Подвиг на Курилах - Александр Гритченко

— Вот ты и смотри ей прямо в глаза.

Уже несколько месяцев Ильичев обучался в группе сигнальщиков-рулевых.

Корабль, на котором группа проходила стажировку, вышел в море. Косматые лиловые тучи медленно переползали по низкому небу. Мелкий дождь моросил, как сквозь сито. Выставили дополнительных наблюдателей. За одним из секторов очень добросовестно вел наблюдение молодой матрос, но главным образом на предельных дистанциях. В это самое время у борта появился плавающий предмет, о чем доложил не наблюдатель, а командир отделения.

Ох, и досталось же всем! Матросов собрали, чтобы сделать «внушение».

— Вы понимаете, товарищи, что такое сигнальщик? Это — глаза корабля. — Командир говорил непривычно громко и горячо. — Плох сигнальщик — значит слеп корабль. От сигнальщика многое зависит. Недоглядел, вот как сейчас, зазевался, размечтался о чем-нибудь, и корабль вместе с экипажем может погибнуть! В нашем деле, как нигде, нужны бдительность и зоркость. Это и есть главное качество сигнальщика…

В тот же день проводились занятия по флажному семафору. В порядке тренировки Ильичев «переговаривался» с сигнальщиком соседнего корабля. Хорошо зная семафорную азбуку, ему захотелось блеснуть быстротой передачи. Флажки так и мелькали в его руках. Но с соседнего корабля неожиданно передали:

— Повторите, не понял.

Петр снова стремительно заработал флажками. И снова в ответ просьба:

— Не понял. Повторите.

У Ильичева на лице выступила испарина.

«Что такое? — заволновался он. — Почему меня не понимают?»

— Ильичев, подойдите ко мне, — позвал его командир.

Свернув флажки, Петр направился к нему.

— Ну что, так и не догадались, почему ваши сигналы не могут принять?

— Никак нет…

— Очень просто. Быстрота у вас идет в ущерб четкости. Торопитесь и сильно искажаете знаки. Где тут разобрать ваши каракули! Повторите еще раз, только медленней.

Теперь руки Петра двигались плавно, неторопливо. И с соседнего корабля ему ответили. Завязался долгий беззвучный разговор.

На разборе командир похвалил Ильичева за упорство и старательность.

— Я понимаю, — говорил он, обращаясь к Петру, — вам хотелось действовать в быстром темпе. Но потерпите. Со временем, после настойчивых тренировок, и это придет. — Он обвел взглядом всех. — На предыдущем занятии я говорил, что сигнальщик — глаза корабля. Скажу больше: не только глаза, но и язык. Изъясняется он по-особому: днем флажками, ночью световой сигнализацией. Очень точный язык… Вот вы и вдумайтесь в это.

С той поры Петр Ильичев стал считать сигнальщика одним из самых нужных людей на корабле.

Заветная мечта юных лет превратилась в действительность. Флотская служба Ильичева проходила в учебном подразделении, расположенном у самого моря. Петр готов был часами любоваться изменчивым цветом воды, слушать музыку волн, набегающих на берег. Его мысли уносились туда, где на горизонте край моря сливался с небом. Море казалось бескрайним и добрым.

Но однажды он вполне осознал его грозную силу. Это случилось во время занятий по гребле.

Шлюпка ушла далеко от берега, и тут как-то сразу вдруг изменилась погода. Подул резкий ветер, волны увеличивались с каждой минутой. И таким беспомощным почувствовал себя Ильичев перед разбушевавшейся стихией! Особенно когда шлюпка начала взлетать на гребни волн, а потом проваливаться куда-то вниз.

Стиснув зубы, Петр греб, стараясь попадать в лад взмаха весел остальных товарищей, но волны мешали, и весла то глубоко зарывались в воду, то скользили по запенившимся гребням воли.

Командир то и дело выкрикивал:

— Навались! Разом!

А на берегу он заметил:

— Это еще ничего, на море и не то бывает.

— Да, веслом авралить — не ложкой тралить, — глубокомысленно изрек один из матросов — кок.

— По морю плыть не кашу варить, — в тон ему произнес командир.

Это вызвало общий смех. Началось безобидное подтрунивание друг над другом, подначки, на которые моряки такие мастаки.

— Як шлюпка лагом к волне стала, я вдруг чую — дробный стук, — заявил Сидоренко. — Пошукал и вижу — у Ильичева коленки дрожат…

— А мне послышалось, вроде твои зубы дробь отбивают, — парировал Петр.

— Не растерялся один Додух: достал сухарь и грызет, — припомнил кто-то.

Они и потом еще долго обсуждали это событие.

