Информатор - Гришэм Джон

Как ни любопытно было все это читать, Лейси по привычке раззевалась. Переодевшись в пижаму, она исполнила свой обычный ритуал по подготовке ко сну при открытой двери ванной, в который раз радуясь, что ей некому помешать. Ближе к 23 часам – она уже почти уснула – зазвонил телефон. Лейси услышала голос Хьюго, как всегда, усталый.

– Не жду ничего хорошего, – буркнула она вместо приветствия.

– Правильно делаешь. Нам нужна помощь. Верна валится с ног, мне не лучше. Пиппин орет, как резаная, весь дом на уши поставила. Нам необходимо хотя бы немного поспать. Верна не хочет вызывать мою мать, я – ее. Как насчет неоценимой услуги?

– А как же, уже еду.

Это был третий ночной вызов после появления новорожденной, не считая вечернего сидения со всеми четырьмя детьми, чтобы Хьюго и Верна могли спокойно поужинать. Лейси быстро натянула джинсы и футболку и оставила Фрэнки в явном недоумении перед дверью. Гонка по пустым улицам в «Мидоус» – и она предстала перед Хэтчами через двадцать минут после их звонка. Верна встретила ее в дверях с примолкшей Пиппин на руках.

– Это, наверное, зубки, – прошептала она. – Мы трижды за неделю показывали ее доктору. Не спит, и все, ну что тут поделаешь?

– Где бутылочки? – спросила Лейси, осторожно забирая малышку у матери.

– На кофейном столике. В доме полный кавардак. Мне так стыдно! – Губы Верны кривились, в глазах стояли слезы.

– Брось, Верна, меня можно не стыдиться. Ступай в постель, попробуй уснуть. Утро вечера муд– ренее.

Верна чмокнула ее в щеку, сказала «спасибо» и уползла. Лейси услышала звук тихо затворяемой двери. Прижав к себе Пиппин, она заходила взад-вперед по захламленной детской, бормоча ласковые словечки и поглаживая бедняжку по спинке и попке. Спокойствие длилось недолго. При новом приступе рева Лейси сунула ей в ротик бутылочку с соской, опустилась в кресло-качалку и заворковала; это продолжалось до тех пор, пока малышка наконец не забылась. Через полчаса, когда ребенок крепко уснул, Лейси положила ее в переносную люльку-качалку и тихо включила колыбельную. Пиппин нахмурилась и завозилась; казалось, она сейчас снова примется надрываться, но вместо этого успокоилась и продолжила спать.

Немного погодя Лейси оставила ребенка и на цыпочках прошла в кухню. Включив верхний свет, она вздрогнула от зрелища первозданного хаоса. Мойка была переполнена грязной посудой, всюду громоздились кастрюли и сковородки, стол был завален пустыми коробками, ранцами и даже нестиранным бельем. Здесь требовалось как следует потрудиться, но это значило бы поднять шум, поэтому Лейси решила отложить уборку, пока семья не проснется. Выключив свет, она испытала счастливое чувство, которым ни с кем не могла поделиться: с улыбкой возблагодарила свою удачу, одиночество и блаженную необремененность.

Она соорудила себе гнездышко на диване рядом с малышкой и тоже уснула. В 3.13 Пиппин проснулась голодной и сердитой, но твердо отправленная ей в рот бутылочка с соской сделала свое дело. Лейси поменяла ей подгузник, еще поворковала, умаслила плаксу ласковым голосом и заставила уснуть, после чего сама проспала почти до шести часов.

Глава 8

Уилтон Мейс жил в разноуровневом доме из красного кирпича на гравийной дороге, в двух милях от казино. Он не проявил желания разговаривать по телефону, сказав, что сначала должен посоветоваться с братом. Назавтра он позвонил Хьюго и согласился встретиться. Он ждал в шезлонге у навеса для автомобиля, отгоняя мух и попивая чай со льдом. День выдался облачный и не слишком жаркий. Он предложил Лейси и Хьюго сладкого чаю, те отказались. Он указал на другие два шезлонга, и они сели. На заднем дворике в пластмассовом бассейне-корыте плескался под бабушкиным надзором годовалый ре– бенок.

Уилтон был на три года моложе Джуниора, но мог сойти за его близнеца: смуглая кожа, еще более темные глаза, длинные седые волосы почти до плеч. Он говорил низким голосом и, казалось, взвешивал, превосходя обстоятельностью даже Джуниора, не просто каждое слово, а каждый слог.

