Запределье. Осколок империи - Андрей Ерпылев

Бедный, бедный Николай Леонидович… При обычной, размеренной и спокойной жизни он несомненно прожил бы еще лет двадцать как минимум и дождался бы вожделенных внуков, если не своих — чета Еланцевых так и осталась бездетной после смерти их единственной дочери, — то Алексеевых, но… Старуха Смерть всегда вносит свои коррективы в любые планы.

После смерти горячо любимого супруга Надежда Станиславовна слегла и больше не вставала. Открылись приобретенные в голодные и холодные послереволюционные годы болячки… Словом, Алеше теперь нужно было заботиться не только о себе, но и о ней. А тут еще это проклятое ГПУ… Страшная организация. Попробуй только не уважь ее «просьбу»…

Погруженный в невеселые мысли, молодой человек прошел пару кварталов и собирался было вскочить на подножку подъезжающего трамвая, как истошный женский вопль за спиной заставил его вздрогнуть и обернуться.

— Помогите! Помогите, люди добрые! — верещала какая-то броско одетая дама средних лет, судя по всему, «нэпманша» — одна из появившихся вдруг откуда ни возьмись легионов буржуа, благополучно переживших лихолетье, как тараканы за печью, и повыползших изо всех щелей, стоило кровожадному Гегемону научиться прятать свой оскал за неумелой и неубедительной пока улыбкой. — Помогите! Убили!

«Кого еще убили?» — только подумал Алексей, а ноги уже сами собой понесли его к стремительно росшей вокруг крикуньи толпе. Что поделаешь: молодость любопытна и легкомысленна.

Как это сплошь и рядом бывает, переполох не стоил и выеденного яйца. «Убитым» оказался упитанный бутуз лет семи от роду в матроске и коротких штанишках по презираемой «пролетариями» и их отпрысками «буржуйской» моде. Никто, как выяснилось, этого насупленного и с трудом сдерживающего слезы крепыша пальцем не трогал — просто какойто беспризорник, подкравшись незаметно, сдернул с прилизанной головки «нэпманёныша» матросскую шапочку и теперь показывал язык в безопасном отдалении, напялив добычу на нечесаные вихры.

Толпа тут же разделилась на немногочисленных защитников «обиженного ребенка» и большинство, считавшее, что «так буржуйскому отродью и надо», а немногочисленные колеблющиеся вроде Алеши никак не могли выбрать, к какой стороне примкнуть. Пожалеть действительно готового зареветь от обиды малыша мешало недовольство торгашами, безбожно обдирающими всех подряд, а поддержать злорадствующих — незримая граница между ним, потомственным дворянином, хоть и бывшим, и обретшим силу вчерашним быдлом.

А страсти меж тем накалялись.

Болью сердечной сквозили риторические вопросы «За что мы, братцы, кровь проливали?..», среди которых терялось исконно русское, душевное «Мальчонку-то пожалейте!..» без конкретной адресации — кого из мальчонок нужно пожалеть в первую очередь. Неосознанно цитировался классик, в это время нежившийся под итальянским солнышком и любящий Россию издали: «А была ли шапочка-то? А, может, шапочки-то и не было вовсе?..» И уже провозглашались привычные лозунги вроде сакраментальных «Бей кровососов!» и «Долой нэпманов!»…

Слава Всевышнему, стихийный митинг попал в поле зрения Недремлющего Государственного Ока и до рукоприкладства не дошло. Откуда-то из перпендикулярной трамвайным путям улочки донеслась заливистая трель казенного свистка, и скопление народа начало еще более стремительно, чем собралось, рассасываться. Пообщаться со спешащим к «месту происшествия» милиционером в шлеме со звездой не хотелось никому, и в этом все без исключения участники давешней перепалки были солидарны. Возможно, в единственной из всех возможных житейских коллизий. Даже беспризорник и тот швырнул на брусчатку совершенно не нужный ему головной убор, из-за которого все заварилось, и задал стрекача — только грязные пятки засверкали.

Минута, и зарыдавший наконец малыш, перепуганная мамаша и откозырявший им служитель закона остались в одиночестве, а Алексей наблюдал эту немую сцену через заднее стекло подкатившего, как никогда вовремя, трамвая.

И только сунув руку в карман пиджака за мелочью на билет, он понял, что карман этот чуть ли не вывернут наизнанку и абсолютно пуст…

«Ну разве можно быть таким ротозеем, Алешенька! — звучал в ушах Еланцева голос тетушки, пока он шагал к месту службы. — Неужели ты не знаешь, сколько сейчас развелось карманных воров?..»

