На дорогах войны - Георгий Красковский

Война… Она постучалась в дверь хирурга Соколова, как и миллионов других советских людей, нежданно-негаданно. Первый бомбовый удар обрушился на Даугавпилс ранним утром 22 июня 1941 года. Земля содрогалась от взрывов. Город горел, рушились дома. Не замолкала артиллерийская канонада. Враг был рядом. Срочно принимается решение: выезжать из города, эвакуировать раненых. И вот все раненые из госпиталя вывезены, погружены в теплушки, которые кое-как удалось собрать на станции. Последними идут на станцию начальник госпиталя, комиссар, врачи. За рекой Даугава слышен лязг гусениц, рев танковых моторов. Надо спешить. И вдруг военврач второго ранга Соколов вспомнил: инструментарий, весь инструмент остался в госпитале! «Какой же я хирург без инструмента?!» — подумал он. И Соколов бросился бежать назад, в госпиталь.

— Соколов, куда вы?! — крикнул начальник госпиталя. Но тот даже не обернулся, только махнул рукой и побежал еще быстрее. Влетел в операционную, с ходу сгреб весь инструментарий и бросил в простыню, лежавшую на операционном столе. Завязал простыню узлами крест-накрест, перебросил ношу за спину и вдогонку за остальными.

Так для хирурга М. И. Соколова, работавшего когда-то в далеком уральском городе Златоусте, началась война. В тот день были сделаны первые километры по длинным многотрудным фронтовым дорогам. Тула, Калуга, Дон, Волга… Горечь отступления, неисчислимых потерь. Но хирург должен быть тверд и спокоен: с плохими нервами за операционным столом стоять нельзя. И он работал, не зная усталости, не жалея себя. Приходилось не только стоять у операционного стола, но и следить за послеоперационным состоянием раненых, за их своевременной эвакуацией в тыл.

— Главная трудность состояла в том, — рассказывает Марк Иосифович, — что мы плохо знали военно-полевую хирургию. И нам приходилось учиться в процессе работы.

Да, опыт приобретался в дни напряженнейшего труда. Хирургу никогда нельзя ошибаться, ибо малейшая ошибка стоит иногда человеческой жизни. И те трудные дни ожесточенных сражений у стен волжской твердыни были днями поисков, творческих раздумий, напряженного труда.

Вот запись из дневника Соколова. Она датирована 23 ноября 1942 года.

«Очень трудно примириться с таким количеством ампутированных. Сейчас лежат в одной палате сплошь все с ампутированными бедрами (27 человек). Но как быть? Поступают такие тяжелые, что самый консервативный человек будет ампутировать…».

Лишить человека ноги? Нет, с этим не может мириться совесть советского хирурга. Надо бороться не только за жизнь, но думать о человеке, каким он останется жить, какую судьбу определит для него хирург?

Вот лежит сержант Бондаренко. Тяжелое ранение в бедро. Казалось, сделано все, чтобы спасти ногу. И все-таки человек не перестает температурить. Этот сержант, вернее, его нога, не дает покоя Соколову. Чтобы он ни делал и где бы ни был, он думает о нем. Товарищи предлагают резать. С одной стороны, они правы: чтобы спасти жизнь человека, надо ампутировать. Но человек без ноги — это же неполноценный человек! Нет, он должен спасти ногу, не превращать молодого здорового парня в калеку на всю жизнь.

— Очень важно создать покой раненой конечности, — говорит Марк Иосифович. — А на фронте, сами понимаете, это очень трудно сделать. Трудно, но необходимо. И тут мы вспомнили Н. И. Пирогова — основоположника военно-полевой хирургии. Еще в 1854 году, в дни обороны Севастополя, Николай Иванович предложил и ввел в практику неподвижную гипсовую повязку. Такая повязка дает наибольший покой.

Конечно, были противники глухой гипсовой повязки. Но на стороне Соколова — главный хирург армии П. Н. Напалков и другие крупные специалисты.

Марку Иосифовичу снова говорят о Бондаренко: температура поднимается, надо ампутировать ногу.

— Нет, не будем ампутировать, — решительно возражает Соколов. — Сделать Бондаренко круговую гипсовую повязку!

Через некоторое время температура упала до нормы. Проходят еще сутки. Температура в норме. Можно сказать, что гипс спас Бондаренко ногу. Рад хирург, и он спешит сообщить об этом раненому.

— Скоро будешь плясать на обеих, товарищ сержант!

Бондаренко с благодарностью смотрит на Соколова. В глазах слезы:

— Спасибо, товарищ майор!

