В ожидании людоедов; Мутное время и виды на будущее - Игорь Аверкиев

При понимании, что, как и всякая власть, любая самая автократичная власть ограничена массой культурных, социальных, политических, экономических и прочих обстоятельств и что реальное полновластие — это в большей степени вся полнота ответственности, чем вся полнота возможностей.

Например, абсолютная монархия — это автократия, а конституционная монархия — не автократия или ограниченная автократия — кому как нравится. То есть не все монархии — автократии («настоящие автократии»), а только те, в которых монарху принадлежит вся полнота власти, без всяких там конституций, парламентов, верховных судов, формальных и неформальных надзирающих за монархом органов: аристократических, олигархических, клерикальных.

Таким образом, автократическими режимами можно считать классические абсолютные монархии европейского Нового времени (Людовик XIV, Пётр I и др.), бесчисленные древние монархии, восточные деспотии и западные тирании (египетские фараоны, греческие тираны, арабские халифы и султаны, иранские шахи, тюркские ханы и т. п.), классические империи (Римская, Персидская, Китайская и др.), военные и тоталитарные диктатуры ХIХ-XX веков (диктатура Адольфа Гитлера, диктатура Иосифа Сталина, диктатура Жан-Беделя Бокассы и т. д.), современные арабские абсолютные монархии, современные «президентские военные диктатуры» в некоторых странах Африки, Азии, Латинской Америки, не говоря уже о такой эксклюзивной классике автократии, как «режим Чучхе» в Северной Корее.

«Вся полнота власти» — дело, конечно, тёмное, неопределённое, относительное. Часто режим может считаться автократическим «де-факто», но не «де-юре» (например, диктатура Сталина, да и Гитлера) или, наоборот: формально — вроде автократия, а по факту — нет (многочисленные варианты попадания монархов и диктаторов под контроль клира, генералитета, олигархических и аристократических групп). На практике всякая автократия самореализуется в значительной степени как тенденция и мера полновластия и как способ презентации власти.

Авторитарный режим политически проявляет себя как автократия (как самовластие), но как очень особая автократия: особым образом ограниченная и с проблемной легитимностью.

Классические автократии опираются на мощную институциональную платформу и, как правило, прочную и стабильную социальную базу (в противном случае полновластия у единовластия не получится): будь то абсолютные монархии, тоталитарные режимы или даже военные диктатуры, за всеми ними — мощные социальные и политические ресурсы, уходящие своими корнями или в современную общественную глубь, или в прошлую даль, или, на худой конец, волшебными радужными ветвями — в светлое будущее. За авторитарными режимами ничего такого нет.

Авторитаризм — это такая несерьёзная автократия, «временная монархия» для временных общественных нужд, без серьёзных оснований для укоренения в теле нации. В этой своей временности авторитарный режим может сыграть очень сильно, что и доказали многие из авторитарных лидеров, но рано или поздно перед каждым из них вставал вопрос об институционализации собственной власти и мало у кого это получалось. В странах «застойного транзита» авторитарные режимы могут сменять друг друга один за другим, но это не укореняет их в обществе как форму правления.

В авторитарных режимах не содержится ни «прошлого», ни «будущего» по причине имманентной временности их миссии. Под эту временность «политическая судьба» авторитарных режимов самым естественным образом подбирает не только лидеров, но их соратников, и соратников соратников, и институты властвования, и технологии управления, и способы извлечения доходов. Всякий авторитарный режим — это политический приют для временщиков всех мастей: от откровенных авантюристов и хапуг до в меру амбициозных служак, которым всё равно «что, где и с кем», лишь бы в «тепле, сухости и почёте» (см. «Путинская Россия — время жлобов»: http://www.pgpalata.ru/index/031118). И когда авторитарные вожди со всем этим своим человеческим и политическим хозяйством, заточенным под авральное «ручное» управление толпою одиночек, пытаются пристроиться к нормальной демократии или автократии — эти мощные институциональные платформы отторгают их как несовместимые. А стать иными авторитарные люди, привычки и институты не могут — уж очень это по-своему логичная и самодостаточная модель, только узкоприменимая.

Авторитарные режимы — это временные, ограниченные автократии. Самовластие авторитарного лидера и порождено, и одновременно ограничено не конституцией, а капризной народной популярностью — очень несерьёзное основание для серьёзной власти.

