Реквием души (ЛП) - Заварелли А.

– Ну, и что у нас тут? – прервала меня Мерседес, стоя в дверях кабинета и с интересом вглядываясь в разыгравшуюся перед ней сцену. Однако когда она посмотрела на меня, я ясно увидел в ее глазах невысказанный вопрос.

«Еще нет». Я молча покачал головой.

Я обещал ей, что позволю поиграть по крайней мере с одним Морено, прежде чем все они сгинут. И Мерседес положила глаз на Абеля. Если выбирать между мной и сестрой, я не был уверен, кто для Абеля стал бы худшим кошмаром. Мерседес столь же кровожадна, но далеко не так терпелива. Она наверняка уже разработала план пыток, куда более злых, чем я мог представить. Но я не собирался жалеть Морено.

Усмехнувшись, я отпустил Абеля и вернулся к столу, садясь в кресло, пока будущий шурин жадно разглядывал мою сестру. Мерседес заметила его интерес и поощрила невежество кошачьей улыбкой. Он даже отдаленно не сознавал, насколько сильно она хотела его уничтожить.

– Выучи раз и навсегда, – заговорил я, вынуждая его снова сосредоточиться на мне. – Любые решения, касающиеся моей невесты, должны быть одобрены мной. С этого момента и до самой свадьбы я хочу получать известия о ней ежечасно. Где она. С кем. Что делает. Я изъясняюсь достаточно доступно, чтобы ты меня понял?

– Конечно, – кивнул Абель, прищурившись.

– И завтра я приеду в дом Морено, чтобы помочь ей собраться, – добавила Мерседес.

Я бросил на нее раздраженный взгляд. Она знала, что лучше не выдвигать никаких идей, не посоветовавшись со мной заранее. Однако поскольку я совсем не доверял Абелю и знал, что Мерседес неукоснительно выполнит мои требования, возражать не стал.

Абель склонил голову в ее сторону и усмехнулся.

– Ничто не доставит мне большего удовольствия, чем снова увидеть вас, мисс де ла Росса.

*****

Еще одну долгую бессонную ночь я бродил по коридорам особняка. Он был огромен и продувался сквозняками. В нем было предостаточно мест, где нужно топить. Мой отец при жизни приказывал слугам отапливать в холодные месяцы лишь обитаемые помещения и ничего больше. Став главой семьи, я не менял этого указания.

Особняк представлял собой готическое викторианское чудовище, стоявшее в Новом Орлеане, в районе Лэйквуд. Он располагался среди зелени, сразу за кладбищем, а раскинувшийся на восемь акров сад с редкими деревьями давал больше уединения, чем любой другой дом в городе. Данная собственность принадлежала моей семье на протяжении многих поколений, и хотя за прошедшие годы нам поступало множество предложений, этот особняк никогда не будет принадлежать никому, кто не носит фамилию де ла Роса.

Теперь я должен продолжить наш род, и именно в этом вопросе Айви докажет свою ценность. Одна лишь мысль о том, чтобы оплодотворить ее, вызывала одновременно тошноту и предвкушение. Она – дочь моего врага, и не могла вызвать у меня ничего, кроме отвращения. Как и я у нее. Ситуация неидеальна, но, учитывая обстоятельства, если кому-то и придется пройти через мучения, чтобы родить мне сыновей, то это должна быть Айви. И, Бог свидетель, она это сделает.

Единственный вопрос, как долго она продержится под моей властью? Как долго сможет выносить наказания за грехи отца, прежде чем для нее это станет слишком? И решит ли Айви сама избавить себя от страданий, или же мне придется сделать это самому?

Уже завтра Айви будет моей, и я смогу к ней прикоснуться. Смогу потребовать ее себе. Делать все, что мне заблагорассудится. Она узнает, какого это: по-настоящему и безраздельно принадлежать мужчине. Я оставлю клеймо на ее коже. Увижу девственную кровь на своем члене. И когда пройдет наша брачная ночь, на щеках Айви высохнет первая из тысячи слезинок, которые ей предстоит пролить рядом со мной.

Закрыв глаза, я живо представил себе это. Но видения почему-то колебались от грубых до нежных, даже против моей воли. Я не был с женщиной с тех пор, как произошел взрыв. Хотя многие удовлетворили бы мою просьбу, если бы я решился ее озвучить, но мне не хотелось подвергать никого ужасам из-за покрытой шрамами плоти. Однако если я захочу, у Айви не останется иного выбора, кроме как подчиниться мне. И каждый раз смотря на меня, ей придется терпеть мои увечья. Мне хотелось, чтобы она прочувствовала то, что ощущал я. Кровь Морено, бегущая по венам Айви, уничтожила меня, а я позабочусь, чтобы она же разрушила и ее.

Возможно, однажды я позволю Айви увидеть ужасные отметины, которые Эль оставил на моем теле. Сейчас же я намерен использовать ее, лишь как сосуд. Привязанность Айви мне ни к чему, она итак сделает то, что нужно. Отдаст свое тело и будет принимать мой член, пока ее живот не округлится от моего ребенка.

Я пробежался пальцами по богато украшенной готической маске, лежавшей на столе. Нетрудно было представить, как Айви стояла передо мной на коленях, обнаженная, с моей меткой на коже. Маска ослепит ее, и Айви наверняка шумно втянет воздух, ожидая, когда я подойду ближе. Какое же это будет прекрасное и одновременно ужасающее зрелище.

Часы на каминной полке отсчитывали секунды, они утекали сквозь пальцы, решая нашу судьбу. Будущей ночью Айви Морено станет моей женой.

Прим.пер:

[1] Мой повелитель и бог (пер. с лат.)

Айви

Я сидела на кровати в своей комнате, но во сколько бы одеял ни куталась, никак не могла согреться.

Вчерашняя встреча с отцом прошла болезненнее, чем я ожидала. Он сильно похудел и выглядел неважно. Папа казался таким слабым, его щеки ввалились, а кожа была такой бледной, будто он боролся за каждый вздох.

Непременно боролся бы, если бы специальный аппарат не делал за него всю работу.

Я поговорила с одним из врачей, и он сказал, что у папы была остановка сердца. Излишне говорить, что прогнозы не радужные. Я сама это видела. Потому села рядом, взялась отца за руку и попыталась сдержать слезы.

Мы с папой были близки, насколько это вообще возможно в подобной семье. Женщины в «Обществе» считались людьми второго сорта, а дочери – материалом для брака, чтобы улучшить свое положение в организации и, в идеале, родить сыновей следующего поколения. Сыновья имели куда большую ценность. Впрочем, Абеля это не касалось, поскольку он стал результатом брака, не освещенного «Обществом».

Однако наедине папа менялся. Он никогда не был жесток. Мама всегда была готова ударить нас тыльной стороной ладони и даже прижечь кожу тлеющим концом сигареты, которые, как она клялась, не курила. Отец же был нежен. И временами даже ласков.

Нет. Не в прошедшем времени. Он все еще с нами. И пока его сердце билось, оставался шанс.

Папа позволил мне уехать в колледж. Большинству девушек «Общества» подобное недоступно. Дочери всегда жили в отчем доме. Они учились, но лишь под бдительным оком родителей.