Князи в грязи - Михаил Барщевский

Мало того что информационную защиту его бизнеса блюли лучшие компьютерщики бывшего 2-го управления, матерые контрразведчики, так еще и самые важные сведения хранил он на серверах далеко от России. Подробностей Горин не знал и знать не желал, все равно для него вся эта компьютерная хренотень была что китайская грамота. Но факт тот, что еще до задержания олигарха вся его и бухгалтерия, и переписка, и графики встреч, и номера счетов, словом, все-все-все, что было записано где-либо в электронном виде, лежало в аккуратных папочках на столе у начальства. Хотя на столе — это вряд ли. Папочек набралось столько, что под них, верно, специальную комнату выделили.

Самое забавное, что Борина в лицо знали многие. Очень многие. У него просили автографы на улице, с ним старались сфотографироваться. Такая популярность для кадрового офицера СВР — случай совершенно парадоксальный. Но знали Владимира Борина в другой его ипостаси, как всеми любимого игрока из телевикторины «Что? Где? Когда?». Там его объявляли как «системного оператора Владимира Борина». Разумеется, ни ведущий, ни основатель программы Ворошилов, в любимцах которого много лет ходил Володя, истинного рода деятельности «мозговитого мальчика» не знали. Теперь «мальчику» подвалило к пятидесяти, что никак не мешало ему с прежним азартом играть в элитарном клубе.

Горин не мог простить Борину только одного: большей его гордостью двумя хрустальными совами, призами за телеигру, чем пятью боевыми орденами. Хотя, с другой стороны, совами можно было похвастаться перед кем угодно, а орденами как-то не принято. К тому же в их группе ордена имели все, а вот хрустальной совы — никто. Но все равно, несерьезно.

Объяснять Горину что-то про компьютеры Борин не любил. То ли унизить друга боялся, то ли самого это не заводило. А вот про «Что? Где? Когда?» говорить мог часами. Один рассказ Алексей Иванович запомнил хорошо. Про интеллектуальное жульничество своего друга.

…Записал как-то раз Володя несколько передач. Вырезал куски, где ведущий задает вопросы. Прогнал через какие-то фонографические программы в своих компьютерах и обнаружил интересную закономерность. Невольно, видимо, подсознательно, ведущий, произнося в вопросе слово, которое является ключевым, где есть намек или подводка к правильному ответу, понижал голос и произносил его быстрее остальных. Выявив эту закономерность, Володя во время игры стал внимательно следить именно за манерой речи ведущего. Результат оказался впечатляющим. Теперь Володина команда брала самые трудные вопросы без труда. Хуже обстояло дело, когда вопросы записывали сами телезрители или корреспонденты передачи. Но все равно, команда уже несколько лет ходила в лидерах…

Придя в банк, который возглавлял Андрей, Горин перетащил туда и Володю Борина. Информационная защита банка — дело нешуточное и относится к сфере деятельности службы безопасности. Поэтому и вопросов к протеже вице-президента не возникло. Твоя зона ответственности — твои люди и работают.

— Слушаю вас, Андрей Петрович. Доброе утро! — Горин знал характер Гвоздева. Если тот вызывал с раннего утра, это еще не означало, будто что-то случилось. С точки зрения Горина, председатель правления вообще редко отличал серьезное происшествие от мелочи, лишь казавшейся важным событием. В финансах, в вопросах тенденций рынка — да, Гвоздев был специалистом высшего класса. Это даже человек с таким аналитическим складом ума, как Володя Борин, подтверждал. Но в житейских ситуациях, тем более столичных, Гвоздев разбирался очень поверхностно.

— Доброе! Присаживайтесь, Алексей Иванович, — Андрей вышел из-за стола и опустился на стул у приставного столика так, чтобы общаться с собеседником на равных, а не принимать его в качестве хозяина кабинета. Это было в принципе правильно, к тому же Горин видел, как принимают министров президент и премьер. Также демократично, сидя напротив. А у них-то все продумано.

— Спасибо. Вы чем-то взволнованы?

— Не скрою. Да. У меня личные проблемы. Дочь.

— Похищение? Угрозы? — Горин напрягся. Это была та опасность, которую ждали постоянно. Превентивные меры здесь почти не срабатывали. В мозгу гтали быстро мелькать фамилии тех, к кому можно обратиться за помощью. В таком вопросе, это же не коммерция, рассчитывать стоит на всех ребят. Конкуренция ведомств в таких случаях уходит на задний план. Но кто будет правильным человеком, который возьмется за координацию? Наверное, Шубников из антитеррора…

— Нет. Хотя в каком-то смысле, да. Не похищение, но увод.

