Рождение Зимы - Брайан Ракли

— Даже лучше, чем он сам себя знает. Ему больше не нравятся игры с мечом, и только по преданности он этого не признает. Тяжело ему придется в этом кровопролитии с Даргеннан-Хейгом.

— Еще одна зарубка против Гривена ок Хейга, — сказал Нарадин.

Кросан провел рукой по подлокотнику огромного кресла и взглянул на сына:

— Ты сказал. Еще одна среди многих. Не забудь о них. Не люблю говорить о таких вещах в праздничный день, но ты должен знать: я опасаюсь, что Гривен еще не покончил с нами. Из намеков Казначея я понял, что наш Верховный Тан хочет потребовать большей дани, чтобы покрыть расходы на подавление Игрина.

— Значит, крови наших воинов ему мало, — проворчал Нарадин.

— Очевидно, да. Я мог бы долго отказывать ему, если он действительно потребует дополнительной дани, но хотел посоветоваться с тобой. Я больше не могу принимать такие решения в одиночку. Не так уж много лет пройдет, как охрана безопасности нашей Крови ляжет на твои плечи.

— Ты знаешь, как обстоит дело с Ленором? — спросил Нарадин. — Ведь если Гривен думает притеснять нас и дальше, значит, у него на уме то же и для Крови Килкри.

— Именно, — согласился Кросан. — Он не видит разницы между Ланнисами и Килкри, а я не вижу выхода. Я дал знать об этом Ленору; в любом случае нам опять пора встретиться.

Нарадин покачал головой:

— Неужели Гривен настолько слеп, что не видит, как опасно вбивать клинья между представителями Истинных Кровей? Или ему уже все равно, что мы охраняем его границы от Темного Пути?

— Вот! В том-то и дело, не так ли? Кровь Гир уже лет тридцать не шевелилась. Кажется, их больше всего интересуют распри меж собой, чем новые стычки с нами. Из всех братьев только Горин-Гир еще посылает разведчиков и налетчиков в Долину Камней. Я не перестаю напоминать Бихоману, что там то и дело вспыхивают перестрелки, но, боюсь, его хозяин, Гривен, не хуже нашего знает, что угроза с севера уже не та (по крайней мере в настоящее время), что была когда-то, и потому не стесняется играть в свои игры. Кроме того, с Килкри на нашей стороне мы могли бы уничтожить всю Кровь Горин-Гир; с Хейгом — другое дело. Если дело дойдет до открытой войны с ним, Гривен может рассчитывать, что Эйт и Тарал примкнут к нему против нас, а тогда мы продержались бы всего несколько месяцев, и то — в лучшем случае.

— Значит, несмотря на то, что мы давно могли бы бросить вызов Гривену ок Хейгу, нам лучше прикусить языки и постараться сделать все возможное, чтобы по крайней мере избежать открытого столкновения? — спросил Нарадин.

— Вот именно, — вздохнул Кросан. — Я обещал Гривену ок Хейгу свою верность, когда стал таном, как, очевидно, будешь присягать и ты, когда пройдет мое и наступит твое время. Гривен может не посчитаться с этим обещанием, но надеюсь, мы сможем продержаться, несмотря на все его провокации.

Тан потер руки и передернул плечами, словно сбрасывая неприятные мысли.

— Давай не будем задерживаться на делах дольше, чем необходимо, — сказал он. — Начинается праздник, и я хочу присоединиться ко всем.

Нарадин поднялся со своего места и взял отца за руки.

— Когда-нибудь твой внук полюбит тебя так же, как мы с Эйлен. И даже Верховный Тан не сможет у нас этого отнять.

Кросан хлопнул Нарадина по плечу.

— Что верно, то верно. А теперь пойдем к твоей любимой жене; она, наверное, волнуется.

Рот шел в комнаты Оризиана. Во время их пребывания в Андуране регулярные занятия прекратились, и теперь щитник настаивал на том, что их пора возобновить. В результате Оризиан оказался во внутреннем дворе, отражая и нанося в ответ полновесные мужские удары. Они пользовались деревянными тренировочными мечами, но удары от них тоже были весьма чувствительными. Когда Оризиан был помоложе, он очень стыдился таких упражнений — слишком уж часто они привлекали всяких зевак. Болезненный иногда процесс обучения давался ему с трудом, у него довольно долго не было особой ловкости в обращении с мечом. Теперь он уже был достаточно хорош в этом деле, и его действия больше не вызывали бурного веселья у зрителей. Во всяком случае, сегодня все заняты приготовлениями к Рождению Зимы и едва ли кто-нибудь обратил бы внимание на заметное несоответствие партнеров. Единственным исключением стал Килан, который проходил мимо и остановился, чтобы понаблюдать за происходящим. Его присутствие отвлекло Оризиана, и он немедленно пропустил отличный удар по пальцам. Килан тут же удалился, что-то ворча себе под нос и качая головой: Оризиан решил, что второй щитник, возможно, сокрушался по поводу безрукости своего будущего подопечного.

