Вдовец - Рина Макошь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Мы связались с органами опеки, там получится договориться без справок с работы и характеристики, у меня есть знакомые и рычаги» – писал юрист, пока Игорь приводил себя в порядок.
Снова звякнул телефон.
«Этой Тамаре уже звонили, – очередное сообщение от юриста, – она сказала, что готова пойти на встречу, но сначала надо побеседовать с тобой» – прочитал Игорь, когда уже нажимал на кнопку вызова лифта.
Вход в отдел соцзащиты являл собой весьма убогую, металлическую дверь, за которой скрывалось множество узких коридоров, фанерных дверей и опасности потерять сына. На форумах, что он пролистал в такси и пока чистил зубы было много историй о том, что иногда органы опеки в упор не замечают опасных для своих же детей родителей, а иногда только один проступок – и вот ребенок изымается из вполне себе приличной семьи. Губы начинали болеть от постоянной атаки зубами, а во рту появился привкус крови. Надо было взять себя в руки.
«Покажи протокол полицейских, он составлен в твою пользу» – писал юрист в мессенджере наряду с другими советами – не хамить, говорить о том, как он любит сына и безбожно продавливать историей о смерти жены и трудных буднях отца одиночки. «В общем, говорите правду» – подытожил он. Но Игорю все равно было не по себе от его слов «продавливать историей о смерти жены», хотя он понимал, что юрист прав.
На посту охраны сидел мужичок, ну один в один как тот, что вчера выставлял его из детского сада. Он деловито выслушал Игоря, позвонил «куда надо», покивал в трубку, а затем попросил паспорт.
– Значит пришли вымаливать ребенка назад, Хорошков Игорь Николаевич? Удачи вам, – то ли искренне, то ли с сарказмом сказал мужичонка после того, как записал данные в большую тетрадь.
Игорь убрал паспорт обратно в портмоне и пошел лестницами и коридорами в поисках заветного кабинета №319. Искать долго не пришлось – Игорь быстро сориентировался куда идти и через несколько минут уже стоял перед нужно дверью. Под табличкой «319» висела табличка побольше «Специалист органов опеки и попечительства Ушакова Тамара Владимировна».
Игорь набрал в легкие побольше воздуха и постучал.
– Зайдите, – донесся женский голос из-за двери.
Игорь потянул ручку и увидел классический постсоветский кабинет с дешевым столом из ЛДСП, принтер на такой же, дышащей на ладан, тумбочке, компьютер, несколько шкафов с огромными папками и подписанными корешками «ДД 21» «А-Д 2008» «ПОСТАНОВЛЕНИЯ», около стены стояли два стула, к столу Тамары Владимировны был приставлен еще один. Два стола стояли таким образом, что вдвоем они образовывали букву «т». И посреди этого царства сухих документов восседала она. Тамара Владимировна – вчерашний всадник апокалипсиса обрела имя и гораздо более четкие очертания. Вчерашний образ в Игоря вселял больше надежды.
– Здравствуйте, меня зовут Игорь, я папа мальчика, которого вы вчера забрали из детского сада, – начал Игорь, переминаясь с ноги на ногу прямо у входа.
– Я помню, как вас зовут. Присаживайтесь, – женщина захлопнула папку с документами и полностью отвлеклась на него, что Игорь принял за добрый знак. Он прошел к одному из стульев, тому, что был ближе к ней, и сел. – Протрезвели?
Специалист органов опеки и попечительства из-под очков смотрела на него холодными карими глазами. Ее круглые глаза могли бы показаться забавными или симпатичными, особенно в оправе таких же идеально круглых очков, как у Гарри Поттера. Но ничего забавного, красивого и даже симпатичного Игорь в этой женщине отыскать не мог. Ледяной взгляд ее задерживался то на помятой рубашке, то на растрепанных, отросших волосах, то снова возвращался к рубашке. Тамара Владимировна сложила руки на столе и облокотилась на них всем телом, подаваясь вперед, это движение она сделала с таким усилием, что серый пиджак затрещал на спине и ей пришлась немного ослабить позу. И все же все в этой женщине – зализанные в гульку волосы (не торчал ни единый волосок!), поджатые до белизны губы, круглые зеленые глаза, серый пиджак и строгая под ним белая блузка – кричало о том насколько она сейчас ненавидит мужчину, подвергшего своего сына опасности. В том, что именно так она оценивает Игоря, он не сомневался.
От такой волны неприятия и такой постановки вопроса Игорь запунцовел, но решил отвечать честно.
– Сразу, как увидел сына рядом с вами.
Повисло молчание.
– Я принес протокол из полицейского участка и еще фотографии, правда они в телефоне, чтобы вы посмотрели, как мы живем, там много, я люблю своих детей и много их фотографирую…
Игорь не собирался наседать, но не смог взять себя в руки. Фразы Вопросы сыпались из него и каждая детали казалась неимоверно важной ответ на каждый из них был предельно важен.
– Стоп, стоп, стоп, – женщина властно подняла руку. – Зачем мне ваш протокол?
– Что бы продемонстрировать, – Игорь начал говорить словами юриста, – мое расположение к плодотворному сотрудничеству.
– Ооо… Как мило, – карие глаза и до этого были холодны, а после этой фразы совсем заледенели, брови чуть дрогнули в насмешке. – Я видела вчера ваш протокол.
При этом она все равно взяла бумагу из рук и пробежалась по ней глазами.
– Так, давайте на чистоту. Что там вчера произошло? – женщина опустила протокол, не дочитав и до середины.
Безбожно продавливать историей отца одиночки не получилось. Рассказать стройно и душевно, как вчера полицейским – тоже. Может быть дело в обстановке, может в ее колючем взгляде. Но слова запутались, голос не дрожал и губы непроизвольно сжимались в ниточку от переполняющего гнева.
– Ну я… дочке маленькой два месяца, а я один, жена того… а я справлялся как мог… сын вон в саду, а я расслабится решил один раз за все время… а как-то переборщил, знаете, так бывает… но я только один раз и все… теперь…
Игорь откашлялся. Самому противно. Тишина затягивалась, Игорь посмотрел в окно за спиной Тамары. Он ненавидел, когда его жалеют. Хотел справедливости, а не жалости. По справедливости, сыну надо жить с ним, а не из жалости. Уши стали гореть от гнева. Игорь сглотнул.
– Знаете, – медленно процедила женщина, – ко мне с определенной регулярностью обращаются матери-одиночки. Наша организация ведь еще и пособия выдает и все такое. Так вот женщины обычно сильно сдают, если муж умирает или
