Князи в грязи - Михаил Барщевский

Странно, но те немногие люди из бывшего 1-го Управления КГБ, из разведки, с кем Иннокентий Семенович был знаком, все оставались «при делах». Многие, большинство, работали теперь в СВР, но кого-то судьба закинула в ФСБ, а кого-то даже на должность замминистра в МВД. То ли подготовка у них оказалась высшего уровня, потому и были они востребованы, то ли при Путине ребята с его бывшего места работы пользовались наибольшим доверием. Кто знает. Факт оставался фактом — Иннокентий Семенович всегда, в любой силовой структуре мог найти «опорного» человека, а тот уже связывал его дальше и дальше, пока он не выходил на нужную ему в данный момент фигуру.

В «информационном центре» — так называлось тихое местечко, куда приехал Иннокентий Семенович, все выяснилось достаточно быстро. Его телефон оказался в списке еще пятнадцати телефонных номеров, поставленных на прослушку по письму замначальника ФСБ по Москве и Московской области. Слушали всех подряд, то есть не его конкретно. Посмотрев список, Иннокентий Семенович нашел только один знакомый номер — Машин. А больше было и не надо. Все стало понятно. Кто-то в территориальном управлении за бабки поставил на прослушку Машу и ее четырнадцать абонентов. Словом, все, как нафантазировал адвокат во время свидания со своей юной «послушницей».

Дальше было просто. Флэшку стерли, благо информацию с нее никто снять не успел. Прослушку начали пять дней назад. Видимо, заказчик, а точнее, его служба безопасности, хотели собрать побольше информации. И зря. В таких случаях, как и при оперативной разработке, информацию снимать надо ежедневно. А теперь… тю-тю.

Назавтра Иннокентий Семенович решил заехать на Лубянку еще разок. К тому же заму, которого навестил накануне. Пусть узнает, как его ребята подставляют своих. Хоть и бывших. Будник понимал, что мало никому не покажется. И кто-то Точно лишится погон. Надо только сделать так, чтобы Андрея не тронули. Все-таки Маша хорошая девчонка и для нее союз с Андреем — партия удачная.

Андрей назначил свадьбу на девятое сентября. Сам по себе день был счастливый с точки зрения нумерологии. Девятое, девятого, две тысячи девятого. Но дело не только в дате. Андрей в принципе обожал девятки. Наверное, все началось, когда его первой машиной стала автовазовская «девятка».

Как только у Андрея появилась возможность сунуть в лапу за блатные номера, раздумывать он не собирался: первый номер был «99–99». С какими буквами, он сейчас и не вспомнит. А потом, когда номера поменяли на новую серию, он взял, разумеется, «999». Теперь, когда Андрей обзавелся тремя машинами: служебным мерсом, кабриолетом, на котором пару раз за лето выезжал за город, и «Поршем-Кайен» для дальних поездок или снегопадов, на каждой красовались три девятки. И на обеих машинах, купленных для Маши, тоже были три девятки. Кстати, Андрей неожиданно для себя понял, что давно Машу воспринимает как свою, родную, если поделился с ней любимой цифрой.

До свадьбы оставалось полтора месяца. Начальник службы безопасности банка, формально занимавший позицию вице-президента, доложил, что с прослушкой «облом». Человек, через которого был размещен заказ, неожиданно уехал в командировку в Дагестан. Деньги вернул, но передать заказ другому отказался. И вообще рекомендовал не соваться, мол, сейчас за это можно здорово по башке получить. Да и заказчику могут грозить последствия — легко припаяют дачу взятки. Словом, вице-президент тоже рисковать больше не хочет. Он хоть и бывший комитетчик, но нюх не утратил. А пахнет жареным.

Андрей решил: «Ну и бог с ним. Может, оно и к лучшему. Нельзя же начинать новую жизнь с подозрений».

Роман Оли с Сережей развивался быстро, но как-то для нее необычно. Оля к такому не привыкла. Сережа приглашал ее в кино часто. Но места брал те, что подешевле. Цветы дарил постоянно. Но либо три дешевеньких гвоздики, либо одну розу. Чаще подмосковную. Когда заходили в «Шоколадницу» или «Кофе-хауз», Сережа пирожных себе не брал, — объяснял, что не любит мучного.

Оля делала вид, будто всех этих нюансов не замечает. Но чувство неловкости не покидало. Ведь у нее в сумочке лежали кредитные карточки. Три. С неограниченным лимитом. Хотелось пойти в приличный ресторан, но Сереже он был не по карману, а самой пригласить его казалось неловко. Боялась унизить.

Одну проблему Оля решила. Как-то зашел спор с Сергеем. Оля предложила пари — проигравший до конца лета покупает мороженое. Она знала, что Сергей прав, потому сознательно хотела проиграть. Лишать себя любимого с детства лакомства во время их долгих прогулок было невыносимо. Обмана Сергей не заметил. И от моро женого не отказывался, однако инициативы купить очередную порцию не проявлял.