Отчетливо живут в памяти те дни. Часто навещал госпиталь главный хирург фронта Еланский. Придирчиво осматривал все, беседовал с ранеными и всегда удивлялся: как это Соколов со своими помощниками умудряется справляться с делами? И сложных операций много, и смертность ниже, чем в других госпиталях. И удивляться было чему. Среди помощников Соколова хирургов — раз-два и обчелся. Большинство врачей — это вчерашние терапевты, гинекологи, невропатологи.

— Какие это были замечательные люди, как быстро они освоили хирургию! — говорит Марк Иосифович. С теплотой рассказывает оно Рубине, Власове, Орлове…

Рудольф Йонасович Рубин родом из Станислава (Западная Украина). В первую мировую войну служил в австро-венгерской армии офицером-артиллеристом. А тянуло к медицине. После окончания войны поступил на медицинский факультет Венского университета. Затем работал в Станиславе врачом патологоанатомом.

После освобождения Западной Украины в 1939 году Рубин стал советским гражданином. В начале войны мобилизован в армию и попал в госпиталь, где работал Соколов.

— Как видите, — говорит Марк Иосифович, — человек, можно сказать, не нюхал хирургии. А ведь стал блестящим военным хирургом. Сейчас он заслуженный врач Украинской ССР. По-прежнему живет в Станиславе, работает терапевтом.

Марк Иосифович занимается научной работой. Свободные часы отдает сбору и систематизации материалов по полевой хирургии. Выступает на хирургических конференциях с докладами, пишет статьи. Вот журнал «Военно-санитарное дело» за 1942 год. В нем статья М. И. Соколова «Лечение анаэробной инфекции» (газовой гангрены — ред.). В ней изложен опыт борьбы с этой страшной болезнью.

Еще на Сталинградском фронте была проведена специализация госпиталей. Госпиталь, в котором работал Соколов, принимал и лечил раненных в голову, грудь и живот. Это — наиболее сложная область хирургии. С раненными в грудь до второй мировой войны вообще не очень умели обращаться. Приходилось идти непроторенной дорожкой, прокладывать новые пути.

Группа передовых советских хирургов разработала единую методику оперирования и лечения раненного в грудь, от пункта оказания первой помощи до тылового госпиталя. Применение этой методики позволяло сократить период лечения, облегчить состояние раненого.

Одним из активных сторонников новой методики был Соколов. Он отстаивал ее и настойчиво проводил в жизнь. На его труды в этой области ссылается профессор Либов в девятом томе «Опыта советской медицины в Великой Отечественной войне 1941—1945 годов».

Я прошу доктора Соколова рассказать о наиболее выдающемся из своей фронтовой жизни. Но он считает, что ничего выдающегося не совершил.

— Ведь мы в атаки не ходили, ничего героического не совершали. Каждый из нас делал свое дело, старался делать как можно лучше. Конечно, были и определенные трудности.

«Определенные трудности…» Что же Соколов подразумевает под этими будничными словами? Может быть, это?

Я снова обращаюсь к дневнику. Вот запись, сделанная 4 июля 1943 года. Напомню лишь, что это — время знаменитой битвы на Курской дуге, и госпиталь, в котором работал Соколов, находился где-то на южном выступе дуги.

«Госпиталь задыхается от раненых. Прошло около семи тысяч раненых. Спать приходится в среднем по три часа, через сутки».

Марк Иосифович улыбается:

— На то она и война.

А в памяти снова всплывают те дни. Идет жестокая битва. Раненых везут и везут. Ведущий хирург стоит между двумя операционными столами. Пока он оперирует на одном, на другом готовят очередного раненого. Кончил операцию на одном столе, повернулся на 180 градусов и начинает на другом. И так день за днем, ночь за ночью, пять суток подряд.

Чтобы не уснуть и не свалиться с ног, принимал тонизирующее средство. От длительного и непрерывного стояния ноги отекли. Пришлось снять ботинки и обуть тапочки. Потом стали жать тапочки, пришлось и их сбросить и стоять босиком.

А вот еще запись:

«В Валуйках получили полное «удовольствие». 23 самолета в три захода бомбили наш эшелон. Подожгли пять вагонов…»

Или эта:

«Переехали в Мерефу (город под Харьковом — ред.). Немцы еще в четырех километрах…»

Город разбит, ни одного сколько-нибудь подходящего для госпиталя помещения. Развернулись в школьном дворе. Почти весь госпиталь, и операционная в том числе, в палатках. Только одно здание — оно отдано тяжело раненным в голову.

На операционном столе тяжело раненный в живот солдат. Он под общим наркозом. Сложная операция в самом разгаре. Оперирует М. И. Соколов. И вдруг оглушительный взрыв. Свет погас.