Викинг - Георгий Гулиа

Старец начал раздавать куски мяса, которое подавали ему прямо из котлов. Он клал их на пустые глиняные тарелки, где уже лежало по большому куску хлеба. Потом Бьярни Хромоногий разлил по чаркам брагу, и выпили все. Пригубили и дети.

А потом рассаживались по кораблям. Прощались с детьми и женами, с отцами-стариками и матерями-старухами и занимали свои места на корабле.

Гуннар был за кормчего и должен был повести свой корабль первым. За ними – два остальных.

Когда все отплывающие перешли на корабли, а их родичи столпились на берегу у самой воды, старец Свейн провозгласил громким голосом, столь громким, что многих даже удивил:

– Я видел сон. Это был вещий сон. И не далее, как нынче ранним утром. На небе светило солнце, а вокруг него сияли звезды. Сияли так, как никогда не сияют они, ибо был день. И я услышал голос, причем явственно: «Это солнце не зайдет никогда, и звезды всегда будут светить ярко». Я скажу вам: это относилось к нам, ко всем нам. А еще я видел рыбу, и она сказала человеческим голосом, нашими понятными словами: «Солнце и звезды помогут кормчим». Слушайте меня внимательно: это так и будет!

В эту минуту старец Свейн выпрямился, точно никогда не был согбенным.

Но вот взлетели кверху весла. Всплеснулась вода: носовые штевни разрезали ее.

Кари смотрел на мать, на бабушку старую, на сестер своих. И вдруг почему-то посмотрел в сторону леса. Было до него шагов двести.

На темном фоне зелени стоял неподвижный мужчина. Это был скальд.

Часть третья

I

Рыбаки вернулись из дальнего плавания с богатым уловом. Ловили они рыбу у берегов острова Сольскель и у острова Хравниста, что возле Земли Наумудаль. И далее на север плавали и видели в море льдины – правда, не очень большие.

Изведали они и штиль, когда вода – что на блюдце, и в бурю шли, когда валы нависали над палубой точно скалы.

Кари выказал себя человеком смелым: твердо держал рулевое весло, когда это поручали ему, и не единожды спасал парус, цепко удерживая его за канат или отпуская канат, чтобы ловко приноровиться к ветру, пытавшемуся изорвать парус в клочья. Словом, Кари вдруг обернулся человеком незаурядных качеств морехода. Может, по наследству от отца.

Плавание, как обычно, не обошлось без беды. Ивар, сын Семунда, из местечка Зеленое Болото был смыт морской волной и пошел ко дну. Объяснить это можно только чистой случайностью, ибо это был муж опытнейший, не раз ходивший на север.

Долгое время вялили и солили рыбу, заготовляя ее на зиму. Кари помогал отцу все дни и ночи, пока улов, приходящийся на долю его семьи, не был должным образом обработан.

Скегги, отец Гудрид, который плавал по своим делам и достиг Халогаланда и жил там у друзей – торгового люда, приходил посмотреть, что делается в доме Гуннара. И очень хвалил он тех, кто плавал в северные моря и целым-невредимым возвращался с добычей. Потом они говорили об Иваре, сыне Семунда, которого смыло волной в сильнейшую бурю.

– Мы сказали ему, – объяснял Гуннар, – чтобы покрепче держался, а еще лучше – привязался бы за носовой штевень, потому что в это время был он за впередсмотрящего. Но он упорно полагался на себя.

– Нельзя упорствовать, – сказал Скегги, – когда имеешь дело с морем. С ним надо уметь ладить. Ведь оно часто походит на человека, потерявшего разум.

– Это так, – согласился Гуннар.

– Иной раз приходится и глотку надорвать, чтобы спасти неразумного или слишком самонадеянного.

– Я это пытался делать, – сказал Гуннар в свое оправдание.

– А то и силу надо применить: ведь море не любит шуток.

– Дело до этого не доходило.

– Что случилось, то случилось, – сказал Скегги. – Видно, так решил сам О́дин… Приятно, что Кари выказал и смекалку и смелость.

– Какую? – спросил Гуннар, словно первый раз слышал об этом.

– Да все говорят…

– Ничего особенного. Так положено в его годы.

– И все-таки – он молодец!

Гуннар промолчал: ведь не очень-то удобно своего собственного птенца хвалить. Пусть лучше об этом другие говорят.

Гуннар поинтересовался тем, что делается в Халогаланде и удачной ли была поездка Скегги.

– Уж куда лучше! – сказал Скегги. – Мне надо было повидать неких купцов, торгующих русскими шапками. Мы ударили по рукам – и много шапок принял я на свой корабль и отправил его в землю Халланд. Там они идут прекрасно.

– Да, пожалуй, ты поступил правильно.

– Так говорят все.

Когда ушел Скегги, напившись браги, Гуннар сказал сыну:

– Этот Скегги явился неспроста.

