Ведьма: Жизнь и времена Западной колдуньи из страны Оз - Грегори Магвайр

— Значит, вы противитесь строительству?

— Да, но пока нет успеха. Квадлины не переубедят рабочих, кто хочет строить плотину из земли и камней и разрезать нашу страну на части. Квадлины ругались, просили, предсказывали беду, но не смогли победить словами.

Фрекс попыхивал трубкой и любовался, с каким воодушевлением говорит Черепашье Сердце. Его всегда привлекала в людях преданность идее.

— Квадлины готовы сражаться, но боятся, что худшее еще впереди. Когда строители стали брать пробы земли и воды, они узнали нашу давнюю тайну.

— Какую же?

— Рубины, — горько вздохнул Черепашье Сердце. — Камни, скрытые под водой. Строители говорят, красный корунд в пласте донного известняка. Квадлины говорят, кровь страны Оз.

. — Вроде того красного стекла, что ты делаешь? — спросила Мелена.

— Рубиновое стекло получается, если добавить золотой порошок, — сказал Черепашье Сердце, — а Квадлиния лежит на залежах настоящих рубинов. Весть об этом достигнет Изумрудного города от строителей. И тогда начнется ужас.

— С чего ты решил? — осведомилась Мелена.

— Достаточно взгляда в стекло, — сказал Черепашье Сердце, показывая на выдутый им круг, ставший игрушкой Эльфабы, — чтобы увидеть будущее, красное от крови и рубинов.

— Будущее нельзя увидеть, — вмешался Фрекс. — Это пахнет язычеством, плотской верой, фаталистическим культом Дракона времени. Тьфу! Нет, если кто-то и знает нашу судьбу, то только Безымянный Бог, а предсказания — одни лишь догадки, замешенные на страхе.

— Значит, догадки и страх заставили Черепашье Сердце покинуть родной дом, — без тени смущения ответил стеклодув. — Квадлины не зовут свою веру плотской и не знают о Драконе времени. Они присматриваются к знакам и прислушиваются к посланиям. Как только вода окрасится цветом рубинов, она обагрится нашей кровью.

— Глупости! — вскричал Фрекс, сам рубиново-красный от негодования. — С твоими квадлинами надо хорошенько поговорить.

— И потом, разве Пасториуса интересует что-нибудь, кроме охоты, обжорства и разврата? — добавила Мелена, которая лучше других была осведомлена о делах королевского двора. — Что ему до рубинов?

— Опасность не в королях и королевах — опасность в чужестранце, — сказал Черепашье Сердце. — Наши женщины-ведуньи, шаманы, знахари, умирающие — все видят иноземного короля, жестокого и могучего.

— И зачем Пасториус вообще полез с дорогами в ваше болото? — с досадой спросила Мелена.

— Затем же, зачем через всю нашу страну проложили Дорогу из желтого кирпича, — сказал Фрекс. — Для развития. Для лучшего управления. Для сбора налогов, перемещения войск и защиты.

— От кого?

— О-о-о, это тонкий вопрос.

— О-о-о, — едва слышно выдохнул Черепашье Сердце.

— И куда ты теперь? — спросил Фрекс. — Только не подумай, я тебя не гоню. Мелена очень дорожит твоей компанией. Как и все мы.

— Ужас, — напомнила Эльфаба.

— Помолчи, — одернула ее няня.

— Милость и Госпожа очень добры к Черепашьему Сердцу. Черепашье Сердце шел в Изумрудный город, но сбился с пути. Черепашье Сердце хотел встретиться с Озмой…

— С регентом Пасториусом, — поправил Фрекс.

— …и просить сжалиться над Квадлинией. А еще предупредить о жестоком чужестранце.

— Ужас! — радостно захлопала в ладоши Эльфаба.

— Девочка напоминает Черепашьему Сердцу о его обязанностях. Разговор разбудил старую боль. Черепашье Сердце забыл. Но теперь, когда слова сказаны, настало время для дел.

Мелена метнула отчаянный взгляд на няню, которая меж тем спустила девочку с колен и стала собирать грязную посуду. «Видишь, к чему приводит лишнее любопытство! — беззвучно кричали ее глаза. — Взяла и разбила свое счастье — и все из-за тебя!» Мелена отвернулась от страшного лица дочери, на котором играла улыбка (или обиженная гримаса?), и с мольбой перевела взгляд на мужа. «Сделай хоть что-нибудь, Фрекс!»

— Может, именно эту возможность мы так долго ждали? — задумчиво проговорил Фрекс и потом добавил убежденнее: — Нужно идти в Квадлинию: оставить удобства здешней жизни и испытать себя в огне истинной нужды.

— Удобства здешней жизни?! — Мелена аж задохнулась от негодования.

— Когда Всевышний говорит через недостойный сосуд, — начал Фрекс и кивнул на удрученного квадлина, — мы можем слушать или ожесточить свое сердце…

— Тогда выслушай вот что. Я беременна. И не могу никуда идти или ехать. А когда родится ребенок, то тем более будет не до шастанья по болотам.

Фрекс осекся на полуслове.

— Я не так хотела тебе сказать, — виновато добавила Мелена.

— Поздравляю, — холодно ответил муж.

— Ужас, — сообщила матери Эльфаба.

— Ну, хватит разговоров на ночь, — засуетилась няня. — Мелена, будешь здесь сидеть — простудишься. Пойдем лучше в дом.

Фрекс поднялся и поцеловал жену. По его непроницаемому лицу невозможно было понять, подозревает он, что отцом ребенка может быть Черепашье Сердце, или нет. Сама Мелена не знала, от кого беременна, да это ее и не заботило. Больше всего на свете она хотела, чтобы квадлин остался, хотя и злилась на него за неожиданные обязательства перед убогим народом.

Мужчины остались у костра. Они сидели, наклонившись друг к другу, и говорили так тихо, что Мелена не могла разобрать ни слова. Фрекс утешал квадлина, положив тому руку на трясущееся плечо. Няня переодела Эльфабу ко сну, выпустила ее во двор, а сама присела на постель к Мелене с чашкой горячего молока и баночкой с пилюлями.

— Я так и чувствовала, что этим все кончится, — поделилась она. — Чем реветь, выпей лучше молока. Ведешь себя как ребенок. Давно ты узнала?

— Месяца полтора как, — ответила Мелена. — Ах, няня, не надо мне молока, дай лучше вина.

— Пей, пей. Больше никакого вина, пока ребенок не родится. Мало тебе одного урода?

— Вино не меняет цвет кожи у детей. Я, может, и дура, но не настолько же.

— Оно сознание твое меняет, этого довольно. Пей молоко и прими пилюлю.

— Это еще зачем?

— Я сделала, что предлагала, — сказала няня заговорщическим тоном. — Прошлой осенью я походила по трущобам нашей славной столицы по твоим надобностям.

— Не может быть! — ахнула Мелена. — Как же ты решилась? Неужели не боялась?

— Еще как! Но я ведь тебя люблю, глупая. Я отыскала лавку, помеченную тайными алхимическими знаками. — Няня сморщила нос, вспомнив о запахах гнили и кошачьей мочи. — Там я выпила чаю с одной размалеванной старухой из Шиза по имени Якль и перевернула чашку, чтобы она прочла твою судьбу. Правда, она и руки-то свои едва видела, что уж там говорить о листьях.