Книга вторая По сложной прямой - Харитон Байконурович Мамбурин

дряни? Так, чтобы наши неосапы накопили в себе яда побольше, а затем начался мор? Вот легко.

Следовательно? Наша служба будет и опасна, и трудна. Правда, я сразу предупредил Темеева, поморщившегося при этом как не знай кто, что, если им придёт в голову вычесть мной заработанное из моей же зарплаты. Мол, мало ли на что эти «лишние» деньги понадобятся…

— И сам, смотри, не употребляй! — вякнул мне этот щенок еще вслед.

— Если будет надо, — тогда я сказал ему, медленно и внушительно, — Я и употреблять буду, и наркотой барыжить, и баб за деньги во все три дырки шпокать, понял?! Если вы школьников на такое подписываете, то хоть не ограничивайте дополнительно, а жопу им прикрывайте. А то угроблюсь нахрен, и куда вы потом без меня?!

Последнее лейта как-то неправильно поразило, а может быть, он и в самом деле стал думать, куда это потом они без меня, не знаю. Просто гордо ушёл и просто поехал домой. Впереди было еще много времени для продуктивного посленовогоднего отдыха, то есть тренировок со способностями и без.

Моей основной проблемой на данный момент были размеры в туманном образе. Я был велик и могуч, то есть занимал большие объёмы, которые, при наличии энергетической способности широкого спектра типов, поражались легко и свободно, причиняя мне большую боль, страдания и даже повреждения, спасибо за это всё товарищу Молоко. Проще говоря, во всех моих опасных приключениях до этого момента, товарищу Изотову крупно пёрло, что он не наткнулся ни на кого, обладающего энергетическими способностями обширно-поражающего типа. Кроме Палатенца, естественно, в последнее время прекратившей хулиганить.

То есть — нужно было снижать объём, если я не хочу в какой-то не очень радостный момент попасть по горячую руку какому-нибудь энергету. Сделать это можно было двумя способами: во-первых, скручиваться в тугую форму ВБГ (великого белого глиста), но вариантом это было так себе, из-за усиления чувствительности площади поражения, так сказать. Нина Валерьевна, добрая душа, предположила, что если мне тот же самый Димка Расстогин засветит своим оранжевым лазером в торец ВБГ, то, скорее всего, я на этом моменте банально кончусь. Совсем. Поэтому нужно было работать над тем, чтобы появилось «во-вторых».

А оно имело место быть, так как я мог производить псевдоматериальную слизь! Чем больше я её произведу — тем меньше объём туманной формы! Прелесть? Прелесть! …только вот мне её нужно было в таком случае уметь производить литрами, а не всего 200 грамм на полсуток, так что работы был непочатый край.

В итоге я все новогодние праздники учился и… тужился. Хотел было над унитазом, но идею зарезала сама Юлька, сказав, что в таком случае я привыкну производить её жопой, чего не надо. Надо руками, ногами, телом, так что полезай, Витя, в ванну и давай-давай, наяривай.

Еще и фотографии делала, которые мой мозг ничем, кроме компромата, считать не мог. Ну а как иначе, если я сижу в ванне абсолютно голый, причем, покрытый то весь, то местами крайне подозрительной белесой слизью? А ведь мне еще нужно тренироваться контролировать её консистенцию и свойства, так что она далеко не всегда однообразная, часто разделяясь на две фракции — белесоватых сгустков и прозрачной легкой почти-воды.

Гулкий хохот майора Окалины по нашему домофону-телефону временами подтверждал мои подозрения. Ну и хрен бы со всем этим делом. Нужно больше слизи!

Когда я займусь распространением сухо-алкогольной продукции, иметь более-менее развитую способность не повредит. У кого слизь — у того и гравитация в подругах!

Глава 5. Распаршигнусный негодяй

Смущение — это не та эмоция, которую я привык испытывать. Однозначно! Нет, если жизнь внезапно даёт тебе свидетелей в момент, когда ты стоишь со спущенными штанами, то это дело насквозь житейское. Ну, к примеру, задумался ты сильно и пёрнул в маршрутке. Бывает? Редко, конечно. Достаточно всего лишь выйти на ближайшей обстановке, а потом сесть в следующую машину. Твоё лицо всё равно будут помнить меньше, чем запах. …не об этом речь, а о том, что дело-то житейское.

Другой вопрос, когда надо сотворить что-то эдакое самостоятельно, собственноручно, при свидетелях, не имея ни практики, ни времени морально подготовиться, потому что режиссёр стоит рядом, нетерпеливо бия копытом в потёртый паркет пола. А за его спиной топчутся еще два барана.

— Ну, вы долго будете?! — въедливо поинтересовался Могилёв Николай Анатольевич, редких душевных качеств политрук нашего факультета. Оба прямоходящих парнокопытных увальня, составляющих его свиту, чувствовали себя неловко и лишними.

— Я пытаюсь понять…, — глубокомысленно и очень проникновенно, в расчете на нормальную мужскую солидарность, сказал я политруку, поглаживая маску, лежащую на парте.

— Часики, вообще-то, тикают, — постучал по циферблату пальцем этот вредный человек.

— Может быть, тогда подскажете? — не остался в долгу я. Рядом шумно и взволнованно дышали очень большой грудью, что слегка отвлекало, как и меня, так и свиту политрука.

— Изотов, что вы как маленький? — предпринял совершенно детскую попытку съехать с темы препод, — Хватит тянуть время!

Зато он может в авторитет, был вынужден признать я, вновь оглядывая фронт работ. Последний нервничал, периодически облизывая губы и одёргивая жакет.

Ну, то есть нервничала, облизывала и одёргивала. Риточка это была, Галкина. Комсорг нашего непутевого факультета во всей своей двухметровой и богатой на округлости красе. К ней-то мне и нужно было подомогаться, дабы потом быть взятым с поличным группировкой политрука, уже присутствующей на месте будущего преступления. В принципе, очень логично и правильно, потому как домогательства штука интимная, а что гораздо важнее — легко конвертируемая в «назойливые ухаживания», если подвергшаяся им, домогательствам, сторона, решит пойти на мировую.

Нет, выбирать для такого деликатного дела к щуплому мне в пару эту буйную большую красотку, в которой кровь и молоко бурлят с брызгами, из-за чего в отсутствие изб и коней страдают в основном студенты — в принципе, недальновидное дело, а то и вовсе абсурдное. Только вот тут есть нюанс доверия вышестоящих и ответственных лиц. Я, гнусный политрук, два барана и, собственно, жертва будущих домогательств этим доверием облечены, а остальные, более подходящие в качестве мишеней девушки, — недостаточно облечены. Кроме того, тут есть другой момент — любой эпизод с комсоргом будет громким, что и требуется.

— Так выйдите, — наконец, принял решение я, — Вы, товарищ Могилёв и вот эти два товарища. Зайдете позже. Мы тут с Ритой как-нибудь сами.

— Что