Кари ничего не ответил. Лишь покраснел. Гуннар не стал донимать сына расспросами или смеяться над его застенчивостью. Он только сказал:

– Ты в море смелее, чем на глазах у Скегги.

– При чем здесь Скегги?

– Нет, я просто так… – Потом отец сделал вид, что озабочен чем-то. И сказал: – Хорошо ли знаешь ты Гудрид?

– Какую Гудрид?

– Дочь Скегги.

Как ответить отцу? Сказать – нет? Сказать – да? Отец есть отец: решающее слово во всяком деле – за ним. Правда, мать тоже не бессловесна. И при всем упрямстве отца почему-то очень многое часто происходит по ее хотению. И отец, кажется, в иное время говорит ее устами.

Кари ответил так, как ответил бы скальд Тейт:

– Разве можно до конца узнать человека, особенно девушку?

– Можно, – решительно ответил отец.

– Тебе виднее, отец. Однако я слышал и кое-какое другое мнение.

– И это мнение тоже верно! – Отец рассмеялся и хотел было на этом закончить разговор. Но, видимо, передумал. И сказал, уже на самом деле озабоченно:

– К нам заходил Эгиль, брат Фроди. Они живут за Форелевым ручьем. Тебе что-нибудь говорят эти имена?

Кари представил себе битву на Форелевом ручье… Алую кровь на воде… Умирающего Ана… Звон мечей и рычание берсерков…

– Это берсерки, отец, – сказал Кари. – Бешеные.

– Верно. Я тоже так думаю.

– Я видел, как они бились…

– Да, да, помню. Может, и ты бился с ними?

– Нет. Я следил издали, из-за укрытия. Вместе с Тейтом. Ведь я рассказывал тебе.

Отец теребил бороду. Нахмурил брови.

– Мне Эгиль не понравился. И слова его не понравились… Он явился, чтобы предупредить… Но я не стал его слушать…

– Что же ему надо было?

– Ничего особенного… Он сказал, что не стоит тебе ходить на лужайку и встречаться с этой маленькой Гудрид…

– Она вовсе не маленькая!

– Возможно, Кари. Но я полагаю так: не думаю, что пришла пора жениться тебе. И еще: может, эта Гудрид способна морочить голову молодым людям?

– Никогда, отец!

– Ты слишком уверен…

– Гудрид мила и добра.

– Возможно. Но отчего же она назначает свидание Фроди на той же самой лужайке?

И отец зашагал к дому, не пожелав дослушать, что скажет сын. Только песок хрустел под его ногами да учащенно и гулко – на весь берег! – билось сердце Кари. А глаза застилала непонятная пелена – темная, противная…

II

Дело не ограничилось появлением Эгиля в доме Гуннара. Оказывается, вскоре после этого заявился к Тейту и сам Фроди. Он прискакал на коне.

Скальд в это время раздумывал над бытием, сопоставляя различные мнения о смысле жизни, и пытался составить об этом предмете собственное мнение.

Тейт удивился: отчего это занесло в его берлогу неистового Фроди? Фроди наверняка знает, куда следует направлять свои стопы. Просто так, по случайности он не спустится с коня, не затруднит себя ненужным разговором.

Свежий шрам пересекал его левую щеку, подобно расщелине на гладкой поверхности. Глаза его были пусты, по ним нельзя было определить – хотя бы приблизительно, – с какими намерениями он явился в лесную избушку.

Фроди стоял посредине комнаты, чуть не упершись головою в потолочную балку. Он молча разглядывал полутемное помещение, словно пытался обнаружить еще кого-нибудь кроме самого хозяина.

Тейт слегка повернул голову в сторону Фроди, словно ждал его.

– День настоящий летний, – сообщил Фроди, продолжая свой осмотр.

Тейт молча наблюдал за непрошеным гостем.

Фроди был вооружен тяжелым мечом. А на правом бедре у него в прочном деревянном футляре, обшитом оленьей кожей, болтался нож с костяной рукояткой. Грудь Фроди воистину богатырская. Такая встречается только у настоящих берсерков. И подбородок был подобающий – мощный, выступающий вперед и величиной с добрый кулак.

– Я сказал, – проворчал он, – что день сегодня настоящий летний.

– Слышал.

– Почему бы не соизволить произнести несколько слов? – все так же ворчливо продолжал Фроди.

– Не согласиться с тобой? – спокойно спросил Тейт.

– Хотя бы…

– Отчего же не соглашаться, если это так? День и в самом деле погожий.

– А я сказал – настоящий летний!

– Тоже верно.

– Подозреваю, что ты хочешь немножко поиздеваться надо мною. – Фроди уселся на скамью и нетерпеливо барабанил по столу пальцами.

– Неверно, Фроди. Если бы мне хотелось поиздеваться над тобою, так я пришел бы в дом твой и вел с тобой разговор в недозволенном, насмешливом тоне.