Давно прошло то время, когда с непривычки у Ильичева ломило плечи, ладони покрывались мозолями. Теперь шлюпка легко, будто сама собой, скользила по водной глади. Петр всегда помнил боцманскую науку: «Лучшая школа воспитания матроса — море».

…Ночь. Не спят лишь часовые дальневосточных рубежей. В дозорах и секретах пограничники чутко вслушиваются в шорохи ночи. Вахтенные на кораблях пристально осматривают морские просторы. Заступили на посты молодые матросы Калябин, Ильичев, Сидоренко.

Перед караульным помещением выстроилась первая смена. Разводящий командует:

— Справа по одному — заряжай.

Слышно звонкое щелканье затворов. Разводящий проверяет подгонку снаряжения, внешний вид матросов.

— Направо! Шагом марш!

Смена идет на посты.

В ночи раздается громкий оклик:

— Стой, кто идет?

— Идет разводящий.

И опять тишина…

Вот заступает на пост матрос Ильичев. Замерли удаляющиеся шаги разводящего и караульных. Петр остался один.

Медленно тянется время в одиночестве. Часовой время от времени обходит объект, присматривается к каждому дереву, кустику, пню, прислушивается к шорохам и звукам.

А ночь холодна. Сейчас бы в теплую постель… С непривычки клонит в сон, разомлевшее тело тянет к земле. Стараясь не поддаваться этой слабости, Петр ускоряет шаг.

Вдруг какой-то шорох. Ильичев быстро оглядывается. Хруст веток под ногами становится все явственнее, показываются силуэты людей.

— Стой, кто идет?

— Начальник караула со сменой.

Желтый свет фонаря выхватывает из темноты знакомые черты.

— Начальник караула ко мне, остальные — на месте…

Когда он возвратился в подразделение после смены караула, уже светало. Первым его встретил Додух.

— Привет, земляк! — кивнул Додух. — Целые сутки тебя не видел. Как живешь-можешь?

— Нормально.

— А все-таки?

— Говорю же, нормально.

— Все-таки трудно было? — не унимался Додух. — Первый раз да в такую ночь…

— Конечно, малость устал.

Но следы усталости на его лице были совсем неприметны. Шинель сидела ладно, туго затянутая широким флотским ремнем. Золотистыми светлячками поблескивали пуговицы.

На корабле раздалась команда:

— По местам стоять! Со швартовых сниматься!

Уже через несколько минут Ильичев, как и все матросы, занял свое место — команды выполнялись быстро.

Корабль медленно продвигался вперед — становился в строй. В море выходили всем дивизионом…

Через некоторое время на ходовой мостик поднялся боцман.

— Как, Ильичев, чувствуете себя? — спросил он.

— Хорошо.

— Сегодня придется «оморячиться», — сказал боцман. — Штормовое предупреждение получили. Чувствуете, корабль начинает понемногу валить? Выйдем в океан, там и вовсе раскачает.

Не прошло и часа, как заштормило по-настоящему.

Тихий океан встретил моряков неласково. Творилось что-то совсем непонятное: казалось, какая-то громадина наваливается на плечи и вдавливает в палубу. А в следующее мгновение палуба стала вдруг уходить куда-то. Затем секунды устойчивости, и опять все начиналось сначала.

Острый форштевень рассекал волны, по бортам взлетали вспененные султаны. Судно то поднималось вверх, то проваливалось в бездну.

Голова у Петра с каждой минутой тяжелела, в ногах появилась противная дрожь… И тут он услышал голос командира:

— Матрос Ильичев! Передайте светограмму.

Петр даже опешил. Как же можно работать с прожектором в такую крутоверть? Ведь стоит только оторваться от стены рубки, как сразу очутишься за бортом, в пенистом водовороте! А командир продолжал, будто не замечая его сомнений:

— Действуйте быстрее. — И доверительно посоветовал:

— Ставьте ноги пошире. Так удобнее. Не волнуйтесь, все у вас получится.

Улучив момент, Ильичев двинулся к прожектору. И он передал эту светограмму. Хоть не очень быстро, но передал. Иначе и быть не могло.

Уже несколько часов катер находился в море. Усилился ветер, и море потемнело, взбугрилось. Глухо зарокотали волны, обгоняя друг друга.

Когда Ильичев уже стоял на палубе, широко расставив ноги, он оглянулся на пенящийся за катером след и весь подобрался.

— Товарищ капитан-лейтенант, щит!..

У буксируемого щита-мишени от большой волны и ветра поломалась мачта. А до полигона оставалось еще полчаса хода. Надо было успеть за это время исправить крепление щита. Иначе сорвется стрельба. Нарушится план всех учений.