Вперед, на Запад! - Чарльз Кингсли

— Предоставь все мне, — сказал Эмиас. — У меня есть свой план — он не хуже плана ученого Франка. Если завтра на базаре произойдет ссора, как я предполагаю, увидишь, если я не…

— Ладно, вы оба — добрые малые, — перебил Билль. — Давай выпьем еще кубок.

— А теперь выпьем за здоровье мистера Коффина и всех доблестных юношей Севера и перейдем к делу. Я должен доставить этого беглеца домой, к его матери. Если он не пойдет добровольно, я получил приказ перебросить его через седло.

— Надеюсь, у твоей лошади крепкий круп, — рассмеялся Эмиас. — Я должен повидать сэра Ричарда, Франк. Очень приятно так пошутить, как мы шутили, но я принял твердое решение.

— Стой, — прервал Карри, — сегодня вечером вы должны остаться здесь; прежде всего ради хорошего обеда, а затем потому, что мне нужен совет нашего Феникса, нашего оракула, нашего образцового рыцаря. Вот, Франк, можете вы перевести мне это? Только говорите оба тихо — идет мой отец. Лучше отдайте мне письмо. Здорово, отец. Откуда ты?

— Эге, да здесь целая компания! Молодые люди, вы и вам подобные — всегда желанные гости. Как поживает ваша матушка, Франк? Где я был, Билль? На ферме, смотрел быков. Но я голоден. Половина первого — и еще нет обеда? Что я вижу, мистер Эмиас утоляет жажду крепким элем.[54] Лучше попробуем глинтвейна.

Старик уселся на большую скамью у камина, и его сын стал трудиться над стаскиванием отцовских сапог, получая ежеминутные предостережения насчет мозолей.

— Куда ты едешь, Эмиас? — спросил Билль.

— Куда я еду? — переспросил Эмиас. — В ту сторону, которую Рэли[55] назвал страной нимф. Я надеюсь, что следующий месяц застанет меня на чужбине в Ирландии.

— На чужбине?..

— Скажи лучше на родине, — заявил старый Карри. — Она с одного конца до другого полна уроженцев Девона, ты все время будешь среди друзей. Однако вот идут слуги, я слышу, как повар стучит к обеду.

После обеда Билль Карри, придвинув свой стул вплотную к стулу Франка, осторожно сунул ему в руки грязное письмо.

— Это письмо было мне доставлено сегодня утром деревенским парнем. Взгляните на него и скажите, что мне делать?

«Мистер Карри, стерегите сегодня ночью на стороне Заповедника. Когда ирландская лисица выскочит из-за утесов — хватайте ее и крепко держите».

— Я показал бы это отцу, — сказал Билль, — но…

— Я думаю, что это — какая-то уловка. Смотрите, это почерк человека, который старался писать неграмотно и все-таки не мог. Взгляните на это и на это — такие образцы не преподаются в ирландской школе. И больше того — это писал не девонец.

— Разумеется.

— И мы бы сказали «человека» вместо «ее»?

— Верно! О, Даниил! Но значит ли это, что мне ничего не нужно делать?

— В этом вопросе я — не судья. Спроси Эмиаса. Вероятно, из своего путешествия вокруг света он вывез некоторый опыт.

Эмиас был вызван на совет.

Он подумал минуту, запустив обе руки в длинные кудри, а затем:

— Билль, милый мой, тебе приходилось сторожить в стороне Заповедника в последнее время?

— Никогда.

— Тогда где же?

— На городской набережной.

— Еще где?

— В центре города.

— Еще где?

— Ого, малый стал адвокатом! Около Фрешуотера.

— Где находится Фрешуотер?

— Ну, где водопад — на расстоянии полумили от города. Там наверху есть тропинка в лес.

— Знаю. Я буду сторожить там сегодня ночью. Все часто посещаемые места, конечно, охраняются. И пошлите парочку здоровых слуг на мельницу на всякий случай — автор письма мог сообщить и правду. Но мое сердце чует, что оно написано нарочно, чтобы отвлечь тебя.

— Но почему вы склонны сторожить именно Фрешуотер, мистер Эмиас?

— Потому, что те, кто явятся, если только они явятся, никогда не высадятся в Мусмилле. Если это иностранцы, они не осмелятся; если это местные люди, они слишком опытны, чтобы подъехать, пока не подует западный ветер. Высадиться у города было бы слишком большим риском, а Фрешуотер уединен, как Бермудские острова[56], и там можно подвести лодку к скале при всяком уровне воды и во всякую погоду, исключая северного и северо-западных ветров. Я не раз делал это, когда был мальчиком.

— И делишься с нами плодами своего опыта в зрелые годы, а?

— Ладно, у тебя седая голова на зеленых плечах, мой мальчик; и я думаю, что ты в самом деле прав. Кого ты возьмешь с собой сторожить?

— Я пойду с братом, — сказал Франк, — и этого будет достаточно.

— Достаточно? Он достаточно велик, а вы достаточно храбры для десятерых; но все-таки чем больше, тем веселее.

— Но чем меньше, тем легче. Я осмелюсь просить у вас первой и последней милости, — очень серьезно заговорил Франк, — обещайте мне две вещи: первая — вы не пошлете к Фрешуотеру никого, кроме меня и моего брата, и второе — что бы мы ни узнали — оно останется тайной. Я полагаю, мы достаточно известны вам и другим — вы не можете ни на минуту сомневаться, что наши действия удовлетворят и вашу честь, и нашу собственную.

До самого отъезда братьев молчание почти не прерывалось.

— Эмиас, — сказал Франк, — и тем не менее это писал девонец. Это писал Евстафий.

— Невозможно!

— Нет, друг, я был секретарем принца и научился разбирать шифры и подмечать каждый росчерк пера. Как я ни молод, я полагаю, меня нелегко провести. Идем, друг, но не бей никого сгоряча, ты можешь погубить свою же кровь.

Они прошли вдоль парка по направлению к востоку; миновали спрятавшуюся в лесу рыбачью деревушку — ряд домиков, прилепившихся к отвесной скале; прошли еще с полмили и по крутому склону холма, поросшему дубовым лесом, по узкой лесной дорожке стали спускаться к воде до того места, где с двух сторон сливаются ручьи и с высоты нескольких сотен футов обрушиваются каскадом в океан. Подле водопада подымалась с берега узкая тропка. Здесь братья предполагали встретить посланного. Франк желал занять сторожевой пост ниже Эмиаса. Он говорил, что уверен, что Евстафий явится самолично, а он скорее сумеет воздействовать на него словами, чем Эмиас, что если Эмиас будет караулить ярдов на двадцать кверху, посланный все равно не сможет удрать. И, кроме того, он — старший брат и потому имеет право на почетный пост. Эмиас подчинился, заставив брата обещать, что если на тропинке появится больше одного человека, Франк пропустит их мимо себя, прежде чем окликнуть брата, так, чтобы оба — Эмиас и Франк — могли загнать их в тупик одновременно.

Итак, Эмиас занял свое место под высокой мергелевой насыпью и, лежа меж пышно разросшимися папоротниками, не сводил глаз с Франка, присевшего на небольшом выступе утеса.