Горит ли Париж? - Ларри Коллинз

В отеле «Мёрис» человек, чьими усилиями были приведены в действие эти приготовления, в то утро второй раз побывал у специалистов по взрывным работам, присланным из Берлина. До обеда они обследовали пять крупнейших заводов. Среди них — автомобильный «Рено» и авиационный пионера воздухоплавания Луи Блеруа. В процессе осмотра они помечали в своих чертежах красными крестами те места, где следует разместить заряды взрывчатки. Эти чертежи и были продемонстрированы фон Хольтицу. Позднее он вспоминал, что на чертежах каждого завода было «маленькое море красных крестов».

Вернувшись к себе, он застал там начальника штаба полковника фон Унгера. Тот молча протянул ему отпечатанную на голубом бланке телеграмму из штаба Западного фронта. Она была подписана фон Клюге и носила гриф «срочно, совершенно секретно». Внимание фон Хольтица немедленно привлекло одно предложение в конце четвертого параграфа за номером 6232/44. Оно гласило: «Приказываю начать в Париже предусмотренные действия по нейтрализации и уничтожению».

Среди беспорядка и хаоса, царивших в опустевшем отеле «Мажестик», метались два человека, отчаянно пытавшихся заполучить подпись. Однако в то утро в этих пустынных и замусоренных коридорах, казалось, не было уже никого, кто мог бы ее поставить. Швед Рауль Нордлинг и его верный союзник Бобби Бендер, по-видимому, прибыли слишком поздно.

Здесь они надеялись завершить четырехдневные усилия, чтобы взять под свое покровительство 3633 политических заключенных, еще оставшихся в Париже, и таким образом спасти их от неминуемой резни. Полчаса назад фон Хольтиц сказал им, что «ему наплевать на политических заключенных». Он был бы готов заключить соглашение об их освобождении при условии, что оно будет подтверждено подписью офицера из штаба оккупационного командования «Франкрейха», от которого он зависел. Для Нордлинга и Бендера это было первым просветом за четыре дня.

Оба они вздрогнули, когда услышали резкий металлический удар, эхом разнесшийся по пустым коридорам. Это майор Йозеф Хухм, начальник штаба оккупационного командования, со злостью захлопнул ящик металлического шкафа. Рядом в камине догорали последние бумаги. Хухм, возможно, был последним офицером, остававшимся в этом огромном отеле. Через несколько минут он сядет в штабную машину, ожидавшую его на авеню Клебер, и направится на восток догонять своих коллег по штабу.

Когда Нордлинг и Бендер ворвались в его кабинет, немец вначале слушал их объяснения с явным нетерпением. Наконец, он сказал, что без разрешения своего начальника, генерала Китцингера, который находился уже в Нанси, он ничего сделать не сможет. Однако от шведа не так легко было отделаться. Он заявил Хухму, что уполномочен предложить «пять немецких солдат за каждого французского политзаключенного, освобожденного оккупационным командованием». Это произвело впечатление на Хухма. Он поинтересовался, какие гарантии может предоставить Нордлинг.

Нордлинг торжественно заверил, что у него есть «все полномочия от самых высоких инстанций союзников». Это уже заинтересовало Хухма. Он будет готов, заявил он Нордлингу, изучить предложение, если оно будет составлено в надлежащей юридической форме. Затем он взглянул на часы. Был полдень. «Через час, — предупредил он Нордлинга, — я должен уехать».

Швед и Бендер выскочили из гостиницы и разыскали юриста, чтобы облечь сделку с человеческим товаром в приемлемую для тевтона юридическую форму. Хухм, будучи, вероятно, убежден, что вернул рейху 15 тысяч солдат, поставил свою подпись под документом из 12 пунктов. Немецким администрациям тюрем предписывалось передать всех политических заключенных из пяти тюрем, трех лагерей и трех госпиталей под попечительство Нордлинга. Когда Хухм расписался, Нордлинг посмотрел на часы. Был час дня. За последние час с четвертью он уговорил немцев заключить соглашение, которое должно было спасти жизни сотням французов.

Во дворе тюрьмы «Френе» шведский генеральный консул Рауль Нордлинг наблюдал, как заключенные выстраивались для переклички. Их было 532, включая трех человек, приговоренных к смерти. Нордлингу пообещали, что на следующий день они будут отпущены.

Нордлинг с нетерпением наблюдал за этой сценой. Дел еще было много. Нужно было навестить еврейских беженцев в Дранси, Роменвильскую тюрьму и лагерь за пределами Парижа, в Компьене. Затем он надеялся остановить поезд, увозивший Пьера Лефошё, Ивонну Панье и еще 2451 человека в Германию.

