Потерять, чтобы найти - Патриция Сили

— Мне очень жаль, что я вас расстроил. Следовало догадаться, как именно вы отреагируете на мое вторжение, какими бы добрыми ни были мои намерения. Мне так понравилась идея приготовить вам обед, что я совсем забылся… Почему-то решил, вы догадаетесь, что я здесь, а после вчерашнего вечера не позволите оставаться в машине в такую жару. Подумал, мой план приготовить обед гораздо менее предосудителен, чем все то, что я уже сделал в последние два дня. Возможно, это меня не извиняет, но это сущая правда.

Кэсс хотелось бы и дальше сердиться на Гейба — он заслужил это, а может, даже и большего, — но прислушиваясь к ровному биению его сердца, чувствуя тепло обнимающих ее рук, она забыла свой гнев, ее враждебность рассеялась, как туман в лучах солнца. В конце концов, он хотел как лучше. Стоит только чуть-чуть изменить угол зрения, признать, что они друзья, — и окажется, что в его поступке нет ничего оскорбительного.

— Я прошел прямо на кухню и все время там оставался, — добавил Гейб, как будто упреждая ее дальнейшие вопросы. — Я ничего не вынюхивал, даже не разглядывал картины и керамику, хотя, по правде говоря, мне очень хотелось.

Кэсс решила пока что не прощать Гейба, но ее решимость таяла с каждой минутой. Искусство было неотъемлемой частью ее личности, которой она, правда, в последнее время немного пренебрегла. Она была удивлена и польщена тем, что Гейб не только заметил ее картины, но они ему нравятся.

— Ладно, — смягчилась наконец она, — если обед окажется хорошим, я проведу с вами экскурсию.

— Это было бы замечательно, — обрадовался Гейб. — Нет ничего лучше, чем путешествовать по неизведанным странам с человеком, который их открыл. А пока, — он с видимой неохотой отпустил Кэсс, — мне надо закончить готовить салат, а потом бросить на сковородку бифштексы, а то мы так и не пообедаем.

Гейб вернулся на кухню, а Кэсс пошла в спальню переодеться. Когда она вновь появилась в розовой футболке и выцветших джинсах, с завязанными в хвост волосами, Гейб расплылся в улыбке.

— Вот это настоящая Кэсс Эпплтон!

Кэсс заправила за ухо выбившуюся прядь и скорчила гримасу.

— В душе я простая деревенская девушка…

— …а вовсе не сухой бухгалтер. Что правда, то правда. Как случилось, что вы стали работать в фирме «Лафлин и Денмор»?

— Мне надо было зарабатывать на жизнь.

— Почему вы не выбрали работу, более соответствующую вашим наклонностям? Я уверен, что вы замечательный бухгалтер, но это, — он кивнул в сторону картин, — вам явно больше по душе.

— Мне также по душе есть, пить и иметь крышу над головой.

— Не все же художники голодают. Многим их талант приносит немалый доход. Музыканты, например, настраивают рояли или дают частные уроки в качестве подработки к своему основному занятию. Вы могли бы давать уроки рисования, или работать в багетной мастерской, или в художественном салоне.

Кэсс вытащила из салата кусочек морковки и сказала, стараясь избегать взгляда Гейба:

— Возможно, я сумела бы наскрести на жизнь тем, что вы предлагаете — пробавляться чем-то «возле» искусства, а время от времени и самой что-то делать. Но меня такое существование не устраивает. Сводить концы с концами, все время думать о том, как заплатить за квартиру в следующем месяце, или есть ли у меня деньги, чтобы купить краски, кисти и прочее… Уверяю вас, такая жизнь в итоге приведет к тому, что творческие устремления заглохнут. Это неправда — по крайней мере, что касается меня, — будто только голодный художник создает высокое искусство.

— Но если ты бухгалтер, то какое уж тут искусство, — заметил Гейб. — Все ваши картины написаны не менее двух лет назад. Как художник вы не развиваетесь. Что вы написали с тех пор, как стали работать бухгалтером?

Надо бы одернуть его и сказать, чтобы не лез не в свое дело, подумала Кэсс, но в душе, в той ее части, которая почти ежедневно терзалась чувством вины и неудовлетворенности, она была с ним согласна.

— В жизни не все так просто. Я очень загружена на фирме. Я младший партнер и единственная женщина, когда-либо занимавшая этот пост. Мне приходится работать в два раза больше и лучше всех, чтобы меня считали ровней.

— Уверен, вам пришлось нелегко. Но я спрашиваю, почему вы вообще согласились на эту работу. Если бы она вам была действительно интересна, тогда имело бы смысл бороться, но вы же ее ненавидите.

— Я не говорила, что ненавижу свою работу.

— Может это и сильно сказано. Но она не делает вас счастливой.

— Меня не делают счастливой и многие другие вещи. Например то, что у меня украли кота или вторгаются в мою квартиру. Это не самая удачная неделя в моей жизни, — призналась Кэсс со вздохом. — Но это не значит, что я должна отказаться от карьеры и жить в лесу, питаясь ягодами и кореньями.

— Для вас так важны деньги, что вы готовы ради них всем пожертвовать?

— Не деньги ради денег, а для того, чтобы иметь то, что стремятся иметь все люди — свой дом, любимого человека, семью. Но люди знают, что ничего этого не будет, если они не достигнут определенного уровня материального обеспечения. Вам этого не понять.

— Вы полагаете, никто вас не полюбит, если вы не богаты?

— Я не могу позволить себе влюбиться до тех пор, пока не добьюсь финансовой независимости.

— Не знал, что это чувство можно контролировать.

— И даже очень легко. Небольшая доза жизненных реалий способна убить какую угодно фантазию.

— Боюсь, я с вами не соглашусь. Некоторые фантазии довольно живучи. А некоторые вообще отказываются умирать.

Разговор принимал слишком личный характер, приобретая какой-то непонятный для Кэсс подтекст. Ее стремление вынудить Гейба Престона сказать что-либо такое, что дало бы ей над ним превосходство, могло обернуться против нее же самой: вдруг она скажет что-нибудь такое, что он сочтет изобличающим. Рассуждая об искусстве, притворяясь, что озабочен ее неудовлетворенностью работой, он на самом деле хочет, чтобы она расслабилась, надеется усыпить ее бдительность и выудить информацию, свидетельствующую о ее причастности к бандитам.

Кэсс попыталась незаметно перевести разговор в несколько другую плоскость.

— Вам повезло, что вам не приходится думать о деньгах. Вы можете делать все, что вам заблагорассудится.

— Да, я счастливый человек, — согласился Гейб, но с какой-то горечью, удивившей Кэсс.

— Должно быть, приятно работать на Эмили Кроссуайт. Она хороший человек и души в вас не чает.

— Эмили — лучшая женщина в мире. Если бы она не взяла меня на работу, не знаю, что бы я делал.

Искренность, звучавшая в голосе Гейба, заставила Кэсс пересмотреть свое мнение о нем.