Призрачный мир - Евгений Семенов

страх погнала. По глазам понять не могу, чего он от меня хочет. Не просто так пришли. В этим не поспоришь. Может и не нужна им моя жизнь. Старухи деда за плечи поддерживают.

— Благодарствуем, спаситель.

Голос я услышал и понял, что старик это произнес. Губы его почти не шевелятся. Только репей немного колышется. Я молчу. Не понимаю. Спросить бы, да язык отнялся, словно заледенел. А старик тоже молчит. Ожидает чего-то от меня. Склоняет голову.

— За икону спасибо. Вечная тебе благодарность.

— Икона, — бьется у меня в голове, — как он узнал.

Икона действительно есть. Я нашел ее в одном из разрушенных домов. Старую. Почти истертую от времени. На ее фасаде только очертания образа остались, да местами тусклая краска. На оборотной стороне символы вырезаны. Замысловатые, да не мастером. Линии не симметричные, то глубокие, то едва различимые. Словно торопился резчик. Я и думал, что за реликвию можно выручить лишних денег.

Сам дом с иконой в полу больше остальных показался, только не придал я значения этому факту. Теперь понимаю, не церковь ли это разрушенная оказалась.

— Икону вернуть нужно? — спрашиваю в надежде, что это все, что им от меня нужно, — она здесь, под кроватью спрятана.

Голос мой едва слышен. Старик усмехается. Глаза его ярче разгораются.

— Оставь. Может самому еще пригодится. Смотря, чего ты желаешь.

Он смотрит на старух.

— Помогите мне, сестры. Мы уходим. Я не увидел в нем того, что могу исполнить, и вы, как я понимаю, тоже.

С их помощью он приподнимается, и они медленно пятятся. Немного неуклюже и неестественно. Сливаются с тенями на стене.

Девица теперь одна. Улыбка на ее лице больше походит на оскал. Он нее пахнет женщиной и страхом. Не ее страхом. Моим. Такого страха я не испытывал с далекого детства. Страх животный, страх неизвестности, страх своих фантазий, в которые с возрастом перестаешь верить. Страх вселяющий спрятавшийся во мраке монстр, страх змей и пауков, страх остаться ночью в лесу одному. Все оттенки детских страхов переплелись с другим, не менее сильным чувством. Влечение к этой особе ярко дополняло страхи.

Девица уже рядом со мной. На расстоянии вытянутой руки. Она медленно приближается. Я отчетливо вижу гладкую кожу груди, точеную шею, плоский живот. От нее исходит сладкий запах женщины, которого я не чувствовал уже давно, но и запах тлена тоже присутствует. Волны жгучего воздуха накатывают на меня.

— Кто вы? — спрашиваю дрожащим от вожделения голосом.

Она оскаливается, крутит головой, будто разминая затекшую шею.

— Считай, что мы те, кто исполняет заветные людские желания. Как бы это не звучало, но зачастую они оказываются последними желаниями.

Ее голос действует завораживающе. На меня нападает настолько сильное возбуждение, что все тело начинает дрожать и гореть. Голос настолько тихий и мелодичный, насколько хищный и грубый.

— Я могу попросить все, что угодно?

Во мне борется желание овладеть ею с возможностью вырваться из этого леса, стать моложе, получить деньги и жить на полную.

— Ты уже попросил. Только одно желание мы исполняем для человека. И его не нужно произносить. Ты ничего не просил у матушки Ионы. Она могла тебе дать возможность стать мудрее, разумнее. Матушка Инида могла подарить тебе богатство и власть, но она не услышала от тебя ничего из этого. Отец Артес имеет возможность награждать человека бессмертием, но и он не услышал от тебя этой просьбы.

— Я хочу деньги, и уехать отсюда подальше, чтобы никогда не возвращаться, — захлебываясь от эмоций, закричал я.

Она прислушалась, по театральному, словно актриса.

— Нет. Совершенно не слышу. Мы читаем желания. То, что говорит человек, чаще не является правдой. Он говорит то, что ему нужно говорить. Ему ничего не стоит обмануть, если этот обман в его интересах. Настоящее желание оно здесь.

Она прикасается к моему виску. Запах горелой плоти тут же доносится до меня. Больно невыносимо.

— С иконой-то что? — через боль спрашиваю я.

— С иконой? — она смеется. Смех этот отдаленно напоминает рычание, — икона нас запирала в подвале старой церкви. Долго запирала. Нас заперли, потому, что мы не такие, потому что мы знали все людские желания и мерзости, которые вы хотите скрыть. Мы не удобны. Поэтому нас на долгие десятилетия заперли в подвале церкви.

— Я вас освободил?

— Несомненно, это так. И я тебя отблагодарю. Я исполню твое желание.

Гладкая кожа груди упирается мне в лицо. Руки обвивают мою шею. Я не сдерживаюсь и жадно обхватываю ее за талию, опускаю ладони вниз. Жар охватывает меня повсюду, где только девица касается меня. Мои глаза не выдерживают, лопаются и вытекают. Ее ладони словно прожигают меня насквозь. Своих рук я уже не чувствую.

Длилось это долго. Показалось, что вечность. Меня больше никто не трогает, не обжигает. И боли почти нет, только обожженная кисть под слоем мха дергает, видимо снова приснилось нечто. Слишком реалистичный сон. Лежу и вспоминаю, не нашел ли я вчера запас водки, что мне до сих пор глаза не открыть.

Вдалеке слышен шум двигателя «шишиги». Раненая лосиха скулит, но движется по разбитой дороге. Топот ног на пороге. Скрип двери.

— Что за вонь, — возмущается вошедший.

Слышны другие голоса. Я узнаю мужиков, но не могу открыть глаза.

— Где Степан? Он что мясо тут пережарил?

— А это что?

Я чувствую, как ко мне прикасаются.

— Пепел? На кровати? Че за хреновина?

— Стееепааан, — кто-то кричит на улице, видимо в поисках меня.

— Там следов медвежьих нет? — спросил голос, — может его медведь задрал.

Последнее что я чувствую, как меня выносят на улицу на старом одеяле и стряхивают в ноябрьское утро.

Это я чувствую, а вижу я обнаженное тело девицы передо мной в темной комнате, исполняющую мое последнее желание.

Гибель шестой версии при 58 обнулении

От этого человеку веяло таинственностью, и он явно нуждался в помощи. То, что он не от мира сего стало ясно еще до момента, когда его щуплое, одетое не по сезону тело, только приближалось к моему костру. Выпавший днем ранее первый снег он разгонял легкими летними мокасинами. Даже если предположить, что кожа, из которой они были сшиты, защищает ноги от влаги, то их высота никак не соответствовала глубине снежного покрова, отчего при каждом шаге рыхлые хлопья осыпались внутрь. Тонкий плащ из неизвестной мне ткани не казался хорошей защитой от вечерних заморозков. Человек не шел целенаправленно к костру. Его походка походила на прогулку. Постоянно оглядываясь по сторонам, незнакомец неторопливо приближался. Рассмотреть не вооруженным взглядом в кромешной темноте