– Это ваш внук? – спросила Лейси, чтобы самой сломать лед, раз Уилтон не порывался этого сделать.

– Внучка, первая. А это моя жена Нелл.

– На той неделе мы познакомились в Старке с Джуниором, – сообщил Хьюго.

– Спасибо, что навестили брата. Я бываю у него два раза в месяц и знаю, что это не лучшее развлечение. Собственный народ забыл Джуниора, и это тяжело вынести, особенно когда ты такой гордец, как Джуниор.

– По его словам, большинство таппаколов верит, что он убил жену и Сона Разко, – сказала Лейси.

Уилтон опустил голову, а потом проговорил:

– Так и есть. Удобная история, ее легко повторять, легко запомнить. Джуниор застал их в постели и прикончил.

– Насколько мы понимаем, вы говорили с ним после нас? – уточнил Хьюго.

– Да, вчера. Ему дают двадцать минут в день на телефонные разговоры. Он мне рассказал, что у вас за дело.

– Джуниор говорит, что вы хотели устроиться работать в казино, но не получилось. Можете объяснить, почему? – поинтересовалась Лейси.

– Запросто. Племя раскололось на две части, и обе части серьезно окопались. Это продолжается с голосования об азартных играх. Выигравшие построили казино, их вождь всем заправляет, включая наем и увольнения. Я оказался на неправильной стороне, поэтому работы мне не видать. В казино трудятся две тысячи человек, большинство – пришлые. Таппаколы, желающие работать, должны быть политически благонадежными, иначе – мимо кассы.

– Обида еще свежа? – спросил Хьюго на– прямик.

Уилтон закряхтел, потом улыбнулся.

– Можно подумать, что мы – два племени, которые развела кровная вражда. Никто не делает попыток примирения. Это никому не нужно.

– По словам Джуниора, они с Соном напрасно боролись с казино, потому что оно принесло племени много пользы, – заметила Лейси. – Вы с этим согласны?

Уилтон долго молчал, собираясь с мыслями. Его внучка подняла плач и была унесена в дом. Он хлебнул чаю и ответил:

– Как ни трудно признать свою неправоту, я сознаюсь: да, мы были не правы. Казино вытащило нас из нищеты, дало нам много хороших вещей, все это – один большой плюс. Мы стали счастливее, здоровее, наше положение надежно. Чужие съезжаются сюда и отдают нам свои деньги – очень вдохновляющее зрелище и чувство! Нам кое-что возвращается, это как возмездие. Правда, некоторые из нас переживают, что наша жизнь основана на подачках. От безделья недалеко до беды. Мы стали больше пить, наши дети употребляют наркотики.

– Если жизнь стала богаче, почему не рождается больше детей? – спросил Хьюго.

– По глупости. В совете тон задают идиоты, и правила они пишут идиотские. Когда женщине исполняется восемнадцать лет, она начинает получать по пять тысяч в месяц, и так происходит уже не первый год. Если она выходит замуж, чек уменьшается вдвое: например, моя жена получает две с половиной тысячи. Поэтому наши молодые женщины все чаще отмахиваются от замужества. Мужчины пьют и безобразничают, так зачем женщинам мужья, когда одиночкам платят вдвое больше? Есть еще предположение, что чем меньше нас останется, тем больше будут получать выжившие… Опять плохой план. В здоровом обществе надо вкладывать в детей.

Лейси посмотрела на Хьюго и произнесла:

– Теперь перейдем к Макдоувер.

– Про судью я знаю мало, – предупредил Уилтон. – Я высидел весь процесс. Тогда я считал ее слишком молодой и неопытной. Она никак не защищала права моего брата. Ее атакуют апелляциями, но ее приговор удерживается, хотя иногда кажется, что он вот-вот рухнет.

– Вы читаете апелляционные жалобы? – поинтересовался Хьюго.

– Все до одной, мистер Хэтч. Читаю и перечитываю. Моего брата могут казнить за преступления, которых он не совершал. Вникать во все подробности и поддерживать его – наименьшее, что я могу для него сделать. Да и времени у меня хоть от– бавляй.

– У Сона Разко действительно была связь с женой Джуниора? – спросил Хьюго.