Юность (СИ) - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр"

Дёрнувшись несколько раз совершенно отчаянно, лев было выбил копьё из моих рук, но я тут же ухватился за корявое, даже не ошкуренное древко. По львиному телу пробежала судорога, и старый хищник затих. Я почувствовал, как вытекала его жизнь.

Постояв так минуту, выдернул копьё и отошёл чуть в сторонку. Сев на сырую корягу, полусгнившую и вывороченную из земли прошедшим ливнем, я бездумно уставился на мёртвого хищника, глядя на вытекающую кровь и вдыхая запах скотобойни.

– Однако… – я встал, опираясь на копьё и стараясь не ступать на болевшую ногу. Мыслей никаких – ни возвышенных, ни низменных, одна сплошная звенящая пустота в голове и слабость в конечностях.

Девятая глава

В себя я пришёл, когда ободранная туша багровела бесстыдно распоротым брюхом, а снятую по всем правилам шкуру, вместе с башкой и когтищами, я начал сворачивать конвертиком. Уставившись на окровавленные по локоть руки, перевёл взгляд на вонючее мясо, по которому уже ползали какие-то насекомые, личинки и мелкие зверьки, и сплюнул тягуче на землю.

– Твою же… и вот на хрена? Оно канешно… тьфу ты ж… и зачем? Пф…

Пнув задумчиво шкуру и оттащив её чуть поодаль, пошел отмываться в хиреющем на глазах ручейке. Вроде как выкинуть жалко, тем более што и трофей вполне себе стоящий. Однако же и тащить его через горы никаких сил не хватит, да и завоняет скоро.

Разобрав самодельное копьё и отмыв его от крови, заново примотал полусаблю к древку, каким-то чудом даже не повреждённому. С некоторым трудом привёл мысли в порядок, пытаясь выстроить хронологию недавних событий.

Пролетел я после обстрела… да пожалуй, што и порядочно! Вёрст за десять ручаться можно уверенно, а как бы даже и не все пятнадцать… хотя не… вряд ли! Но и так немало. Даже и с калечным крылом летадла моя ничуть не медленней лошади в галопе, а летел я после обстрела минут с десяток, плюс-минус.

– Стал быть, – приободрил я себя, – можно и не ожидать стрелков этих чортовых вот прям сейчас? И то! Дождь этот ещё… тудым-сюдым…

Глянув на катившееся к закату солнце и сверившись с часами, я и вовсе ободрился. Сразу после дождя выступить в путь они никак не могли, а если и решили преследовать меня, то это два… пусть даже три часа до заката! А ещё время нужно на разбивку лагеря и такое всё прочее… нет, никак не раньше утра! По ночам по Африке не ходят, дурных нет!

Жизнь заиграла новыми красками, и голова взорвалась фейерверками идей. В основном всё тех же – партизанских, с копаньем ям на предполагаемом пути предполагаемых преследователей, да втыкиваньем туда заострённых колышков.

– Была бы ещё ткань на кры… – я перевёл взгляд на львиную шкуру и заморозился, – да ну… бред!

– Хотя… – вспомнив, как я вполне успешно летал на ничуть не специализированной ткани, а вполне себе палаточной, и вполне себе долго. А тут все-то взлететь и долететь! Хм…

– Крениться будет… а с другой стороны-то – стоечка! А?! Кондовая, чуть не из бревна! Да и запас мощности у мотора – вполне, можно и поиграть с центровкой аппарата.

Вскочив в возбуждении, я зашипел от боли в ноге, но на радостях даже не озлился. В голове начал вырисовываться вполне себе рабочий план.

– Значица… – прервав сам себя, я подхватил львиную шкуру и поспешил к летадле. По дороге обдумаю!

На ходу в голове начала выкристаллизовываться небезынтересная идея, которую я частично озвучивал вслух.

– Сперва лагерь устроить чутка поодаль… – пыхтел я, стараясь не обращать внимание на ноющую боль в ноге, – штоб если што – можно было затихариться, и нет меня! Морды там, вот ей-ей – британские! Местные, кто хоть чутка обжился, иначе одеваются и повадки другие. Эти небось не африканеры, которые самую малость похуже бушменов в вельде ориентируются!

