Такса - Дарья Волкова

«Ну и слава Богу» — подумал Олег.

— Я поначалу обрадовался, — словно прочел его мысли Владимир Алексеевич. — Не стоил он и мизинца ее, уж простите за банальность. Хотя на Женечку… смотреть было больно. За спиной шушукались. Я не знал, как помочь ей. Но она девочка крепкая. В конце концов, решила, что лучшее лекарство — это работа. И взялась за подготовку к защите кандидатской. Надо было минимум сдавать. Я ей помогал, чем мог. Ее-то научный руководитель шарахался от нее, как черт от ладана. Тут-то все и выяснилось…

Очередная пауза. Владимир Алексеевич снова достает платок. Вытирает лоб. Молчит. Пальцы его сжимаются в кулаки. Разжимаются.

Олег едва сдерживается, чтоб не рявкнуть: «Ну? Что? Не томи!». Остатков выдержки хватает на то, чтобы молчать. И ждать.

— Не знаю, на что он рассчитывал. Но предположить могу. Она ж у него с рук ела. Думал, что уговорит. Да и уговорил бы, наверное, если б это все не вскрылось раньше времени. Он планировал большую часть ее наработок в свою докторскую включить. Наверное, сказал бы ей, что, мол, давай сначала я на твоих результатах докторскую сделаю, а потом мы тебе вдвоем — кандидатскую. Я так предполагаю. Ну, а Женя, когда поняла, что он собирается результатами ее работы воспользоваться, уперлась. Правильно, конечно, сделала. С одной-то стороны. Послала его куда подальше, сказала, что это ее материалы, для ее кандидатской, а он пусть выкручивается как хочет. Да вот только и Поземину-то деваться некуда было. Его защита уже в плане кафедры стояла. Видно, он ее сначала уговаривал, а когда понял, что бесполезно…

И снова он замолкает. Олег до боли стискивает зубы. Чтобы молчать. Молчать. Молчать!

Свой рассказ профессор Худяков заканчивает абсолютно пустым и безжизненным голосом.

— Он пошел к зав. кафедрой. Сказал, что Женя присвоила себе результаты ЕГО работы. Из ревности и мести. Якобы из-за того, что он ее бросил. Заведующий взбесился. Он и так на нервах уже был из-за этого скандала. Видимо, он с Женей поговорил. И его Женя тоже, наверное, послала. А зря. Кабанов, наш заведующий, этого не любит. В общем… Было общее собрание кафедры. А на нем… Жене устроили публичное порицание. За аморальное поведение. Как же, соблазнила и растлила примерного семьянина и видного деятеля науки! И за действия, несовместимые с обликом истинного ученого. Какой ужас, украла идеи своего научного руководителя!

Он рассмеялся хриплым смехом. Закашлялся. Отмахнулся от протянутого Олегом стакана с водой.

— Дайте, закончу! Ей предложили уйти добровольно и не позорить кафедру. В противном случае — вынесут это все на уровень ректора и научного совета. А там, дескать, у нее шансов нет. И ничего, кроме позора, ее не ждет. Все ему поверили. Это же сам зав. кафедрой плюс доцент Поземин. Что значит слово какой-то аспирантки против их слов? Никто, никто ей не поверил. Никто не поддержал. Даже я… То, что я вам сейчас рассказываю… Я это позже все понял. Я тогда многого не знал. Да и, честно говоря, не исключал, что Женя могла ему так… отомстить. У нее ж характер… Сами знаете, какой. Горячий. Я только тогда Жене окончательно поверил, когда, спустя полгода после ее ухода, сам Поземин защищался. Вот тогда я и понял. Что он совершенно «плавает» в этой тематике. Он ее не знает. Это не его наработки! По-моему, это не только я понял. Да поздно было. А тогда, на собрании… Все было так убедительно. Да что я себя обманываю! И вас заодно! Я просто струсил…

Он закрывает лицо ладонями. А когда все же убирает — в его глазах стоят слезы. Но он не прячет их.

— Вот так вот, Олег Викторович. Так вот и сломали молодой женщине жизнь. При моем, увы, непосредственном участии. А точнее — моем не участии. Моем трусливом молчании, — еще один судорожный выдох. — Я до сих пор помню, как она тогда выглядела. На том собрании. Одна против всех. Белая, белее мела. Даже волосы как будто побледнели. Я все думал… Умолял ее про себя: «Только не заплачь». Нет, не заплакала. Сильная девочка, гордая. Ушла молча. На следующий день пришла, заявление написала и все. Больше я Женю не видел.

Ну, вот и все. Рассказ профессора Худякова закончен.

Олег думал, что получит ответы на вопросы. Черта с два! Он получил миллион новых вопросов. Да, он получил ответ на вопрос: «Кто виноват?». Но теперь перед ним во всей красе стоял второй извечный вопрос: «Что делать?». А что-то делать было нужно. Совершенно необходимо. Иначе нельзя.

И еще одно он знал совершенно определенно. Ему нужно уехать. Сейчас. Срочно. Как можно скорее. Пока он не наделал каких-нибудь глупостей на горячую голову.

Вернуться домой. Или на работу. Не важно. Главное — запереться. И — думать, думать, думать.

Он резко встает. Надо попрощаться. И поблагодарить профессора Худякова.

— Спасибо вам, Владимир Алексеевич, — протягивает руку. — Всего доброго.

— Как, все? Вы уходите?

— Да. Я выяснил, что хотел.

— Подождите! А как… Женя? Как она? Что с ней?

Олег молчит. Не из природного садизма, нет. Просто не знает, как объяснить то, что знает, Женькиному бывшему преподавателю.

— Она работает? Преподает? Или вернулась… к научной работе? — Худяков спрашивает настойчиво, но Олег видит. Что тот сам не верит, что такое возможно.

— Мне кажется, вкус к научной работе у нее… отбили. Она просто выжила. И не сломалась. Это главное, — и, кивнув еще раз на прощание, Олег выходит из кафетерия. Звенит звонок.

Глава 10.Олег переквалифицируется в гонщика. Совет в Филях. Блицкриг

— Я возвращаюсь.

— Уже?

— Да.

— Узнал что-нибудь?

— Да.

— Расскажешь?

— Да. Как приеду.

— Жду. Осторожней за рулем, Олег.

— Всегда.

Олег был осторожным и аккуратным водителем. Хорошим. Уверенно водящим свой огромный и мощный Lexus GS 350. Но не имевшим привычки ездить на адреналине, как Димон.

А теперь… Асфальтово-серый Lexus мчался по дороге, словно одержимый демонами. Машина позволяла и прощала многое. Ему сигналили вслед. Наверняка — в салонах других машин возгласы удивления чередовались с нецензурной бранью. Ему было плевать. Он ехал на грани фола.

Самодисциплина и умение сдерживаться — эти качества давно и часто помогали и выручали Олега. Даже сегодня. Когда, во время рассказа профессора Худякова, на него волнами накатывала ярость. И затапливало желание пойти, ведь недалеко же! — и разбить в кровь костяшки кулаков об физиономию доцента, а впрочем, нет, теперь уже доктора наук, но все равно — урода и сволочи — Поземина.

Но он сумел. Сдержался. Ибо точно знал — он уничтожит этого подонка. Как-нибудь. Придумает что-нибудь. Не зря же он, как любит говорить Димка, «сцуко, гений».