Конституция в переходной стране в значительной степени — правовая фикция, что мы и видим в современной России (подробности — в следующей главе). Конституция в странах, переживающих модерный транзит, лишь формально является правовой платформой государственности. В реальности же она — всего лишь один из политических инструментов возведения этой платформы.

Именно всенародная популярность вручает авторитарному лидеру то самое «полновластие», но та же «всенародная популярность» обеспечивает и временность дарованного полновластия. Авторитарный режим — это «популярная автократия». В этом смысле Владимир Путин — «автократ» ровно до тех пор, пока беспрекословно любим большинством населения. В прошлом году мы все почувствовали, как он перестал быть «автократом». И он почувствовал.

Поиск иного, чем «народная любовь» и более прочного основания для собственной власти — основная проблема и основное дело любого авторитарного лидера. Вот они и мечутся в поисках вариантов общественного укоренения (особенно когда понимают, что «народная любовь» истощается): кто-то пытается найти себе место в демократии, кто-то ищет стабильности самовластия в монархии, кто-то пробует найти опору в тоталитарных сверхценностях, кто-то опускается до военной диктатуры — очень не хочется зависеть от настроений временно уставшего народа. Но такое богатство выходов из «ограниченной автократии» было присуще ХХ веку. Сегодня и сами авторитарные режимы не столь часты, и вариантов для политической конвертации всё меньше. Посмотрим, что будет предпринимать Владимир Путин.

В конечном счёте, в отличие от «натуральных автократий», авторитарные режимы — это режимы с изначально ограниченной, неполной легитимностью (какими бы выборами они ни оформлялись), от чего постоянно и страдают. Отсюда и эксцентричность авторитарных лидеров, и их нервозность, стеснительная агрессивность, и многое другое.

Авторитарный режим Владимира Путина и диктатура

Диктатура — это способ властвования, основанный на насилии, именно «основанный» и именно на «насилии». Диктатура — это управление обществом/сообществом посредством насилия и угрозы применения насилия. Управление, основанное на насилии (угрозе насилия) с необходимостью делает насилие (угрозу насилия) массовым, публичным, систематическим и жестоким. Диктатура — это власть, узаконенная страхом.

Казалось бы, диктатура — это автократия, основанная на насилии. Но бывают и коллективные диктатуры. Например, якобинская диктатура (формально — республиканская диктатура) или большевистская диктатура времён «красного террора» (формально — диктатура Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов). Диктатура — это способ, а не форма властвования.

Авторитарные режимы не основываются на насилии. От диктатур авторитарные режимы отличаются значительно более низкой «нормой политического насилия» и иным, чем у диктатуры, типом насилия — как правило, не массовое; как правило, не публичное; как правило, не систематическое; и, как правило, не жестокое.

Силовой, с применением спецсредств, разгон демонстрантов, не подчиняющихся властям, не считается в современном цивилизованном мире массовым, систематическим и жестоким насилием, хотя такой разгон может быть несправедливым, вероломным, незаконным.

Диктатура как правление, основанное на насилии, возникает в открыто и агрессивно поляризованном обществе. Диктатура в этом случае является инструментом подавления одной части общества другой, отсюда и массовость насилия (якобинская диктатура, большевистская диктатура, фашистские диктатуры) — это своего рода «социальная диктатура». Но диктатура может быть мотивирована и почти исключительно волей одного человека или относительно небольшой группы людей. Как правило, это связано с параноидальным желанием получить/сохранить власть или получение/сохранение власти является единственным способом сохранения жизни (поэтому так важно не загонять в угол отживающих своё правителей, которым всё ещё худо-бедно подчиняются армия и полиция). Но и в этом случае диктатору необходима хоть какая-то социальная поддержка просто для того, чтобы обеспечить аппарат подавления. Обычно в роли такой «социальной базы» у «диктаторов-одиночек» выступают тем или иным образом купленные армия и/или полиция. В современном «цивилизованном мире» и в больших и «исторических странах» такие «индивидуальные диктатуры» почти невозможны. Но древняя история Востока и Запада просто изобилуют примерами «индивидуальных диктатур» (достаточно вспомнить некоторые из древнегреческих тираний). В наше время «индивидуальные диктатуры» случаются, как правило, в так называемых «несостоявшихся государствах». Точнее, в них иногда вырождаются «племенные диктатуры», например, в искусственных африканских государствах.