Книга вторая По сложной прямой - Харитон Байконурович Мамбурин

именно сами? — въедливо уточнил политрук под испуганный всхрюк девицы, слегка меня боящейся с некоторых пор, — Вы, Изотов…

— Вот не надо! — отрезал я, — Будут легкие, крайне легкие и невинные домогательства, не более того! А вот когда увидите повышенное давление с наших браслетов, заходите, будьте добры! Даже врывайтесь! Мы же сосредоточиться не можем!

Мужик ооочень бы хотел со мной поспорить, что было у него буквально на всём лице написано, но лихорадочные кивки девичьей комсорговской головой сработали как надо, от чего он, заворчав, пошёл со своими из аудитории на выход, да еще и дверь за собой злобно так захлопнул. Мол, как это так, по его слову уже и студенты не домогаются!

Я оглядел фронт работ. Молча. Тот оглядел меня, вновь волнуясь и полыхая румянцем. Мне ничем полыхать не хотелось. Нет, я люблю женщин, даже очень, но… миниатюрных, изящных, ну или просто можно шикарных типа Юльки, будь она жива и в теле, а вот если оно надо мной возвышается… Впрочем, решаемо. Не так часто мужику дают, чтобы он в свои первые 40 лет детства был особо разборчивым.

Риточка у нас только хотела что-то сказать, как у неё не вышло — я приступил. Не являясь особым экспертом по домогательствам, я просто вдвинулся в дивчину, пихая ей своё щавло между грудей, а руки кладя на могучие и обильные ягодицы, тут же дружелюбно пожатые мной на разных участках своих мягких плоскостей. Взгляд я при всём при этом держал строгим, серьезным и немного скорбным, чтобы Галкина не надумала себе лишнего.

Не помогло.

У девушки, кстати, весьма и весьма миловидной, сперло в зобу дыхание и выпучились глаза. Я, не обладая особо широким спектром воздействий, использовал одну руку, чтобы зафиксировать талию комсорга, а другую ладонью утопил в её же необъятной груди, начав там жамкать всё, что жамкается. Рита на это всё дело округлила глаза, покраснела еще сильнее, а затем, издав хриплый писк, осела на парту, заметно теряя в росте и становясь тем самым, так сказать, ближе к народу.

— О! — обрадовался народ, понятия не имевший о том, что ему делать дальше, так как на моем уровне парой секунд ранее все места для домогательств логично кончились. А тут такой подарок!

Смело вдвинув ногу меж нижних конечностей усевшейся Галкиной, чем слегка задрав ей юбку (до середины бедер), я наклонился к ней, обнимая правой рукой за плечи, левую оставляя на груди, а губами, языком и прочим ртом засасывая девушку в её сахарные уста и глубже.

Вот тут дело пошло веселее и глаже, всё-таки целоваться — это не домогаться, целоваться я умею. Ну а что клиент слегка против, мыча, дергаясь и пытаясь отодвинуться, так не кусается же! Тем более что никаких особо протестующих движений девушка не совершала, а просто активно возилась у меня в руках, никак не акцентируя своих действий.

Начинал я всю эту сомнительную движуху лишь с одним желанием — четко выполнить не особо приятное дело, которое в итоге станет пятном на моей репутации, но, как это частенько бывает, в процессе увлекся. Причины же были просты и понятны: с той же Янлинь, куда бы ты не положил руку, в неё почти всё сразу и вместится, а тут щупаешь, щупаешь, и всё новое! И его еще много!

В общем, когда политрук и его молодцы ворвались в класс, прошло уже, наверное, довольно много времени. Наверное, если судить по крикам Могилёва, тут же принявшегося нас растаскивать. Именно нас, да, потому как если я довольно быстро свернул с дорожки угара на прямой путь конструктива, то Галкина совершать те же эволюции совсем не желала. Она жаждала продолжения банкета! Глаза девы заволокла поволока, грудь бурно дышала, топорща бюстгальтер сквозь едва держащуюся рубашку, ну а руками она так вкогтилась мне в куртку, что бедному политруку пришлось немало потрудиться, помогая (!) мне оказаться на свободе. И всё это под вопросительное блеяние двух баранов, страшащихся протянуть к нам руки.

— Фух, — первым делом, сказал я, оказавшись на свободе и утирая рот рукавом, — Кажется, получилось.

В принципе, если судить по сидящей и бурно дышащей девушке, домогательство, успешно перераставшее в развращение, прошло просто идеально! Вся она была встрёпана, взвинчена, возбуждена, взъерошена, но, при всем этом — одета, прикрыта… помята. Правда, окружающим так не казалось. Они орали голосом товарища Могилёва, выражая всю глубину своего возмущения. В чём была суть его претензий я уловить попытался, но не смог, потому что Рита Галкина вернулась в реальность.

…увидела меня.

…протянула ко мне руки с слегка подрагивающими пальцами.

…а потом жажахнула с них какой-то почти невидимой способностью, отбрасывая в стену и меня, и политрука, и обоих баранов! Пусть удар от способности и был мягким, но стена-то вполне твердая! И то, что, совершив это, встрепанная возбужденная девица ойкнула, круглея глазами и прижимая ладошки ко рту, совсем её не извиняет!

Дальше начался цирк с конями в том плане, что просто раздраженный Могилёв и Могилёв, ударенный об стену, — это два очень разных политрука, а Галкина, хоть и переставшая использовать способности, но вспомнившая о претензиях к моей светлой личности — это, всё-таки, не чахлая первокурсница, краснеющая при виде пиписьки в учебнике, а самый настоящий боевой комсорг Стакомска, привыкший окорачивать самых разных неосапов!

В общем, конвоировали меня к ректору под такие страшные крики ссорящейся парочки, что человекообразные бараны, которым надлежало меня вести под руки, семенили впереди, стараясь держать моё чахлое тело между собой и разъяренной девицей, разоряющейся на половину университета так, что сам ректор выскочил к нам навстречу метров за 30 коридора!

Ну а в кабинете…

— Он меня чуть не изнасиловал! — грохотала Ритка, тыкая в моем направлении пальцами. Жеста этого я исправно боялся, ёжась, но морду держал невиновной, а на инсинуации отвечал прямо — ничего не было! Совсем ничего!

— КАК ничего?!! — еще сильнее бесилась комсорг, вызывая у ректора обоснованные подозрения в том, что всё-таки что-то было, но тут уже Могилёв, не взирая на свою вредность и ушибленность, докладывал, что мол оставил нас на две минуты, а когда зашёл, товарищ комсорг была полностью одета, а руки и прочие части полностью одетого товарища Изотова были полностью на виду как у него, так и у двоих свидетелей. Последние робко, но согласно блеяли, продолжая бояться Галкину.

Та не