До темноты я успел дойти до летадлы и ещё раз наскоро осмотреть аппарат, убедившись в его ремонтопригодности. Частично разобрав двигатель для просушки, я решил было взять коленвал с собой, но…

… положил назад. Уши горели от дурного стыда, но – пусть! Если… снова это поганое слово… Так вот – если они всё же решили меня преследовать, то велик шанс, што они удовлетворятся захваченным трофеем. Они же не знают, што я фактически без оружия и ранен, а значица – дураков нет, играть в партизанскую войнушку с боевитым мной!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

А вот ежели поймут, што самая ценная часть трофея у меня, то… могут. Да, могут – бритты, они упёртые, заразы! Хоть на чувстве мстительности, хоть на патриотизме, хоть на желании орденов и званий, или к примеру – каких-то преференций по части промышленности. Это ж, помимо всего, и деньги. Деньжищи!

Да и чорт с ним! Жизнь дороже, да и деньги… жизнь дороже.

Внутри ворохнулось осуждение, мелькнули кадры каких-то фильмов и плакатов, и почему-то – всё больше про героических партизан и подпольщиков, которые героически, ценой собственной жизни…

– Э, нет! – вытряс из башки эту ересь, потому как одно дело – когда враг топчет родные поля, и совсем другое – так вот, в чужих краях приключаешься. С чего бы насмерть стоять-то?

Приметив себе место под ночлег, принялся за ремонт. Быстро сделав заместо стойки под шасси её дубоватое подобие, примерился как следует, но крепить не стал. Дело нехитрое, успеется.

Двигатель собирал уже при свете луны и ярких звёзд Южного полушария, усыпавших бархатное полотно ночи. Запустив, вслушивался некоторое время в его тихое урчанье, и не без сожалений заглушил.

В уши сразу врезалась свара гиен, разтявкавшихся над тушею льва, и разом стало зябко. Захотелось забраться в кабину, показавшуюся вдруг такой уютной и безопасной…

– Кстати! – достав одну из свиристелок Кошчельного, привязал к бечеве и раскрутил. Звуки раздались такие гадские, что я ажно присел! Чутка подуспокоившись услышанным, проверил висевший на поясе топорик и зашлёпал по воде, давая широкую петлю в сторону ночлега.

Присмотренное мной место довольно таки близко от самолёта, в буреломном вывортне из нескольких старых деревьев, дикобразом растопырившихся в сотне метров выше и парой сотен левее по склону. То опираясь на копьё, как на посох, то опасливо тыкая им перед собой и готовясь к прыжку всяких хищных тварей, добрался таки до ночлега сильно за полночь.

Ёжась от ночного холода, застегнул реглан, натянул шлем и кое-как примостился средь корней, озабоченный не столько удобством, сколько возможными хищниками. Львиная шкура, пристроенная с грехом пополам под боком, делала мою лежку несколько более мягкой, но и значительно более вонючей.

Повозившись, смахнул ладонью с корневища всякий сор с насекомыми, да и примостил голову. Спа-ать…

Разбудило меня лошадиное ржанье, и сна разом – как не бывало! Вжавшись в переплетенье корневищ и ветвей, с колотящимся сердцем выглянул в щёлочку и до боли стиснул зубы.

Давешняя компания, ощетинившись настороженно стволами, исследовала летадлу и место крушения.

– Ах ты ж… – прошептал я и тут же замолк, будто они могли услышать. Британцы чортовы! Вопреки всем писанным кровью правилам и самому здравому смыслу, они всю ночь шли, не жалея ни себя, ни лошадей.

Осторожно, двигаясь по сантиметру в минуты, достал футляр с биноклем и принялся рассматривать преследователей, преисполненный самых мрачных предчувствий. Лошадок… не ручаюсь, но кажется, побольше было, побольше… две притом хромают явственно. Гнали, значица? Стал быть, из идейных… или особо жадных и упёртых, што ни разу не слаще.

Лица усталые, но довольные… и кажется, мал-мала расслабились. Кто ж это такие?

Так… двое – явно из джентльменов с хорошими частными школами, очень уж лица и манеры специфические. Может, и не Итон за плечами, но немногим хуже. Насмотрелся на пленных, таких хоть раз увидишь, ни с кем не спутаешь. И кажется – родственники.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Не то отец с сыном, не то кузены, но явная родня. Долговязые, с лошадиными физиономиями и длинными хрящеватыми носами, нависшими над рыжевато-русыми усами. Старшему около пятидесяти, младшему под тридцать.