Дитрих фон Хольтиц попросил карту Парижа. Его рука покружила над ней, после чего толстый палец генерала наугад воткнулся в ее поверхность. «Предположим, — сказал он, вглядываясь в то место, куда попал его палец, — в одного из моих солдат выстрелили здесь, на авеню Опера. Я сожгу все дома в этом квартале и перестреляю всех жителей».

Для достижения этой цели, заверил он своего посетителя, у него достаточно средств. В своем распоряжении он имеет 22 тысячи солдат, в основном СС, сотню «тигров» и 90 самолетов.

Пьер Шарль Теттинже, вишистский мэр Парижа, почувствовал озноб. Сюда его привел анонимный звонок. «Немцы, — предупредил неизвестный, — начали эвакуацию из зданий, прилегающих к парижским мостам. Они собираются их взрывать». Теперь, наблюдая за этим прусским толстяком, столь обыденным голосом угрожающим стереть с лица земли целые районы Парижа, Теттинже мог заметить лишь «мрачную решимость». Он пришел в надежде встретить человека, готового прислушаться к голосу разума; перед ним же был солдафон.

Вновь повернувшись к карте, фон Хольтиц скользнул пальцем вдоль крутых изгибов Сены. «Как офицер, господин Теттинже, вы поймете, — продолжал он, — что я должен принять в Париже некоторые меры. Я считаю своей обязанностью, насколько это возможно, замедлить продвижение союзников».

Сухим хриплым голосом фон Хольтиц уточнил, что он собирается сделать: взорвать городские мосты, электростанции, железные дороги, линии связи.

Оглушенный, Теттинже сидел молча. Этот человек, подумал он, «готовится уничтожить Париж с таким безразличием, будто это деревушка на пересечении дорог где-нибудь на Украине».

Назначенный Виши мэр не питал иллюзий по поводу остававшейся в его руках власти. В это августовское утро он мог сделать лишь одно: попытаться каким-то образом передать этому антипатичному вояке хоть каплю своей привязанности к Парижу. Холодная злость фон Хольтица внезапно и неожиданно дала Теттинже такую возможность. Распираемый эмоциями, коротышка-генерал разразился приступом астматического кашля. Теттинже предложил выйти на балкон, с которого взору открывались скульптуры в саду Тюильри.

Разглядывая простиравшийся вокруг мирный пейзаж, Теттинже нашел аргумент, которого ему не хватало. Внизу, на улице Риволи, проезжавшая на велосипеде хорошенькая девушка в цветастом платье одергивала взметнувшуюся вверх юбку. Чуть дальше, посредине зеленых лужаек Тюильри, будущие мореходы устремляли свои парусники в просторы круглого пруда Ленотра. Через реку в лучах полуденного солнца блестел золотой купол Дома инвалидов, а за ним в безоблачное небо устремлялась Эйфелева башня.

Привлекая внимание к развернувшейся перед ними панораме, Теттинже предпринял отчаянную попытку пробудить чувства в этом казавшемся бесчувственном солдафоне. Слева он указал на серые крылья Лувра, холодным каменным объятием удерживающие внутренние зеленые сады; справа — на безупречную симметрию площади Согласия.

— Генералу, — сказал Теттинже, — приходится чаще уничтожать и реже оберегать. Представьте себе, что однажды вы вновь окажетесь на этом балконе, в качестве туриста, вновь увидите эти памятники нашим восторгам и страданиям и скажете: «Однажды я мог все это уничтожить, но сохранил как подарок человечеству». Генерал, неужели это не стоит всей славы завоевателя?

Фон Хольтиц молчал. Затем повернулся к Теттинже. Теперь его голос стал мягче. «Вы хороший адвокат Парижа, господин Теттинже, — сказал он. — Вы выполнили свой долг. А я, как германский генерал, должен выполнить свой».

25

Легкий летний ветерок доносил визг детей, игравших в саду Тюильри, до балкона отеля «Мёрис», на котором фон Хольтиц, теперь уже в одиночестве, размышлял над словами Пьера Теттинже. Однако долго раздумывать ему не пришлось. Он услышал голос фон Унгера, а затем, прежде чем начальник штаба смог объявить о его приходе, в кабинет ворвался человек в длинном кожаном пальто.

«Фельдмаршал Модель», — объявил фон Унгер. Хольтиц вздрогнул, услышав это имя и увидев перед собой покрытого пылью человека, чью едкую усмешку он так хорошо знал. Что нужно здесь командующему группой армий на Украине? Взмахнув фельдмаршальским жезлом, Вальтер Модель ответил на его молчаливый вопрос. Он прибыл, чтобы заменить фон Клюге на должности главнокомандующего Западным фронтом. У него приказ — удерживать Париж и Сену любой ценой. Он язвительно заметил, что в целом его задача — восстановить порядок в том хаосе, который царил на Западном фронте, то есть сделать то, что действительно уже было необходимо, судя по количеству дезертиров, попадавшихся Моделю на глаза по всей дороге от Меца до Парижа.