К сожалению, Алексею это было очень хорошо известно. Бывали, так сказать, прецеденты, а все из-за того, что он, помня беспечное прошлое житье, никак не мог привыкнуть к необходимым мерам предосторожности. Теперь вот пришлось топать через полгорода на своих двоих, потому что проехаться «зайцем» по примеру большинства сограждан, не считавших подобный метод перемещения по городу большим преступлением, ему не позволяла совесть. А следовательно — на службу он теперь бесповоротно опоздал. Слава богу, начальник — старый друг покойного дядюшки просто пошумит для вида и не придаст опозданию самого прилежного из своих сотрудников особенного значения. Да и какая вообще спешка, прости господи, в архивных делах? Кому они вообще сейчас нужны — эти межевые книги двадцатилетней давности, десятины, наделы, статистические ведомости и напоминающие головоломку из детской книжки запутанные планы?

Вот украденных денег жаль. Пусть там было всего каких-то рубль восемьдесят копеек, но они составляли солидную долю небогатого жалованья архивариуса. Полтинник предназначался на покупку съестного на обратном пути, и эту потерю можно было пережить — кое-какие запасы дома имелись, а вот на рубль у Алеши были иные планы. С ним он предполагал забежать в книжную лавку на Арбате. Что поделать — книги были главной слабостью молодого человека, и ради них он готов был отказывать себе в самом необходимом. Этот рубль сложился из тщательно откладываемых копеечек с новым советским гербом, похожим на распластанного краба, и нового теперь ждать не менее трех недель. А может, и больше, если учесть еще восемьдесят копеек, сгинувших без следа в руках неведомого вора.

Погруженный в свои мысли Алеша брел по улице, ничего не видя и не слыша, и вывел его из прострации только какой-то прохожий, который, обгоняя, сильно толкнул зазевавшегося юношу плечом и даже не обернулся. Обычный пролетарий в сером кургузом пиджачке с поднятым воротником, руки в карманах, кепка на голове…

— Извините… — чисто автоматически буркнул юноша ему вслед, естественно не дождавшись ответа.

Как назло, по дороге попалась книжная лавка, и в витрине…

Еланцев длинно вздохнул: эту книгу он искал давно, и тот самый пропавший рубль сейчас был бы как раз кстати. Он машинально сунул руку в пустой карман и не поверил себе — под пальцами шуршала какая-то бумажка. Не может такого быть! В только что пустом кармане?

Ошеломленный юноша вынул бумажку на свет Божий и был разочарован. Чудес на свете не бывает — это, конечно же, была не денежная купюра, а половинка вырванной из ученической тетради странички, сложенная вчетверо. Но откуда она там взялась? Будто сомнамбула, Еланцев медленно развернул листок и прочел две строчки, написанные летящим почерком: «Следуйте по улице и сверните под арку дома номер 15».

Кто мог написать эту записку? Алеша готов был поклясться, что еще пять минут назад в кармане ничего не было.

Он автоматически глянул вслед удаляющемуся невеже как раз, чтобы увидеть, как тот сворачивает в проходной двор. Неужели записку подложил этот прохожий?

Молодому человеку внезапно вспомнился ночной визит, и ему стало не по себе.

«Что делать? Бежать в ГПУ? Но кто мог меня видеть сейчас?..»

Он украдкой оглянулся и увидел, что улица позади пуста. Никто за ним не следил.

«Вздор! Выбросить бумажку, забыть и никогда больше о ней не вспоминать!..»

Он вынул из кармана записку, скомкал в кулаке, оглянулся, ища куда бросить, и не смог перебороть себя — кругом было полно окурков, битого стекла, обрывков газет, но мусорить на улице Алеша был не приучен.

«Кину в арке!»

Поравнявшись с зевом проходного двора, он машинально бросил взгляд вверх и увидел жестяную табличку с номером «15» и потускневшей под слоем многолетней грязи, некогда золотой надписью вокруг «Застраховано в обществе Братьев Лемонье и K°». В полумраке арки смутно различалась чья-то фигура. Незнакомец ждал.

Алексей сглотнул некстати наполнившую рот слюну и медленно, будто кролик в пасть удава, тронулся к поджидавшему его человеку…

— А вы очень похожи на своего отца, Алексей Владимирович, — не представляясь, сообщил мужчина Алексею, когда тот остановился перед ним.

Несомненно, это был тот самый тип с портрета, который чекист «подарил» Еланцеву. Уж кто-кто, а юный архивариус никогда не жаловался на свою зрительную память, тем более что это лицо он имел возможность изучить вдоль и поперек.