Наконец Оризиан уселся прямо на булыжник, отдуваясь и потирая уставшую от меча руку, а Рот даже пробурчал нечто одобрительное.

— Ты еще станешь фехтовальщиком.

— Если к тому времени у меня не отвалится рука, — отозвался Оризиан.

Рот протянул ему широченную лапу. Поднимаясь с его помощью на ноги, Оризиан почувствовал грубые мозоли на ладони воина. Большую часть жизни Рот провел с мечом в руке, сражаясь то с кирининами в Анлейне, то с налетчиками Темного Пути в Долине Камней, и был не один раз помечен их оружием. Он никогда не был женат; Килан говорил (когда Рот не слышал), что у Рота слишком ревнивый меч, чтобы позволить кому-то встать между ним и хозяином. Хотя для себя Оризиан вряд ли выбрал бы такую судьбу, Рот, похоже, своей жизнью не тяготился.

— Рот, а чем бы ты занимался, если бы не стал щитником? — вдруг спросил Оризиан.

Непривычная на лице воина улыбка еле пробилась сквозь бороду, но гигант почти равнодушно пожал плечами.

— Чем-нибудь стоящим. Как я могу сказать, кем был бы, раз я ничего, кроме этого, не умею?

Ближе к вечеру того же дня Оризиан наблюдал из окна главной башни странную сцену внизу. Приглашенные на банкет акробаты гуськом входили во внутренний двор замка через главные ворота. Это все были крупные мужчины в башмаках и кожаных штанах, их дородность подчеркивалась грубыми, жесткими куртками из плохо выделанного меха, хотя кое-кто кутался в накидку с капюшоном. Каждый нес на плече небольшой сверток. Последние из входящих были нагружены небольшими сундуками, бочонками и грудами одежды. Один тащил пару длинных жердей, похоже, только что срезанных и оструганных.

Их было около дюжины. Оризиан никогда еще не видел столько вольного народа сразу. У всех длинные, окрашенные в странный цвет ржавчины с золотом волосы собраны на затылке в пучок. Несмотря на габариты, двигались они очень легко. Когда Оризиан пригляделся внимательнее, он понял, что среди них находилось и несколько женщин, они были немного ниже мужчин, но одеты так же и выглядели не менее внушительно.

Когда он нашел Эньяру, она околачивалась в дверях первого этажа башни и с нескрываемым восхищением рассматривала вновь прибывших.

— Они очень… большие, а? — сказала она.

— Согласен. И все на одно лицо.

— Ну, наверное, они все родственники, — глупо ухмыльнулась Эньяра. — Ты ведь знаешь, как, по слухам, обычно размножается этот народ. Хотя, по-моему, они довольно неплохо выглядят.

Несколько замковых стражников выглядывали из дверей своей казармы. Время от времени среди них возникал приглушенный смех, иногда даже слышались грубоватые реплики в адрес прибывших дам, но ни один из акробатов так и не повернул головы в их сторону. Явившиеся работали молча, споро и ловко устанавливая на булыжниках и проверяя свое оборудование.

— Их так много. Должно быть, нас ждет хорошее зрелище, — задумчиво предположил Оризиан. — Где они собираются представлять?

— Илэн говорила, что сначала представление будет в зале, а потом они какие-то фокусы покажут во дворе.

— Как ты думаешь, они откуда? Может быть, из Колдерва или откуда-нибудь оттуда; там их много. Не знаешь?

Эньяра пожала плечами:

— А может быть, с морского побережья Килкри. Там, кажется, до сих пор есть деревни вольных людей, или нет?

Оризиан с Эньярой наблюдали за работой из дверей, а любопытный Бэр, подручный конюха, болтался поблизости от возводимых сооружений. Он потянулся потрогать кольцо толстого каната, но один из акробатов схватил его за кисть. Удивление плеснулось в глазах мальчика, а рот широко открылся, и, не будь Бэр немым, он, конечно, заорал бы. Мужчина покачал головой и коротким жестом показал Бэру, чтобы он убирался.

Мальчишка бочком вернулся к конюшне, но все теми же изумленными глазами продолжал наблюдать за работавшими, теперь уже из денника одной из лошадей.

Оризиан поглядел на небо. Солнце полчаса как село, и уже надвигались сумерки. Двор замка погружался в тень. Скоро вынесут факелы, поскольку в ночь Рождения Зимы темнота не допускается.

Оризиан сказал:

— Пора и нам готовиться. Скоро праздник начнется.