— ???

— Мою дочь, а ей всего девятнадцать, пытается обольстить один хмырь. Явно ему нужна не она. Он хочет ко мне подобраться. Пожить хорошо захотел.

— Почему вы так решили? — Горин расслабился. Дело представлялось явно бытовым, и ничего серьезного Оле не угрожало. Горин видел несколько раз дочь Гвоздева. Она производила весьма приятное впечатление. Без распальцовки, скромная, вполне симпатичная. В силу служебных обязанностей Алексей Иванович знал, что она учится в медицинском, живет хоть и отдельно, но рядом с отцом. Наркотиками не балуется. Никаких материалов на нее в милиции нет.

— Что решил? Что пытается увести или что хмырь? — Андрея раздражало безразличное спокойствие Горина.

— Что она ему не нужна? Очаровательная девушка, мог ведь и влюбиться.

— А мне пох…ю! — Гвоздев славился тем, что никогда не матерился при подчиненных. Горин знал об этом. Значит, действительно мужик сильно на взводе.

— Расскажите мне о нем то, что знаете. Остальное я добуду сам.

Андрей довольно сбивчиво выложил начальнику службы безопасности то немногое, что успела узнать у Оли и передать ему Маша.

Горин слушал. Сделал несколько пометок в своем блокноте.

— Андрей Петрович! Давайте подведем итог. Мы знаем имя, приблизительно возраст. Мы не знаем фамилию, место работы, адрес, номер телефона. Мы не знаем, кто его родители, чем они занимаются. Вам не кажется, что пока мы ничего не знаем? Вы даже его не видели пи разу. Может, паника напрасна? Может, он вполне приличный парень из хорошей семьи?

— Он бард! Мне этого достаточно.

— Ну, знаете, бардом были и Высоцкий, и Окуджава, и Галич…

— Галич это кто?

— Не важно. Просто хороший поэт. Только больно сильно советскую власть не любил.

— Вот-вот, мне только зятя-диссидента не хватало.

«Значит, слово „диссидент“ он все-таки знает», — улыбнулся про себя Горин.

— Кстати, Андрей Петрович, наш министр иностранных дел Лавров тоже песни сочиняет и под гитару поет. Но от этого ни беднее, ни глупее не стал. И характер у него вполне мужской.

— Что вы меня успокаиваете?! Я понимаю, речь ведь идет не о вашей дочери. Вы можете хотя бы справки о нем навести?

— Разумеется, разумеется. А можно я вам пока одну историю расскажу?

— Если это поможет делу.

— Смотря что считать делом. Но вам, я думаю, поможет. В вашем нынешнем состоянии.

— Ну рассказывайте, — на самом деле Андрею сейчас никакие истории Горина не требовались. Действовать надо, а не истории травить. Но оборвать Горина будет неправильно. Все-таки Андрей обращался к нему с не совсем служебной просьбой.

Горин же решил рассказать Андрею историю своей семьи. Сказал, конечно, что это у знакомых случилось. Но ведь не в том суть. А успокоить Гвоздева Горин решил и для того, чтобы тот сгоряча дров не наломал, и потому, что в принципе Алексей Иванович относился к своему номинальному начальнику хоть и снисходительно, но хорошо. Тот факт, что Гвоздев содержал три детских дома, перевешивал многие недостатки банкира.

История Горина звучала так. В семье профессора Ленинградского университета, химика, лауреата Сталинской премии, росла дочь. Хорошая девочка, чистенькая, аккуратненькая, прекрасно образованная. Студентка ленинградского Института иностранных языков. После войны, когда семья профессора вернулась из эвакуации, появился рядом с девушкой молодой человек. Фронтовик, лейтенант. С двумя орденами и кучей всяких медалей. Парень без профессии, до войны выучиться не успел, он был 23-го года, прямо из школы на фронт ушел. Веселый, влюбленный в жизнь, что с прошедшими войну случалось сплошь да рядом. Играл на баяне, завел голубятню, работать устроился в таксопарк. Учиться не хотел. Ну, словом, никак не пара для профессорской дочки.

Узнав про роман с таким оболтусом, профессор поставил условие — либо дочь должна с этим простолюдином расстаться, либо пускай съезжает с квартиры и забудет папино имя.

Дочь выбрала любимого. Намучилась она, конечно, с ним по жизни прилично. И пил он порой запоями, и денег зарабатывал мало, и даже пару раз на нее руку поднял. Но любила она его всю жизнь, и счастлива этой любовью была так, что ей каждая баба позавидовала бы. И сын у них вырос нормальный.