Олю удивляло, что он не лез целоваться.

В ее жизни уже были двое мужчин. Один, первый, еще в десятом классе. Михаил, аспирант, читал лекции в институтском кружке, где Оля занималась. Читал он анатомию, показывал все на схемах, а девичья фантазия пририсовывала к скелету и оголенным мышцам кожу. Его кожу. И «учебный экспонат» начал в ее голове говорить его голосом.

Несколько раз Оля подходила к нему после занятий, прося что-то уточнить или разъяснить. Потом он ее один раз проводил до дома. Потом пригласил в кино. Оттуда поехали к нему домой. Оля противиться его настойчивости не стала… Встретились еще несколько раз, и аспирант вдруг резко остыл. Переживала Оля недолго, поскольку, честно говоря, молодого доктора она не любила, двигало ею в первую очередь любопытство. И желание скорее стать взрослой.

Второй мужчина появился неожиданно и на один раз. Все очень банально — пошла в ночной клуб (уже в Москве). Потан цевала. Разговорилась с красивым самцом. Он сделал конкретное предложение. Она решила: а почему нет? Вдруг с ним будет как-то по-другому? Оказалось, если не хуже, то также. Быстро, резко и никакой лирики. «Как животные», — подумала Оля и зареклась впредь от секса-гимнастики.

А Сережа ее возбуждал. Не то чтобы ей хотелось именно секса, но от его прикосновений, ласк она бы не отказалась.

Оле очень хотелось верить, что его интересует в первую очередь ее душа, а не тело. Она с удовольствием в этом убеждалась. И потому ждала. Не отпугивая, но и не поощряя природный инстинкт ухажера.

Как-то вечером, придя с очередного свидания, Оля взяла свой дневник, который в Москве позабросила. Нашла одну из последних записей про Мишу-аспиранта. Захотелось вспомнить свои эмоции того времени.

«Миша-Миша-Миша… иногда я, думая о чем-то, повторяю какое-нибудь слово, фразу… Твое имя пробую на вкус… Нараспев, шепотом, нежно, жестко, скороговоркой, сквозь смех, сквозь слезы, изнывая от жажды, жары, желания, когда оооочень хорошо, когда невыносимо тяжело… Миша-Миша-Миша — стучит в висках и в изгибах ключиц имя твое… Имя, как часовой механизм бомбы… Глубоко-глубоко спрятано малюсенькое табло, на котором несколько цифр — время, которое нам осталось…

Я… тургеневская героиня девятнадцатого века, одолеваемая лирическими настроениями, я „не от мира сего“… моллюск, нежное и розовое нутро которого больно ранит песчинка… день и ночь только и остается кутать ее бережно в перламутр… это мой способ жить… А ты? Что же ты? Хочешь ли быть разгаданным мной? Хочешь ли быть причастным ко мне? Так не бывает, чтобы тела без душ! Или твоя душа тоже защищена контрацептивным барьером?.. Я так много изучила наук и чужих повадок… Изучая тебя, звучит во мне простой мотив… Ты».

«Да, совсем иная картина, — подумала Оля, убирая дневник на место. — С Сережей пока — души без тел…» Оля почувствовала, что краснеет. В ней начала просыпаться женщина.

Маша заметила изменения в Оле почти г разу. Еще бы, горящие глаза, взнервленная манера общения и непривычно обильное применение косметики выдавали молоденькую девушку с головой. Обычно Маша никогда и ни в какой форме не вмешивалась в дела Оли. Спросит — ответит. Однако сама — молчок. Но тут Маша не выдержала:

— Оль, а чего это ты так мазаться стала?

— А что, не идет?

— Понимаешь, дешево получается. Слишком ярко. Глаза надо чуть обозначить, губы — только блеск. Тон тебе вообще не нужен. Румяна — тоже. Я же не пользуюсь, видишь.

— А можешь меня правильно накрасить? — Оля явно застеснялась.

— Да не вопрос!

Девушки приступили к таинству, удовольствие и смысл которого мужчинам никогда не понять.

— Ты чего, влюбилась?

— Маш, прости, не «чего», а «что».

— Ой, правда! Это моя провинциальность.

— Брось ты, я тоже не в Париже воспитывалась.

— Вверх посмотри. Ага, вот так. Так что, влюбилась?

— Ну, не влюбилась, но встречаюсь.

— Кто он?

— Не поверишь, мужчина! — Оля рассмеялась.

— Да не дергайся ты, в глаз попаду! Догадываюсь. Чем занимается?

— Вот странная ты. Не спрашиваешь, интересный ли он человек, интересно ли с ним разговаривать. Сразу — чем занимается.