок, как незаиленный колодец, а силы знахарки наоборот - на самой высоте. Но тратить их сейчас она задумала не на лечебный ритуал. Другие этой ночью у нее дела...

Деревня, как одеялом, накрытая ночной дремой, тихо спала. И озеро их спало. Лишь на далекой середине его слышны были легкие всплески: не то сом, не то налим водили по воде под луной круги. Над головой низко вдоль берега пронеслась летучая мышь. И снова тишина. Стэнка, сбросив туфли, поджала пальцы на ногах - песок холодный. И взмахнула на большой пологий камень. Потом нашла глазами дом старосты. Точнее, его высокую крышу над верхушками садов... Вдохнула глубоко. И выставила в знаке руку:

- Ветры ночные, вихри сонные, дурманные. Долетите, обволоките собой деву Аду. Принесите ей мысли, мною желанные. Принесите. Приказываю вам... - и закрыла глаза. Ночной ветер подхватил ее посыл и, щекотнув волосами по щекам, понесся прочь от Стэнки. Она так и продолжила стоять. А пущенный ветер все летел и летел. Над яблонями, сливами, чужими крышами домов, всколыхнул легкую занавесь на полуоткрытом окне и татем ночным метнулся к спящей на кровати деве. - Уф-ф... - получилось, вышло. Плечи Стэнки расслабленно упали, и она уже почти открыла глаза, когда новый порыв захлестнул ее саму. Нежданной картиной, ярким захватывающим всполохом. Стэнка распахнула рот и ахнула. Глянула себе под ноги. - Вот еще... Вот еще, - произнесла глухо, дернула головой. - А-а, ну, конечно. Он сам на этом камне и сидел тогда, - и, спрыгнув на песок, быстро обулась. А теперь домой и - спать. Хоть чуточку, но спать...

День новый выкатился в небо таким же жарким солнцем, что и вчера. В безветренном зное сонно стрекотали кузнечики. А над цветами по обочинам дороги гудели пчелы. Вот с дороги, еще у внешнего плетня Стэнка гостей и разглядела. Точнее, гостий: Аду и ее сестру, Натушку. Девы сидели на лавочке, в тени палисадниковой сирени. И, судя по напряженным позам - хозяйку дома тоже углядели. Но Стэнка шага не прибавила - готовилась морально к встрече. И хоть, пока переворачивала сено, проговорила все возможные ее ходы, но... не каждый день она подобными делами вертит. Не каждый день.

- День добрый, Стэнка! - первой подскочила с лавки Натушка. Конечно - она сестры своей по проще. И гораздо душевнее.

Та неспешно следом поднялась и поправила на голове платок:

- День добрый.

Стэнка изобразила на лице сосредоточенность:

- И вам всех благ. Ко мне?

- А-а мы...

- Стрекоза! А ну, домой!.. Так что у вас?

Ада снова выдавила из себя:

- Мы пришли... по делу.

- Ага-а, - протянула в ответ Стэнка, опустив с плеча грабли. - Ну, так, заходите, раз "по делу".

Хотя первой проскочила во двор коза. А гостьям пришлось вновь ждать, пока Стэнка ее напоит и закроет. Когда ж и с этими делами было покончено, все трое, поднявшись по крыльцу, вошли в прохладный дом. Девы заозирались по сторонам. Потом опомнились и осенили себя знаменьями на образа в красном углу. Хозяйка дома, сдернув по пути в кухню косынку, побрякала там вволю и вынесла на стол в избу(3) кувшин морса с кружками. Молча по ним разлила и с удовольствием плюхнулась на лавку. Гостьи спешно опустились туда же... "Вот теперь дозрела", - с прищуром глянула на Аду Стэнка.